Бермуды

–  Что это?
– удивилась та.

–  Скоро лето, - многозначительно подмигивал кум Петру, - это Генкины сандалии. Петро заказал.

Томка с удивлением посмотрела на сияющего Петра. Открыла коробку и после паузы спросила:

–  Ты вообще догадываешься, какой размер у твоего шестилетнего сына? Или ты, идиотина, к его соракалетию готовишься?
– взвизгнула Томка, достав из коробки лыжи сорок пятого размера.
– Да они даже на Сашеньку большие. А ты куда смотрел?
– спросила Томка у кума.

Кум съехал, предъявил Томке лекало, лежащее на дне коробки.

–  Я попросил хорошие детские сандалии и показал след поляку, еще удивился, почему продавец по-дружески меня успокаивал, приговаривая: «Не бойся, нога со временем прекращает расти».

Томка звонко ляпнула Петра сандалем по морде.

–  Нет больше моих сил, - верещала Томка, - ну почему все люди думают серым веществом, а ты коричневым?

Завтрак Петро и кум перенесли в гараж. После второй рюмки Петро вспомнил инцидент с Томкой и спросил кума:

–  Какое коничневое вещество имена в виду эта истеничная дуна?

Кум глазами указал на нижнюю часть его туловища.

–  Жанко, что я сназу не допен, а то б задан бы ей пенцу.

Кум скептически глянул на Петра, но от комментариев воздержался.

Вечером Томка объявила Петру, что устала от него и хочет проведать родню.

Она купила в дорогу коврик сала, забрала Генку, села в общий вагон и уехала. Петро, провожавший ее на вокзале, махал рукой, изображая озабоченность. Его душа ликовала. Впереди Петра ждал месяц свободы.

В первый вечер он так накидался, что перестал выговаривать еще восемь букв. Речь Петра напоминала крик марала в брачный период. Через три дня после отходняка. Петро решил: «Время, отпущенное судьбой, нужно провести так, что бы не было мучительно больно за бесцельно прожитые дни».

Он припахался в своем гараже и через сутки выехал. «Москвич» Петра преобразился. На передних дверях были приклеены надписи CHAMPION. Перед радиатором появились хромированные дуги, украшенные шестью галогеновыми фарами и четырьмя зеркалами заднего вида. На окнах Петро повесил тюль и шторы. Машину опоясывали несколько рядов молдингов. Где только можно, кузов украшали отражатели. Поверх лобового стекла шли бахрома и копейки, в ряд засунутые под резиновые уплотнители. Пластмассовый виноград, улыбавшийся скелет, смешно дергавшийся во время движения, маленькие боксерские перчатки свисали с зеркальца, цепляя ветку, на которой сидели птички. На передней панели он установил два вентилятора - большой перед собой и поменьше - с пассажирской стороны. Свободное пространство занимала полочка для магнитофонных кассет. Вся эта байда мешала смотреть на дорогу, но Петро любил красоту. Передние сидения он задрапировал ковровыми дорожками.

Задние - шкурой медведя с оскалившейся мордой. Причем, морда смотрела в заднее окно, пугая водителей. Рядом с медведем лежали старые игрушки Сашеньки - Буратино, собачка, зайчик, слоник. В потолок Петро вмонтировал четыре динамика и цветомузыку. «Ночью будет эффектно», - думал Петро.

Выезжая из гаража, он встретил Коляныча. Коляныч, восхищенный, обошел машину. Петро с гордостью наблюдал за другом.

–  Куда едем? Телок снимать?
– спросил Коляныч.

–  Там побачим,– неопределенно ответил Петро.

–  Тачку тюнинговал отлично, - похвалил Коляныч, - но изюминки не хватает.

–  В смысне?
– не понял Петро.

–  Пошли ко мне, - предложил Коляныч, - у меня есть лосиные рога, мы их приделаем на капот, и все девки будут твои.

Петро, немного подумав, ответил:

–  Не тнеба, Коняныч, я ж не фнаен.

