Бесценный мальчик

Моя клиентка сама открыла дверь – в домашнем мятом платье, с лицом, распухшим от слез, она уже не производила впечатления железной леди, за два дня она состарилась лет на десять. Щеки ввалились, плечи поникли, а под глазами залегли черные тени.

– Проходите. Я видела, вы звонили, но сил нет совершенно. Мама уехала в деревню, боюсь ей звонить, у нее слабое сердце, и такая новость может ее погубить. И про Адама никаких новостей, в прокуратуре, в полиции разводят руками.

Женщина опустилась на пуфик в прихожей и разрыдалась. Из комнаты показалась знакомая голова в кудряшках – Женевьева:

– Ах, Евгения, добрый день. Хотя звучит это в нынешних обстоятельствах крайне неуместно. Вот зашла к Елене Генриховне поддержать в тяжелой ситуации. Для меня тоже такое потрясение, кто мог такое сотворить, это же ребенок – чистейшее существо.

Я кивнула раздраженно, помогла хозяйке добраться до дивана в гостиной. На кухне попыталась найти чистый стакан, но везде царили следы запустения. Грязная посуда в раковине и на столе, раскиданные таблетки, окурки в тарелках. Я отмыла один стакан, нашла успокоительное и вручила это все плачущей Елене. Сама с интересом принялась рассматривать весенний пейзаж в окне, так как не люблю женские слезы, да и в этом случае меня мучило чувство вины, что мальчик был украден из-под моего наблюдения и до сих пор нет ни единого намека, где он может находиться.

За моей спиной журчала Женевьева:

– Леночка, вам надо успокоиться. Я уверена, что все закончится хорошо. Бог с ним, с конкурсом, туда отправим Сашеньку. Раз уж билеты на руках и гостиница оплачена. Конечно, Адамчик гений и виртуоз. Ах, как он держит скрипку, так мать прижимает любимое дитя. При рождении его поцеловала Эвтерпа, муза музыки! Ведь когда он играет, мир вокруг перестает существовать, и не остается ничего, только эти звуки, которые проникают под кожу, в самое сердце, в глубину человеческого существа.

Адамчик – золотой мальчик! Он радует вас с самого рождения и, я уверена, сделает вас самой счастливой матерью на свете!

В стекле окна я видела отражение комнаты – сгорбленная фигура матери на диване и воздушная фигурка Женевьевы перед ней. Но выражение лица преподавательницы музыки меня удивило: черты ее изящного личика были искажены гневом, рот стал узкой полоской, а глаза превратились в колючие точки. Я резко повернулась и столкнулась с полным ярости взглядом Женевьевы. Она тотчас же осеклась, жеманно заулыбалась, что пора бежать, и торопливо направилась в коридор за своим ярким желтым пальтишком с меховым воротничком. Я вышла в коридор проводить учительницу. Та ловко нахлобучила на голову причудливый кружевной тюрбан с крупным цветком посередине и застучала каблучками по подъездным лестницам.

В квартире Елену я нашла на кухне за уборкой:

– Она ведь права, Женя. Надо держаться и бороться, Адам найдется. А сейчас я должна быть сильной, вот начала с банального – наведения порядка. Она умеет вдохновлять, знает сама, что такое горе. Хоть и кажется, что она витает в другом мире. – Женщина принялась складывать посуду в посудомойку. – Вы ведь не знаете о Женевьеве. Ее печальную историю. Моя мама хорошо знает, через что эта хрупкая женщина прошла, она раньше в музыкальной школе работала бухгалтером.

Елена начала оттирать пятна с кухонной столешницы и продолжила рассказ:

– Женевьева из очень бедной семьи, родилась в деревне под Тарасовом. С малых лет на хозяйстве, коров пасла, за кроликами убирала, нянчилась с младшими детьми. Отец у них уехал на заработки, но так и не вернулся, нашел себе семью побогаче. И четверых детей пришлось растить одной матери, она сутками пропадала на местной птицефабрике, хваталась за любую работу. Школа там в соседней деревне, тогда с автобусами плохо было, и дети пешком каждый день на учебу через лес ходили. Зина, это потом уже она сменила имя на Женевьеву, каждый день в любую погоду шла в школу.

