Берзарин

Типпфройляйн Эрна сказала прибывшим сюда офицерам разведки штаба нашего 9-го корпуса, что тут где-то должны находиться Мартин Борман, генерал Монке, шофер фюрера Кемпке, хирург Штумфергер. Что это, бред? А может быть, и не бред?

Размазывая по лицу кровь и слезы, Эрна несколько раз повторила имя Бормана, ближайшего соратника Гитлера, начальника партийной канцелярии НСДАП. По ее словам, Борман уже здесь, на Инвалиденштрассе, принял яд.

— Где, где они? — тормошил Эрну переводчик из разведки. Но она вся дрожала и действительно бредила. Однако из невнятных фраз можно было понять, что эти люди сидели в броневике. Но сейчас? Броневик и танк — это уже груда искореженного металла. А над танком еще поднимался дымок, эту машину доконали трофейные фаустпатроны.

Обер-ефрейтора и типпфройляйн заботливо уложили на носилки, словно это были античные знатные римлянин и римлянка. Корпусные разведчики увезли их к себе. Проводная связь с Боровковым работала плохо, и Артемов многократно повторял свое требование погасить очаг, вывезти в медпункт всё, что еще подает признаки жизни.

— Пленных нет больше, — повторял голос с Инвалиденштрассе. Да их уже и не могло быть. Металл и взрывчатка превратили живую плоть в кровавое месиво.

Всё вокруг утихло. В подвалах близ артемовского КП, где разместилась санитарная рота, врачебный персонал, медсестры и санитары колдовали над ранеными бойцами и офицерами. Неподалеку был пункт, где такую же помощь оказывали раненым немцам. А штабистов потрясла страшная весть: в схватке с прорвавшимися из фюрербункера немцами пали смертью храбрых заместитель командира батальона капитан Кошурников, командир стрелковой роты лейтенант Личугин, помкомвзвода сержант Терехов… А ведь это произошло на рассвете 2 мая! После того как уже было объявлено о прекращении огня, о падении Берлина.

Следует отметить, что тогда Бормана, так сказать, правой руки фюрера, нигде не обнаружили. Обезображенных, обгоревших трупов было немало. Конкретно персоной видного фашистского функционера по-настоящему никто не занимался.

Однако до сведения любознательных довожу, что почти на протяжении четверти века о судьбе Бормана ходили лишь разного рода толки и пересуды. Были и всезнайки, уверявшие, что Борман улизнул из Германии и живет в Латинской Америке. Такая версия не нашла подтверждения. И только в апреле 1973 года в Берлине, на Инвалиденштрассе, при строительных работах обратили внимание на выброшенные с грунтом человеческие скелетные фрагменты. Судебно-криминальная экспертиза сделала вывод, что найдено захоронение Мартина Бормана. Домыслы и спекуляции прекратились. Генеральная прокуратура Франкфурта-на-Майне, рассмотрев материалы по эксгумации и разного рода свидетельства, определила: в 1945 году у моста Хандкруг был погребен Мартин Борман. Он юридически был признан мертвым.

Хозяева Берлина — генерал Берзарин и его 5-я ударная

Все стволы нашего полка стрельбу прекратили. И противник наш умолк, понадобилось некоторое время, чтобы люди, особенно те, кто сам вел огонь, пришли в себя. Тишина воспринималась по-особенному. Она казалась нереальной. Ее предстояло еще осмыслить. На Вильгельмплац оказалось многолюдно. Шли черные толпы немцев, мужчин зрелого возраста. Нашлось место, к которому они подходили и бросали свое оружие. В моем мозгу запечатлелись почему-то мужчины в гражданской одежде, бросающие автоматы в общую кучу. И уходящие в том направлении, которое им указали.

Накрапывал дождь. Мертвые глазницы окон, стены рейхсканцелярии прикрывал то ли туман, то ли дым. Чуть дальше та же картина — рослые здоровые люди с мертвенно-безразличными лицами и гора оружия. Их никто не конвоирует, они идут туда, куда их вели провожающие. Но толпа эта в пути самоорганизовывалась. Вслед за другими я, спотыкаясь о неровности у воронок, ям, натолкнулся на санитаров с ранеными, добрался до стен дворца. Людей много, движение хаотическое. На первом этаже, в заполненном солдатами коридоре, незнакомый офицер в чине полковника выкрикивал какие-то слова. Догадался я — этот здесь старший. Это — комендант. Он обратил внимание на меня — я был в черной кожаной куртке с погонами кавалериста (так меня обрядил наш снабженец, майор Косяк). Полковник подумал, очевидно, что я из Смерша — у них погоны окантовывались голубым цветом — чуть посветлее, чем у кавалеристов. Крикнул мне:

— Капитан! Убирайте всех! Убирайте всех!

