Бернадот
Шрифт:
Наконец, план был согласован: Понте-Корво входит в Ютландию с 20—30 тыс. солдат, к ним присоединяется 6-тысячный датский корпус, а принц Кристиан Август с 5-тысячным корпусом осуществляет вторжение на шведскую территорию из Норвегии. Одновременно Дания стала уговаривать Швецию расторгнуть свой союз с Англией и сделала всё возможное для того, чтобы шведы не только помирились с русскими, но и стали их союзниками. Король Густав IV Адольф, однако, заупрямился, и 29 августа 1808 года Копенгаген объявил Стокгольму войну.
5 марта 1808 года первый корпус французской армии пришёл в движение. В авангарде шли бравые испанцы, к концу марта они прошли половину Ютландии и были уже у о-ва Фюн. Зима в том году стояла
Понте-Корво в середине марта с женой и сыном удалось пробраться в Копенгаген. По пути он получил из Парижа приказ не вводить в Данию всю армию, а только одну усиленную дивизию плюс испанцев, а что касается Зеландии, то Париж рекомендовал переправить туда всего лишь 1 французский кавалерийский полк и два пехотных испанских полка. Это коренным образом нарушало всю диспозицию частей и весь порядок спланированной им операции.
В Копенгагене Понте-Корво нашёл тёплый приём, кронпринц Фредерик, ставший к этому времени королём Фредериком VI, уделил ему особое внимание. Впрочем, когда датский король узнал о том, какие приказы получил князь от своего императора, радость тут же пропала и сменилась большим разочарованием. Король стал уговаривать Понте-Корво не обращать внимания на приказ и продолжать выполнять план в том виде, как он был задуман: когда Наполеон узнает, что Большой Бельт проходим сейчас, и не раньше и не позже, он одобрит действия своего маршала и губернатора. Но Понте-Корво уже был не тот, что раньше, да и верховная власть в Париже была другая, так что он ответил королю Фредерику, что нарушать инструкции не имеет права.
В феврале 1808 года русский генерал М.Б. Барклай-де-Толли (1761—1818) приступил к завоеванию Финляндии, и Наполеон отдал приказ Понте-Корво начать вторжение в Швецию. Но время было уже упущено96. Начались весенние паводки, лёд на датских проливах взломался, и в проливе между Зеландией и Фюном появился английский фрегат. Путь через Фюн французам был отрезан, и Бернадоту пришлось менять маршрут. Он двинул свои части на юг через Вордингборг, где его с семьёй посадили на утлую лодку и мимо о-ва Альс переправили прямо в Голштинию, откуда он поспешил сразу в Гамбург.
К этому времени относится первая оценка маршалом положения в Швеции. Он сообщает в Париж, что дворяне недовольны королём Густавом IV Адольфом, в то время как клир ему верен, а городское население симпатизирует идеям французской революции. Шведские же крестьяне необразованы и подвержены любому воздействию. По мнению Бернадота, вторжение французов и датчан в Швецию вызовет непредсказуемые последствия. Оно может вызвать у населения подъём патриотических чувств, разжечь старую ненависть к датчанам и затруднить проведение всей операции.
Похоже, последние указания Парижа окончательно разочаровали маршала-наместника, и большого энтузиазма по поводу высадки в Швеции он уже не испытывал. Вероятно, он уже догадывался, что Наполеон затеял какую-то свою игру, в которой ему было важно демонстрировать свои союзнические обязательства перед Россией, но ничего не предпринимать в их осуществление. Поэтому,
когда 15 марта поступил приказ Бертье об ускорении перехода Бельтских проливов и Эресунда, как это в своё время сделал шведский король Карл X, Бернадот язвительно ответил, что природного феномена, который сопутствовал успеху шведа 150 лет тому назад, в данный момент не наблюдается. Лёд на проливах давно взломался, а в них появились английские фрегаты.Какова же стала судьба вошедшего в Данию «ограниченного контингента» наполеоновских войск? Начнём с испанцев. Во главе 12-тысячного испанского корпуса стоял генерал-лейтенант маркиз де ла Романья, принадлежавший к одному из древних и знатных испанских родов, человек в возрасте около 40 лет, крепко сложенный, незаурядный, умный, образованный и храбрый. Он много путешествовал, учился в Гёттингене, был хорошим математиком, занимался филологией и неплохо знал европейскую литературу. Под маской легкомыслия и юмора скрывалось разочарование испанским королевским двором и его упаднической политикой.
Зиму 1807—1808 годов маркиз провёл в Гамбурге вместе с Понте-Корво. Всё свободное время он проводил в городской библиотеке и рылся в книгах, приводя в недоумение местных жителей загадочностью своей личности и знанием старой немецкой литературы. Как вспоминал один гамбуржец, «Романья, очевидно, имел гордое намерение отличаться испанским благородством и в этом отношении превзойти самого Бернадота». Бернадоту же испанец очень понравился, и они стали большими друзьями97.
12 февраля 1808 года испанцы, предводимые маркизом де ла Романья, выдвинулись к датской границе и миновали Фленсбург. Стояли крепкие морозы, в поле дул пронизывающий до костей сырой ветер, и испанцы жестоко страдали от холода. Во главе полка
Гвадалахара на маленькой лошадке с выражением неимоверного страдания и терпения на лице ехал длинный тощий полковник — настоящий Дон-Кихот, за ним плёлся штаб, солдаты, и весь этот поход со стороны выглядел настоящим донкихотством. Без знания местного языка испанцы постоянно сбивались с пути и с трудом добирались до места отдыха и ночёвки. К тому же испанцы уже знали, что Наполеон с помощью испанского премьер-министра Мануэля Годоя начал делать подкоп под испанского короля98, а потому они жестоко ненавидели Наполеона и продажных испанских политиков, по воле которых они оказались теперь игрушкой в руках французов вдали от своей родины.
К марту испанские части расположились в центре Ютландии, в то время как французы были дислоцированы южнее, в их тылу. На всякий случай. Как только в Испании началось антифранцуз- ское восстание, маркиз принял решение встать на их сторону. Разыгрывая роль преданного союзника французов, он поставил в известность о своём решении вышестоящих начальников и связался с английским адмиралом Китсом. Наполеон и Бертье до последнего момента скрывали перед Бернадотом информацию об истинном положении вещей в Испании и тем самым способствовали его заблуждениям в отношении Романьи.
В середине июля 1808 года маршал получил от генерального полицейского комиссара в Антверпене Бельмара сообщение о том, что Англия планирует оторвать корпус Романьи от французов, и что Романья питает проанглийские настроения. Бернадот, до конца веривший в честность и благородство испанского гранда, ознакомил Романью с письмом Бельмара, и тот решительно отверг все «инсинуации» в свой адрес и полностью оправдался перед своим французским начальником.
В конце июля Бернадот с супругой, со всем штабом и с семьёй Бурьена уехал поправлять своё здоровье в Травемюнде, откуда он 1 августа пожаловался Бертье на нелояльное поведение датской прессы, слишком раздувавшей, по его мнению, непорядки в испанском корпусе. Он писал, что его доброе отношение и доверие к союзникам непременно окажут на них позитивное влияние.