В двадцать три часа он прибыл на пьяный угол, открыл дверь, из салона доносилось: «Ра-ра Распутин…».

Весь салон мигал разноцветными лампочками.

–  Ану, кнасавицы, поехали пнокатимся!

– пригласил Петро первых пассажиров.

В ответ ему только смеялись и стучали пальцем по виску. Петро постоял минут сорок, но никто не захотел прокатиться. Тогда, разозлившись, Петро подарил городу фразу: «Дикі люди». После этого завел свой хот-род и уехал на Бермуды.

Там он нашел кума, поделился своими невзгодами. Кум пообещал Петру помочь с халтурами. Через пару дней он познакомил Петра с толстым чуваком в засаленном костюме. Толстый чувак печальным голосом попросил перебрать коробку скоростей на его девятке. Договорились о цене. Петро погрузился в работу. В спину его толкала мысль: «Кум колошматит бабки на базарах Югославии и Польши, достраивает дочке двухэтажный дом, а он, Петро, сидит в гараже и сбивает копейки, ковыряясь в чужих машинах».

В назначенный день к гаражу Петра подъехал РАФик, это засаленный толстый чувак приехал за своей тачкой. Он и водила выгрузили четыре грязных мешка и поставили возле входа.

–  Что это?
– спросил Петро.

–  Расчет за ремонт, - печально ответил толстый.
– У меня сейчас напряженка с деньгами. Эквивалент, так сказать. Говяжьи хвосты. Полезный калорийный продукт. Спасибо, до свиданья.

Петро остолбенел, он даже не догадался достать из мешка хвост и засунуть его в жопу засаленному толстому чуваку.

Когда девятка скрылась, Петро поклонился уехавшей машине и ответил: «Пожануста, пниежайте еще, с нетенпением жду. В снедующий наз возьму мочевыми пузынями».

Потом Петро час проклинал кума и толстого засаленного чувака.

Он еле уговорил соседей Виктора Павловича и Павла Викторовича взять по одному мешку с хвостами.

–  Зачем так много?

–  Хонодца наваните, нодственникам наздадите, понезный канонийный пнодукт.

Дома расстроенный Петро освободил холодильник и за- прессовал его хвостами, которые время от времени открывали дверь и просились на свободу. В тот вечер он набухался в одиночестве. На другой день Петро перебрался бухать на Бермуды. Наведывался домой только, чтобы покормить живность. Из алкогольного транса его вывел Коляныч. Он привел другого толстого чувака в дорогом костюме с толстой золотой цепью на шее.

–  Что нужно денать?
– спросил Петро с пьяным равнодушием.

–  Коробку перебрать в моем «мерсе».

–  Чем будете насчитываться? Говяжьими ушами? Хвостами я больше не бену.

Толстый чувак с цепью повернулся к Колянычу и спросил: «Ты же говорил - нормальный человек».

Коляныч внимательно посмотрел на Петра и грозно рявкнул:

–  Ты что, конопли выхватил, Петруша? Машину нужно сделать, понял?

После арии Коляныча с Петра слетело сонное оцепенение, он выпрямился и спросил:

–  Когда пниступать?

Выполнив заказанную работу, Петро, волнуясь, позвонил толстому, побаиваясь предстоящего расчета. Толстый с цепью рассчитался дойче марками. Поблагодарил и уехал. Петро разложил банкноты веером и подумал - это только начало. Вдруг он вспомнил - сегодня осталась некормленой скотина. А завтра приезжают Томка и Генка. Спрятав банкноты, он поплелся домой. Проковырявшись до темноты и устав, сел на кухне, налил себе полстакана, выпил, закусил яблоком. Самогон его сразу цапанул. Петро вспомнил: не только его скотина, но и он сам ничего ни ел. Ему стало жаль себя, он снова налил и выпил. Потом, покачиваясь, подошел к холодильнику, убрал от двери стул и открыл ее. На него хлынули говяжьи хвосты, кроме них, съестного ничего не было. Вдобавок они завонялись и распространяли смрад по всему дому.