Бес
Шрифт:
Лес чует чужака.
Илья что-то слышал по поводу чужеродных экосистем: пораженные из одного источника, единым изуродованным куском ДНК, они могут вести себя как некая однородная масса, не разделяющаяся на растения и животных. Даже название у этого явления есть, как же его? Вроде бы, гештальт-организм, или что-то в этом роде…
Дэвид замер, прислушался, припал щекой к прикладу карабина – как спортсмен, готовый открыть огонь по «тарелочкам», – и исчез в зарослях.
Наступила тишина. Бойцы смотрели в сторону сине-зеленой каши напряженно, руководитель группы – с тревогой. Ждать пришлось недолго. Растительность заволновалась, из сине-зеленой глубины
И тут же, отдирая от себя навязчиво прилипшие побеги сельвы, вышел Дэвид – он волок за ногу какую-то уродливую тварь размером с молодого оленя. Оказавшись рядом, бросил ее и брезгливо вытер платком руки. Бойцы уставились на добычу проводника. Один не выдержал – его шумно вырвало.
– То, что просили, профессор, – насмешливо сказал Дэвид, отбрасывая платок. – Еще живое.
– Да-да… – пробормотал Ван Дер Мерден, бросаясь к отвратительно дергающемуся организму. Иначе трудно было назвать этот гибрид насекомого и лягушки. Зубастая пасть, дополненная боковыми жвалами и обвисшее мешковатое брюхо намекали на то, что мутант способен сожрать жертву, превосходящую его по размерам. Ничего похожего на глаза не было, зато имелись четыре дополнительные лапки под брюхом – как у личинки майского жука. Ученого же отнюдь не смущал внешний вид твари. В его руке уже было устройство – с пистолетной рукоятью, несколькими рычажками на месте спускового крючка и гибким, извивающимся, как змея, «стволом».
– Ввожу зонд, – отчетливо произнес ученый. Все его действия фиксировались на видео – микрокамера была зафиксирована на дужке очков. – Беру образцы… Головной нервный узел… Спинной мозг… Печень…
Запечатанные колбы с образцами тканей укладывались в пластиковый контейнер. Ван Дер Мерден был возбужден и доволен. Илья невольно позавидовал такому энтузиазму. Да еще подумал, что многие из них, научников, небось, прыгали от радости, когда началась Пандемия. Это же сколько статей можно настрочить, диссертаций защитить!
Пока мы все не передохнем…
За первым заходом в чащу последовал второй и третий. Последнюю тушу проводник уже не смог вытащить самостоятельно – пришлось подключиться морпехам. Превозмогая рвотные позывы, выволокли бесформенную, похожую на гигантскую личинку тварь, и руководитель аж застонал от удовольствия. Пока он потрошил монстра, Никитин нервно курил. Илья поглядел на него хмуро – и тоже попросил сигарету: вред от курения вдруг показался ему смехотворным.
– Стоп, а где Бойко? – Никитин замер, щелчком отправил окурок в сторону.
– Только что здесь стоял… – севшим голосом сказал один морпехов, озираясь. – Вот, огнемет его… Может, отлить отошел?
– Какое, нахрен… – побледнев и сжав кулаки, выдохнул Никитин.
И тут же из-за здоровенного булыжника по соседству послышались крики и короткие очереди. Только сейчас стало заметно: проклятый «лесок» за несколько минут умудрился подползти практически вплотную к группе. Глаза отказывались верить происходящему: как извивается под ногами «ползучая сельва», и по ней, как по маслу, неторопливо скользит участок леса с молодыми соснами и поваленными стволами, с кустарником, корягами и пнями…
Тут же, присмотревшись, Илья с ужасом понял, что никакие это не сосны и не кусты, а здоровенные отростки все той же ползучей живой массы, принявшей привычную человеку форму. И в ней, наполовину втянутый в пульсирующий «древесный ствол», судорожно сжимая рукоять автомата, корчится от боли пропавший боец.
– Держись, Бойко,
мы тебя вытащим! – заорал Никитин, бросаясь вперед.Его опередила пуля, оборвавшая мучения парня. Никитин бешено глянул назад. Дэвид опустил карабин и спокойно сказал:
– Он был обречен. Теперь надо остановить сельву.
Его поняли без лишних объяснений. Получившая такую кормежку сельва сама уже не остановится. Она будет ползти по свежему следу, пока не доберется до лагеря или изрыгнет вслед людям своих гнусных обитателей. А потому морпехи молча вскинули толстые стволы огнеметов.
Жирные струи пламени лизнули живую, колышащуюся стену. Фальшивый лес брызнул грязными каплями и стал опадать, судорожно отползая и втягивая в себя отростки ползучей сельвы. Никитин, выпустив в потрепанные псевдозаросли пять гранат с отравляющей начинкой, приказал:
– Заканчивайте, доктор. Уходим!
В лагерь вернулись с заходом солнца. Заждавшиеся ученые прыгали вокруг контейнеров с образцами, как папуасы вокруг сундука со стеклянными бусами. Контейнеры мгновенно исчезли в глубине лабораторных палаток. Сейчас спецы начнут перемалывать в фарш и разлагать на молекулы образцы тканей в надежде добыть заветный «изначальный мутаген». Морпехам же ничего не остается, кроме как помянуть погибшего товарища.
Они сидели вдвоем на длинном оружейном ящике, пялясь на подсвеченные луной горы.
– Первый… – хлебнув из фляги, хрипло сказал Никитин.
Не стоило этого говорить. Никогда так говорить не стоит. Но сейчас и Илья ощутил какую-то удушающую безысходность. Он никак не мог объяснить себе, что именно пугает его, крутого бойца, который не боится ни бога, ни дьявола, которого по определению нельзя назвать трусом. А потому он взял фляжку из рук Никитина и сделал хороший глоток. Это тоже было лишнее. Но гнусно давил страх.
И тут Илья понял.
Страх шел не изнутри. Не его это страх. Что-то давило на него снаружи, нечто, что было способно коснуться его нервов невидимыми холодными лапами.
– Пойду, посты проверю, – пробормотал Илья.
– Зачем? – бесцветно отозвался Никитин. Видно, и его гложет что-то, к чему не готовили в училище.
Илья в ответ лишь скрипнул зубами и направился к периметру. Поравнялся с бойцом, охранявшим участок. Тот вытянулся в готовности доложить по форме – но лейтенант прошел мимо.
Он шагал вдоль невидимой смертоносной линии, слыша, как недобро урчат защитные генераторы, и размышляя, что толку от них, что могут они противопоставить мощи тьмы, которая давит со всех сторон, высасывая из тела жизнь и саму душу? На этой земле нет больше места людям. Это чужая земля, земля новой жизни, которую и жизнью-то назвать нельзя, так как порождена она болью, разложением, болезненным распадом. И эта мертворожденная жизнь тоже сгинет, утянув за собой своих ненавистных создателей. Но мы же люди, мы отличаемся от всех этих тварей тем, что у нас есть свобода воли. Мы уйдем сами. Уйдем, громко хлопнув дверью…
Илья не помнил, когда он успел достать из кобуры пистолет. Завороженно глядя на оружие, он медленно поднес ствол к виску, коснулся спускового крючка.
И увидел во тьме жуткий, неподвижный взгляд. Взгляд был сам по себе – без тела, без разума. Один только излучающий ужас взор. Илья заставил себя улыбнуться. Получился болезненный оскал. Ничего, сейчас мы посмотрим…
Он вдавил спусковой крючок.
Осечка.
Опустил оружие, передернул затвор, вскинул руку, уперев ствол в подбородок… и кубарем полетел на пыльные камни.