Берс в ребро

Интерлюдия 4

Интерлюдия 4

— Здрав будь, Белан Тихомирович, — глава рода Савельевых в пояс поклонился князю, переступив порог его кабинета.

Что-то пишущий за столом худой, как жердь, остроносый блондин с пышными усами и бакенбардами, и гладко выбритым подбородком, оторвавшись от бумаг, кинул грозный взгляд на вошедшего, но тут же расцвел в улыбке, признав в нежданном визитере не раз доказавшего ему верность ближника.

— Да полно те, Артем Любомудрович, к чему между старыми боевыми товарищами весь этот пошлый официоз. Чую, не спроста ты решил навестить меня за час до общего собрания военного совета.

— Батюшка-князь, у меня…

— Артем Любомудрович, ты с порога что ль собрался докладывать? — перебил князь и, по-мальчишечьи легко выскочив из-за стола, зашагал к мнущемуся у двери посетителю.

— Да я коротко хотел…

— Глупости, — князь по-отечески обнял здоровяка Савельева. — У меня от писанины пальцы уже, как деревянные. И твой визит — прекрасный повод для перерыва, — подхватив под локоть визитера, хозяин кабинета повел того на распахнутый балкон, с панорамным видом на стольный град Белгород, улицы которого сейчас, из-за оттока практически всего населения к возвышающимся в отдалении городским стенам, наводили тоску своей гнетущей пустотой и тишиной.

Помимо шикарного вида на опустевший город, на балконе имелись также: пара удобных мягких кресел и десертный столик с вином и фруктами между ними. Усадив гостя в одно из кресел, князь присел на край второго и самолично стал наполнять кубки вином.

— За нашу скорую победу, князь-батюшка! — вскинул принятый из рук князя кубок Артем Любомудрович.

— Да ты, дружище, гляжу, оптимист, — хмыкнул, салютую свои кубком, правитель осажденного города и отпив крохотный глоток, с удовольствием откинулся с кубком в руках на мягкую спинку кресла.

— Ну, что там у тебя? — перешел наконец к делу князь.

— Сын мой, Бориска…

— Это тот герой, что в одиночку рывок саблезуба рискнул остановить? — хмыкнул князь. — Как же, помню-помню удальца. Как его рука?

— Вашими заботами, князь-батюшка удалось сохранить десницу полностью.

— Не гневи Единого, Артем Любомудрович, я-то тут при чем?

— Ну как же… Присланный вами лекарь оказался сущим кудесником. Он буквально собрал руку парню моему из кусков. И сейчас Бориска уже начинает потихоньку ее разрабатывать на арене. А дня через три, волей Единого, глядишь, снова займет свое места в строю на стене.

— Рад за сына твоего, Артем Любомудрович. Вижу: достойный наследник славного рода Савельевых в силу входит.

— Благодарю на добром слове, князь-батюшка.

— Я тебя перебил. Что ты там про сына своего еще хотел сказать?

— Мать он шибко любит, князь-батюшка. А она в родовой вотчине осталась. Волна же орд супостатов-треклятых, как нам теперь доподлинно известно, по всем белгородским вотчинам прокатилась…

— А род Савельевых у нас, что, какой-то особенный? — от мгновенно утратившего радушие княжеского голоса повеяло могильным холодом, и серебренный кубок в его тонких, как у скелета, пальцах вдруг смялся, словно под давлением стальных тисков. — Многие рода близких лишились из-за нашествия нынешнего. Но никто до тебя, Артем Любомудрович, не осмеливался своему князю в упрек это общее горе ставить. — Вместо полетевшего на пол смятого гармошкой кубка, в залитой вином ладони князя будто из воздуха материализовалось двухметровое копье, наконечник которого оказался нацелен в лицо собеседника. — Разочаровал ты меня, товарищ боевой…

— Батюшка-князь! Благодетель! Ты не так все понял! — запричитал повалившийся с кресла на колени Артем Любомудрович. — Молю, дай до конца договорить! И, Единым клянусь, ты поймешь, что о совсем ином поведать я хотел.

