Бертран из Лангедока
Шрифт:
Эмерьо сказал:
– Я помогу ему.
И вытащил из-за пазухи маленький арбалет – аркабалисту. Бертран прижался к стене возле осевшей башни. Глянул на темное пятно у ног – на убитого. Если бы Константин не поспешил восстановить стену, которую сам же и разбил, не пришлось бы сейчас никого убивать.
Медленно, со скрежетом, поднялась решетка. Бертран сбил замки, снял перекладины и, торопясь, как обычный крестьянин, открывающий загон для скота, отворил обе створки ворот.
И тотчас же с криком и визгом ворвались в раскрытые ворота, под поднятую решетку наемники Хауберта-Кольчужки.
Константинова стража почти не сопротивлялась. Двоих застрелил из своей аркабалисты Эмерьо, еще одного зарубил с коня Хауберт, прочие разбежались – да и было-то их всего ничего.
Грохоча по каменным ступеням, поднялся в башню Бертран де Борн, следом – Эмерьо и Хауберт, позади – десяток брабантцев, один другого отвратительнее. Ворвались в опочивальню, расшвыряв прислугу.
Константин, полностью одетый и вооруженный, стоял на пороге, ожидая брата.
Так встали друг против друга, освещенные факелами: похожие между собою в полумраке настолько, что впору одного принять за другого.
И сказал Константин своему вероломному брату:
– Что же ты наделал, брат!
А Бертран засмеялся:
– Я взял то, что давно хотел взять.
Константин сказал:
– Богом тебя заклинаю, Бертран, не отягчай свою совесть.
Но Бертран так ответил ему:
– Забирай жену и сына и уходи, Константин. Уходи навсегда. Никогда больше Аутафорт не будет твоим, ибо владение это тебе не по зубам.
А домна Агнес, до сей поры не заметная, выступила вперед. Никогда еще не была она так хороша, как в этот миг последнего унижения. О, если бы Богородица могла в ярость прийти – тогда домна Агнес была бы на нее похожа!
Волосы, безупречной волной на плечи спадающие, будто загорелись рыжим пламенем – впору лучину подносить, вспыхнет.
И сказал домне Агнес восхищенный Бертран де Борн – открыто, ничуть брата своего не стесняясь:
– Почему я не мог жениться на вас, домна Агнес!
А домна Агнес только одно и промолвила:
– Я ухожу.
И прошла – наемники расступились, Константин посторонился. Бертран же глядел ей вслед, приоткрыв рот. Кажется, еще немного – и бросится за нею следом, позабыв обо всем.
Тут лучник Эмерьо схватил Бертрана за плечо, толкнул посильнее, так что Бертран едва на разоренную постель своего брата не плюхнулся. И тотчас же в то место, где только что стоял Бертран, нож вонзился.
Бертран приподнялся, на нож поглядел, на Эмерьо взгляд перевел. Эмерьо плечами пожал и бросил Бертрану:
– На прекрасных дам потом глаза таращить будете, мессен.
А Хауберт уже тащил дядьку Рено, скрутив того немилосердно. Старый солдат злился, рычал, отлягивался, да только от Хауберта так просто не отделаешься. Хоть брюхом толст и с виду мягок, а на деле – хуже бревна таранного.
Одолел Хауберт Рено играючи, на пол повалил, за ножом полез, чтобы жизни старика лишить. Бертран же сказал:
– Не надо.
Рено взвыл от злобы, едва зубы, какие еще оставались, в мелкую крошку не
искрошил – так челюсти стиснул.– Ведь он же убить вас хотел, мессен, – напомнил Хауберт, несколько озадаченный.
– Ну и пусть, – молвил Бертран.
Хауберт на него, как на больного, посмотрел.
А Бертран сказал:
– Свяжи его хорошенько. – И гаркнул в темноту наугад: – Ханнес!
Ханнес тотчас отозвался из мрака (он на лестнице стоял, в опочивальню не поднялся):
– Здесь я!
– На дворе я навозную кучу приметил, за конюшней.
– Была, – согласился Ханнес.
– Отведи туда старика и дай ему пять ударов доброго кнута. Да смотри, до смерти не забей. Потом выведи за ворота, и пусть уходит, куда хочет.
Рено от унижения заплакал, таясь, кусая губы. Хауберт спихнул его с рук на руки Ханнесу, после чего возвратился к Бертрану.
Бертран лицо потер, на брата взгляд перевел. Константина держали за руки двое брабантцев – будто распинать его вот-вот потащат. Лицо у Константина растерянное, в красных пятнах. Взгляд Бертранов поймал, прошептал:
– Что вы делаете, брат? Опомнитесь!
Бертран велел наемникам:
– Отпустите его, только оружие не отдавайте.
Те Константина выпустили.
Бертран шагнул к нему навстречу, опущенный меч в руке держа. Потом вдруг резко мечом дернул – Константин поневоле отпрянул.
Бертран засмеялся.
– Что стоите? – сказал он младшему брату. – Бегите, догоняйте жену! Не хотите же вы потерять Агнес де ла Тур, как потеряли ее приданое?
Константин хрипло спросил:
– Где Гольфье?
– Цел и невредим. Небось, возле дядьки Рено трется и ревет.
– Нет уж, – сказал Константин. – Мой сын никогда не плачет.
– В меня пошел, – хмыкнул Бертран. – Вы-то всегда были плаксой… Ну, идите, идите. Бегите к Адемару, похнычьте у него на плече. Может, опять вам войска в помощь пришлет, чтобы меня отсюда выкурить.
– Я ненавижу тебя, – проговорил Константин.
Бертран наконец подошел к нему вплотную, тронул за плечо и слегка подтолкнул к лестнице.
– Вот и хорошо, – сказал он. – Ступайте, ступайте.
Проснувшись от странного шума, девочка Эмелина спросила:
– Почему так темно? Еще ночь?
– Ночь, – отозвалась служанка.
– Я ничего не вижу, – пожаловалась Эмелина. – Зажги факел.
– Боязно, – сказала служанка.
Дочка Бертрана прогневалась.
– Зажги! – повторила она. – Почему все шумят, если ночь?
Зажигая факел, служанка ответила:
– Ваш батюшка опять предал господина-то нашего. Нанес ему удар в спину, покудова тот спал и о худом не грезил.
Эмелина в кровати завозилась, вскочила, в необъятной рубахе путаясь.
– Батюшка опять Аутафорт захватил? – переспросила она. – Война?
– Война не война, – рассудительно сказала служанка, – а вот вам, моя госпожа, лучше бы поспать.
– Нет уж, я хочу посмотреть! А что батюшка сделал со своим братом?
– Выгнал, небось. Не убил же. Родная все же кровь…
– А госпожа Агнес?
– Госпожа Агнес вашему батюшке в рожу наплевала и сама ушла, – сообщила служанка. – Ох, опять все большой кровью кончится…