Берсеркер. Сборник. Книги 1-11

Ник мог бы сказать нечто потрясающее о деталях, подробностях того, как он создавал облик Дженевьев.

Но с леди уже было довольно.

Она резко прервала рассказ Хоксмура требованием, чтобы он немедленно начал ее возвращение в органическое тело.

– Ник, я понимаю, что вашей целью того... что вы сделали... являлось спасение моей жизни. И вам удалось. Всей душой благодарна.

– Моя леди, это было единственное, что...

– Но я ведь не смогу жить бесконечно вот так, без настоящего человеческого тела. Сколько времени потребуется на реставрацию?

Николас страшно боялся этого момента в беседах.

– Моя леди, не могу даже высказать словами моего сожаления. Но то, о чем просите... Ну, я просто не мог найти способа, чтобы это выполнить...

Они повернули за угловую колонну и остановились в южном трансепте Аббатства, рядом с тем местом, которое, как узнал Хоксмур, должно называться Угол поэтов — в честь мастеров искусств. Они или похоронены, или увековечены здесь.

Но леди Дженевьев не интересовала сейчас ни поэзия, ни архитектура.

Она подняла глаза и осмотрелась так, словно ее воображаемые глаза могли рассмотреть сквозь виртуальный мир камней и стекла более грубую, лежащую в глубине материю, составляющую реальный металлический мир.

Дженевьев с прежней требовательностью к Нику:

– Где мы сейчас на самом деле?

– По определенным причинам, леди Дженевьев, или Дженни, если я все еще могу вас так называть, мы сейчас, как я уже пытался объяснить, на борту яхты вашего мужа, на “Фантоме”. Но Дирак не имеет ни малейшего представления, что вы здесь.

– Он даже не подозревает?

Дженевьев была буквально шокирована.

Но Николас почувствовал в реакции леди и долю надежды.

– Я-то думала, что вы все это делали по его приказу.

Нику никогда не приходило в голову, что у нее может появиться такое подозрение. Он сказал:

– Я сейчас объяснюсь. Но будьте уверены, что у премьера Дирака не может быть ни малейшего подозрения, что вы выжили в такой форме. Он просто думает, что вы мертвы, убиты вместе с другими на борту курьера, когда произошел взрыв.

– Значит, вы ему не сказали? К огромному облегчению Ника, в этих словах было больше расчета, чем обвинения. Успокоил ее:

– Я никому не сказал.

– Почему?

– Почему я не сказал вашему мужу? — Хоксмур вдруг ощутил некоторую нервозность и неуверенность, Есть причины. Я не собирался извиняться за свое поведение, но вы непременно заслуживаете объяснения.

– Ну?

– Да. Когда мы встретились первый раз, Дженни... Я имею в виду, первый раз, когда вы смотрели на меня и отвечали мне... там, в той большой лаборатории на борту биоисследовательской станции, когда не было даже намека на нападение берсеркера. У меня сложилось впечатление, что вы глубоко несчастная. Я был не прав?

Она колебалась.

Николас повторил:

– Я был не прав?

Она смотрела на один из мраморных монументов за деревянными перегородками с античной надписью, вырезанную на дереве. Хоксмур мог бы поведать Дженевьев очаровательную историю этого мемориала, если бы ей было интересно узнать. Но леди просто смотрела, думая о другом. Наконец, произнесла:

– Нет. Нет, Ник! Думаю, что вы правы.

Я знал это! И вы подтвердили, что боитесь своего мужа. Я тоже жил с ним в определенном смысле, только очень короткое время, видите ли. Знаю, как и вы, что наш премьер — не очень приятный человек в Галактике, чтобы с ним всегда ладить.

Дженевьев мрачно улыбнулась:

– Да...

Хоксмур продолжал:

– Я и премьер иногда... ну, не всегда все хорошо между нами, моим создателем и мной. И снова, снова его излияния:

– Видите ли, Дженни, во-первых, когда я вытаскивал вас из курьера, переносил в медицинский отсек, то решил, что запись вашего мозга — единственный способ спасения. И тогда у меня не было мысли сохранять ваше спасение в секрете. Не было никакого обдуманного плана. А потом... перед тем, как сообщить миру, что вы спасены, лучше убедиться, что вы прошли через процесс записывания в хорошей форме. Это, позвольте уверить вас, сущая правда.

– А потом?

– Что ж, я решил дать вам понять, что у вас есть право выбора.

Ник буквально взорвался.

– То есть право выбирать: вернуться к нему обратно или нет!

– Вернуться к нему? — Дженни была оглушена и ничего не понимала.

Затем в ее глазах появилась безумная надежда:

– Вы, Ник, хотели сказать, что... способны восстановить мое тело?

– Я? Нет. Кажется, я уже объяснил, что не могу это выполнить. Никто не может. Ваше тело было полностью разрушено.

– Тогда... как я смогу вернуться к нему? Что вы хотели сказать этим? Как я могу вернуться к кому-то в таком состоянии?

– Думаю, что единственный реальный способ, которым вы можете воспользоваться, чтобы вернуться к нему, произнес Ник сдержанным тоном,— поговорить с Дираком с экрана. Или встретиться с ним, как мы с вами.

– Увидеться с ним в нереальном мире, подобно этому? Или взглянуть на него с экрана? Какая польза? Леди снова стала терять разум,

– Мужчине, который женился на мне, чтобы дать начало династии, какая польза увидеть нереальную женщину? В мире политики быть женатым на электронном призраке ничего не значит, совершенно ничего! Нет, мой муж никогда не узнает, что случилось со мной. Во всяком случае, пока вы не вернете меня в реальную жизнь. Нет, мой муж не должен видеть меня такой! Он может...

Леди не закончила предложение, будто побоялась это сделать.

– Конечно, есть альтернатива,— сказал Ник, немного помолчав, у него росло чувство отчаяния.— Думаю, прекрасная альтернатива. Она состоит в том, что я и вы... что мы сможем жить вместе. Возможно, с другими, подобными нам...

Леди передернуло:

– Подобные нам? То есть, неживыми? Программами, образами жить?

– Это разные формы жизни. Но мы...

– Жизни? Разве это жизнь? У меня должно быть тело.

Дженевьев почти кричала, размахивая своими воображаемыми руками:

– Кожа, кровь, кости, пол, мускулы! Вы можете мне дать это?

Хоксмур снова прилагал все усилия, чтобы объяснить дело. Но леди не интересовали детали. Она даже не хотела слышать о том, что ей не возможно вернуть тело.

И желала, чтобы Николас совершил это во что бы то ни стало.

Но в то же время — и это уже было достижением, которое вселяло в Ника надежду — Дженевьев не хотела, чтобы Хоксмур оставлял ее одну. Она даже жаловалась, что когда Николас уходил, ей в Аббатстве было мучительно тяжело.