Бернарда

– А нападавшие, получается, ходили туда-сюда, как к себе домой? – спросил Дэлл. – Как такое возможно?

Дрейк недобро усмехнулся и выдержал паузу. На экране появилась фотография мужчины с длинными белыми волосами и шрамом через все лицо.

Неприятный тип. Сердце пропустило один удар – я, кажется, где-то уже видела это лицо. Только где?…

– Вот мы как раз и подошли к объяснению. Андариэль Вейерос – самый опасный объект в этой операции. Глава преступного синдиката Уровня «F», собравший всех преступников под своим крылом. Убийца, стратег-тактик… бывший член отряда специального назначения под руководством Комиссии.

– Что?!

По залу прокатился удивленный шепоток. Дрейк застыл с прищуренными глазами, сложив руки на груди, пережидая реакцию на услышанное. В воздухе витали немые вопросы, замешательство, перемешанное с любопытством. Все, кроме Баала, застывшего с псевдо-равнодушным лицом, начали негромко переговариваться между собой.

По обрывкам фраз я поняла, что нынешний отряд не знал о существовании предшественников, – и новость об этом воспринялась довольно противоречиво. Не обращая внимания на остальных, я тайком вглядывалась в лицо Регносцироса: ровный холодный взгляд на экран, расслабленные кулаки и губы, бьющаяся на шее жилка у кромки черных волос. Казалось, его никак не занимала общая дискуссия, его занимал только портрет блондина с перечерченным шрамом лицом, застывшим на экране.

Ну, конечно! Я вдруг вспомнила. Именно этот тип был изображен на фото над камином в гостиной Баала… Я бросила на него взгляд перед тем, как уйти. Помнится, еще подумала тогда: «А не эту ли женщину, стоявшую между ним и тем самым блондином, звали Ирэной?». Значит, Андариэль… Они, наверное, точно явились из одного мира, раз обзавелись такими именами.

– Дрейк, значит, до нас был другой отряд? – хмурый Аарон Канн тоже рассматривал экс-коллегу со шрамом. – Что с ними произошло?

Вопрос этот очевидно занимал многих, в том числе и меня, потому что говор в кабинете мгновенно стих. Начальник поджал губы, затем выдал кривую и очень неприятную усмешку.

– Они совершили ошибку. Точнее, несколько. За что и поплатились.

На несколько секунд повисла зловещая тишина, а затем начался рассказ, и следующие десять минут перед моими глазами тек красочный и жуткий фильм, рисовавшийся со слов Начальника.

…Они не были ни плохими, ни хорошими – другие двенадцать человек, среди которых когда-то был и Баал Регносцирос. Они были отлично натренированным убивать отрядом специального назначения, сплоченной командой со своим ассасином, тактиком, сенсором, подрывником и прочими специалистами. Со слов Дрейка, тогда специализации каждого члена не уделялось такого пристального внимания, как теперь. В те времена ставка делалась на отличные физические навыки в бою, все остальное прорабатывалось косвенно. И все бы хорошо, свои задачи отряд выполнял исправно, даже более того – выполнял излишне кроваво и жестоко, за что постоянно получал нарекания. В расход шли лишние люди, зачастую страдали невинные, попавшие под горячую руку жертвы.

– Мы пытались сократить их уровень агрессии, но тщетно. Власть кружила головы. Деньги, оружие, едва ли не вседозволенность… Тогда был иной подход со стороны Комиссии, менее жесткий, я бы сказал, что это и привело к плачевному исходу.

Андариэль сразу занял позицию лидера, которую приняли остальные. Все, кроме Баала. Но между этими двумя всегда сохранялся дружеский нейтралитет: как-никак едва ли ни братья с одного мира (в этом я оказалась права). В те далекие времена воспитанием и подготовкой членов занимался Джон Сиблинг. Его слушали, выказывали уважение, но на деле подчинялись исключительно Андариэлю. Жесткий, часто жестокий, сильный, властный, непреклонный и порой беспринципный – он был идеальным эталоном для подражания. Наемники, в ком темная сторона преобладала, чтили его, как бога. Ситуация начинала выходить из-под контроля. На каждом задании допускались проколы, отхождения от планов, ошибки. Укоры от членов Комиссии лишь раззадоривали злость отряда. Андариэлю хотелось больше власти – упреки за самодеятельность и проявленную инициативу казались ему неспособностью оценить выдающиеся таланты «великого ума», попытки урезонить – глупыми рамками, наказания давали диаметрально противоположный эффект, усиливая жажду крови.

– Постепенно его стало невозможно сдерживать. И когда стало ясно, что Андариэля придется отстранить от работы, он поднял остальных на бунт, в результате которого были убиты два представителя Комиссии.

Все притихли. Мои ладони взмокли от волнения.