— Заинтриговал, — хмыкнул князь, чуть отодвигая сверкающий наконечник от глаз Савельева. — Дозволяю. Продолжай.

— Поскольку, из-за ранения, от ратного дела временно Бариска мой был отстранен, и у него появилось законный допуск к главному алтарю, сын, во время ежедневных оздоровительных процедур на алтаре, отчаянно пытался связаться с матерью через технику Зеркальный глаз, амулет с которой паршивец без спросу стащил из моего сундука. Как я уже говорил, он чересчур сильно привязан к своей матери…

— А сразу с этого начать не мог, — раздраженно перебил князь, развеивая системный предмет. — Кубок отличный на пустом месте из-за тебя испортить пришлось, и вино все из него зазря разлил.

— Дык я ж…

— Дык я ж… — передразнил собеседника князь. — До седых волос в бороде дожил, а докладывать толком князю так и не научился. Я ж в измене лютой товарища временем проверенного едва было не уличил… Да сядь ты уже обратно в кресло, Артем Любомудрович. И продолжай. Ведь не из-за пустых попыток сына связаться матерью ты ко мне в неурочный час пожаловал.

— Истинно так, благодетель, — закивал глава рода Савельевых, перемещаясь с пола обратно на кресло и с благодарностью принимая от князя новый кубок с вином, взамен первому, улетевшему куда-то за кресло, при падении на колени.

— Две недели у него ничего не выходило, — продолжил доклад Артем Любомудрович, промочив горло добрым глотком из кубка, — оно и понятно, оскверненные тварями алтари за переделами стольного града попросту не могли принять сигнал чистой техники Единого. Однако, сегодня утром у Бориски нежданно-негаданно вдруг получилось связаться с матерью. О чем, разыскавший меня тут же сын, мне и поведал.

— Так-так, интересно, — улыбнулся князь. — Но ты ведь, прежде чем отправиться ко мне с докладом, удостоверился в исправной работе техники Глаза лично?

— Конечно, князь-батюшка. И от Стефании Власовны — это жена моя — узнал, что очищением от скверны главного родового алтаря мы обязаны моему старшему — Дениске.

— Да что ты говоришь? — беззвучно хлопнул в ладоши князь. — А мне говорили: будто первенец твой здоровьем дюже не вышел. И так слаб, что с кровати, без посторонней помощи, подняться не может.

— До недавнего времени все так и было, — закивал Артем Любомудрович. — Но волею Единого на наш род снизошла Его благодать, и Денис за одну ночь вдруг полностью исцелился от врожденного недуга.

— Ишь ты, прям-таки Единого благодать? — прищурился князь.

— Меня самого в ту ночь дома не было, — отвел глаза глава рода Савельевых. — Но Стефания Власовна заверила…

— Ладно, не суть, — отмахнулся князь. — Закрою на твои темные делишки, товарищ боевой, глаза. ПОКА закрою… Значит, Дениска твой за ночь выздоровел. Кстати, а когда благодать-то на него снизошла?

— Примерно три месяца назад.

— Так-так. Очень интересно. Что же это у нас получается — поправь меня, если что-то скажу не так. Твой сын Денис, три месяца назад был овощем, то бишь игроком, с нулевым уровнем развития и нулем во всех физических показателях, и по прошествии всего трех месяцев он теперь вдруг оказывается способным избавить от скверны изнанки захваченный супостатами алтарь?

— По факту все так, — понурил взор Артем Любомудрович, вдруг осознавший, что попытка завоевать важной новостью еще большее расположения князя, оборачивается теперь полным разоблачением его темных делишек. С другой стороны, эта выскочившая из-под контроля ситуации с Денисом все одно рано или поздно дошла бы до князя, и, если б информация пришла к князю от его соглядатаев, хоть как-то оправдаться у старшего Савельева тогда вообще не было бы ни единого шанса. Сейчас же, важная новость, ставшая последствием неудачных теневых махинаций Артема Любомудровича, возможно чуть пригасит гнев князя на проделки подданного.