Я не стал «убирать всех», а решил убраться сам. На выходе из развалин этого страшного объекта увидел командира 3-го батальона нашего полка Михаила Гершгорина, он и его бойцы бились на втором этаже здания. Но и их оттуда выдворили контрразведчики. Увидели мы и покидавшего здание командира полка Сергея Артемова. Нам тут делать нечего. Понимали: вот-вот появятся чины НКВД, прокуратуры, военного трибунала, толмачи-переводчики, корреспонденты, кинооператоры… Эта публика не заставит себя долго ждать. Теперь-то стрельбы нет! «И мы пахали!»

Тому полковнику в роли хозяина, коменданта, тоже не сладко. Надо оттеснить нормальных людей. И надо ждать начальство…

Через это многолюдье я вернулся во двор, где располагался командный наш пункт, наш пункт связи. По дороге услышал звуки громкоговорителя. Неподалеку остановилась машина с армейской радиоустановкой. Остановился и я, прислушался. Различил голос командарма Берзарина: четкие, рубленые фразы первомайского приветствия.

И еще передавалось сообщение Советского информбюро. В нем говорилось:

«Войска 1-го Белорусского фронта при содействии войск 1-го Украинского фронта после упорных уличных боев завершили разгром берлинской группы войск и сегодня, 2 мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлином — центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии.

Берлинский гарнизон, оборонявший город, 2 мая в 15 часов прекратил сопротивление, сложил оружие и сдался в плен».

Пробираясь к пункту связи, я миновал гору бытового мусора, хлама, щебенки. На куче увидел образец скульптурного искусства. Бюстик, голова. Образ узнаваем — да, это он, фюрер. Статуэтка отлита из черного металла. В чугунных глазницах блестела влага.

Мне показалось, что это человеческие слезы. Фюрера уже не было в живых. Но, подумалось мне тогда, Всевышний дал чугунному образу слезы раскаяния.

Видимо, от нервного перенапряжения, напомнили о себе мои старые раны. Поэтому на пункте связи я отказался от участия в трапезе. Тогда наш полковой почтальон принес мне свежий номер центральной газеты «Красная звезда». И я очень удивился, что на ее страницах засветилось имя начальника Берлинского гарнизона и коменданта Николая Эрастовича Берзарина. Раньше здесь мелькал довольно узкий круг генеральских имен. Корреспондент «Красной звезды» перед Первомайским праздником из Москвы по телефону беседовал с нашим командармом. И это обширное интервью поместила газета.

В душе моей появился просвет. Наступает время новое, неведомое.

Автографы на стенах рейхстага

Части нашей 5-й ударной армии во второй половине дня 2 мая встретились с воинами 3-й ударной армии, наступавшей нам навстречу.

Сокрушив мощные рубежи обороны гитлеровцев, 3-я ударная наступала к центру города через Маобит и Тиргартен и в конце апреля оказалась на подступах к рейхстагу. Завязался бой с немецким гарнизоном, оборонявшим здание, где до 1933 года заседал парламент Германского государства. В 1933 году здесь возник пожар, и с той поры оно пустовало. Сейчас у рейхстага бой вели в основном части 150-й Идрицкой стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор В. М. Шатилов. В дивизии, в 656-м стрелковом полку, в батальоне капитана С. А. Неустроева находилось Знамя Победы. Это было знамя под номером шесть.

В ходе кровопролитного боя в здание рейхстага первыми ворвались со своими бойцами комбат капитан С. А. Неустроев, взвод лейтенанта Р. Кошкарбаева, отделения сержанта М. А. Егорова и младшего сержанта М. В. Кантарии. Они несли знамя номер шесть, которому и суждено было быть водруженным над куполом рейхстага.

Как мне представляется, военный совет 3-й ударной армии, обсуждая вопрос о поощрении участников штурма рейхстага, руководствовался следующими соображениями. Звания Героя Советского Союза должны быть удостоены знаменосец, комбат Неустроев, его ассистенты — Егоров и Кантария. В случае выбытия из строя одного из ассистентов его заменил бы Рахимжан Кошкарбаев. Резервный ассистент Кошкарбаев достоин награждения орденом Красного Знамени. В штурме участвовали сотни героев. Каждый получил ту или иную награду.