Неужели кто-то мог решиться поднять руку на людей в форме? Каким глупцом надо было быть? Ведь они – не люди. Они – другая раса, создавшая свой мир и населившая его «нами». Неужели не ясно, что, убив одного, навлечешь на себя вечный гнев остальных? И не тот гнев, когда на тебя покричат, отчитают или даже один раз стукнут по лицу, а настоящий Гнев настоящих Врагов. Видимо, Андариэль был либо слишком самонадеянным субъектом, либо дураком.

Судя по лицам, остальные в этот момент думали то же самое.

Голос Дрейка звучал ровно и сухо, но оттого невероятно зловеще.

– Они должны были быть убиты, но сбежали. Сбежали в единственное место, куда, как они знали, за ними не проследует Комиссия, – на Уровень «F». Что ж… Мы не стали ломать собственные принципы и преследовать в зоне, которой выделили неприкосновенность. Но выделили ее в обмен на невозвращение в нормальный мир. И Вейерос, как теперь выяснилось, нарушил собственную часть договора, отыскав способ «просачивать» своих людей на поверхность. А это в корне меняет дело. Теперь к нему в гости пожалуете вы и полностью зачистите там территорию. Найдете каждого… каждого, – акцентировал на этом слове свою речь Дрейк, – кто причастен к группировке Вейероса, и убьете. Никаких пленных. Никаких переговоров. Никаких компромиссов.

Мужчины молчали. Фото на экране выглядело зловещим, выражение в глазах блондина будто изменилось на едкое, насмешливое и злое. Иллюзия…

– Получается, он мстит нам за то, что мы – действующий отряд? Поэтому он пытался убить Халка и других? – спросил Чейзер, шевельнув плечами, обтянутыми черной рубашкой. Кожаная куртка висела на спинке стула (слишком жаркая для внутреннего помещения).

– Он мстит мне, вам и своим неудавшимся планам. И должен признать, к этому моменту он слишком далеко зашел. Аарон Канн займется разработкой тактических действий. Операция займет не один день. Скорее всего, вам придется несколько раз возвращаться туда, чтобы выкорчевать все сорняки с перерывами на отдых и восстановление сил. Сопротивление будет оказано серьезное; как вы понимаете, противостоять вам будут не мальчики с улицы, а бывшие профессионалы, чьи навыки схожи с вашими собственными. Плюс у врага есть преимущество – сыворотка невидимости, изоморф для клеточной ткани, разработанный бывшим биохимиком-генетиком отряда – Ирэной Валий.

На экране появилась фотография темноволосой брюнетки с холодными глазами. Правильные черты лица, изящные тонкие брови, ярко-красные губы, высокие скулы, чуть презрительный взгляд, копна пышных черных волос поверх белого воротничка халата.

Умна, красива и амбициозна…

Лежащие на коленях пальцы сидящего неподалеку от меня Баала медленно сжались в кулаки.

Зачем я прыгнула за ним?

Из жалости? Поддержать? Что-то сказать?

Но что?

В камине снова горел огонь, горел яростно, сдобренный горой поленьев. В комнате было тепло, пожалуй, слишком, будто ее обитатель отчаянно мерз и все время пытался согреться теплом извне.

– Какого черта тебе опять здесь надо? – прорычал-простонал он без особой, впрочем, злости. Стоял спиной, позвякивая горлышком бутылки о край низкого стакана.

Я прошла и села в знакомое, накрытое темной тряпкой, съехавшей в сторону, кресло. На вопрос отвечать смысла не было: я сама не знала, зачем пришла.

В доме сухо, тихо и пусто. Одиноко. Я подобрала под себя ноги.

Волны горечи сочились из Баала, как гной из вскрытой раны – невидимые, они кругами расходились от него в стороны, проникая в предметы, отравляя воздух, обижая дом, который, как мне показалось, любил хозяина. Только теперь хозяин забыл обо всем, кроме той фотографии, которую изъедал злым взглядом, глотая виски, как воду. Черные волосы повисли сосульками, руки дрожали.

Он больше не спрашивал, зачем я пришла. Горечь, отыскав собеседника против воли, облеклась в слова.

– Я думал: она умерла… Думал… умерла… А вон оно как вышло, – от обреченного смеха у меня сочувственно сжалось сердце. А следующий голосовой раскат заставил подпрыгнуть на месте. – А я ведь предупреждал ее! Но ее привлекала власть, сосредоточенная в руках Андэра. Ему поклонялись, а я стоял в стороне. Я просил, а он приказывал… и она ушла за ним. Ее бы не наказали, не исключили бы, ведь Ирэна не творила те бесчинства, за которые все в конечном итоге поплатились: она любила свои чертовы пробирки и лабораторию больше жизни. Но деньги… Бернарда, кто не любит деньги? Она очень их любила.