А однажды девочка на вокзале в городе увидела концерт симфонического оркестра и загорелась музыкой. Сама нотную грамоту выучила по книжке из сельской библиотеки, сама на электричке приехала на вступительный экзамен в музыкальную школу.

Прослушивание прошла блестяще, директор тогда был Овсянников Павел Петрович, он лично поехал в деревню – мать уговаривать, чтобы разрешила Зине на занятия ездить в музыкальную школу. И скрипку первую он ей купил сам, мать наотрез отказалась помогать с увлечением музыкой. Ей некогда было с дочкой возиться, четверых детей кормить надо было, и мать пропадала на работе днем и ночью, все хозяйство бросив на старшую дочь.

Павел Петрович Зине деньги на проезд давал и приносил бутерброды из дома, подкармливал. Она и так, как кукла, размером, а тогда полдня в музыкалке, полдня в школе, весь вечер в коровнике. В деревне всем без разницы, что руки для скрипки беречь надо, там другие интересы: огород, навоз за животными каждый день убирать, таскать ведрами корм. Играла девчонка гениально, не зря Павел Петрович так возился с ней. Конкурсы всесоюзные выигрывала, консерваторию ей пророчили.

Мать у девочки со временем от тяжелой жизни выпивать начала и поколачивать дочь, учила жизни, чтобы та не мечтала о карьере скрипачки. Для деревенских это забава – на скрипочке пиликать, они не верят, что так можно на жизнь зарабатывать. Но девочка не сдавалась, ездила на занятия как по часам, репетировала по ночам в лесу, чтобы мать не злить. Зине 14 исполнилось, когда Павла Петровича не стало, а после похорон и протеже его пропала. Учительница по сольфеджио забеспокоилась, поехала в деревню узнать про ученицу, а она в больнице областной. Мать до белой горячки упилась и дочери все пальцы переломала обухом топора, чтобы как все деревенские жила – водкой и огородом.

Только через десять лет Зина объявилась в Тарасове уже Женевьевой, официально в паспорте записана так. Женевьева Павловна, в память директора нашего. На скрипке она больше не играла, но получила диплом педагога. Стала блестящим преподавателем, у нее каждый ученик как минимум консерваторию окончил. Все сделали карьеру, ее выучка – это гарантия качества. Она сама ездит по школам, отбирает ребятишек на обучение. А тех, кто из бедных семей, подкармливает, инструменты за свой счет покупает. Приняла от директора эстафету добра.

Рассказ Елены не вязался с тем, что я увидела в отражении окна. Воздушная экзальтированная женщина, с высокопарными оборотами речи и глубокой душевной раной из прошлого, конечно, интересный объект для журналиста или музыкального критика, но не в моем расследовании. Самое важное было сейчас, что Елена готова разговаривать, истерика закончилась.

– Кто-нибудь звонил вчера и сегодня, коллекторы, странные звонки? – уточнила я события за сутки.

– Нет, больше никто не звонил. Женя, может, нужен выкуп, как узнать? Я готова, я могу заплатить. Юра в курсе, пришлось ему сообщить. Он сказал, что готов оплатить любые расходы на своего сына.

– Вы сами ему рассказали?

– Нет, видимо, на работе коллеги или жена сообщила, весь город уже знает о похищении. – Елена с надеждой смотрела на меня, ожидая чуда.

– Лена, я хочу поговорить с его семьей. – Мне нужна была информация.

– Нет, что вы, Женя, это невозможно! Альбина, его жена, не в курсе, это будет для нее таким ударом! Они вместе со студенческой скамьи, Юрий любит свою жену, просто жизнь иногда сложнее, чем нам хотелось бы.

Спорить о том, как устроена жизнь, мне не хотелось. Но, с другой стороны, я больше и не работаю на Елену, так что могу сама принимать решения, с кем мне беседовать. Визит к Альбине Поляковой нельзя было откладывать.