Беседа вечером у гардероба (сборник)
Шрифт:
Две недели он с нею не разговаривал, выкинул цветы, которые сам же подарил, и куда-то спрятал духи. Прокомментировал:
– Такой порядочной духи ни к чему.
А Надя, устав от его тоскливой физиономии и нудного ворчания, однажды утром сказала:
– Ну, ладно. Что ты хочешь?
– Хочу, чтобы ты завела роман.
– Уже заводила. И не один. На какое-то время тебя это устраивает, а потом ты вдруг начинаешь говорить, что это все неправда.
– Да. Ты мне врешь!
– И что прикажешь делать?
– Мне надо убедиться.
– В чем?
– В твоем романе.
– И каким же образом?
– Ты придешь со своим любовником к нам домой.
– Ты с ума сошел! На такое никто не согласится.
– Конечно, если твой друг будет знать, что я дома. А если сказать, что я в командировке…
– А
– Да.
– Ну, предположим, я прошла, постояла у квартиры, развернула его, а тебе наговорила всякой всячины.
– Да, верно… – Он почесал затылок. – Тогда вот как: когда ты его приведешь, я буду в соседней комнате.
– Ты точно псих!Через несколько дней он, сидя в соседней комнате, слышал и щелчок замка, и голос жены, и звон фужеров, и чьи-то чужие шаги, и скрип кровати, музыку и, наконец, стук закрываемой двери.
Она вошла в комнату, где он сидел в халатике на голое тело. Он вышел, увидел смятую кровать, недопитые бутылки – водка, вино, окурки в пепельнице.
– Ну что, доволен?
– О, да!
И, схватив ее в объятья, увлек на смятую постель.
Идиллия повторялась.Глеб опять стал добрым, внимательным. Цветы, духи и… Даже брошку подарил, хоть не золотую, но красивую. Через пару недель он стал приставать о повторе того свидания. Она категорически:
– Нет!
– Почему «нет»? Вы что, поссорились?
– С кем?
– С ним. С которым ты была у нас дома.
– Да ни с кем я не была! Нет его.
– Как это «нет». Он что, уехал?
– Хуже.
– Что? Неужто умер?
– Еще хуже.
– Что «еще хуже»?
– Его просто никогда не было. Ясно?
– Как не было? А кто же тогда был здесь, у нас дома?
– У нас была моя подруга. Мы с ней просто разыграли спектакль, который ты заказал.
– Неправда!
– А вот и правда!
– Водка, я слышал шаги, голоса, как ты стонала.
– Шаги ты мог слышать, стонала я для правдоподобия. Водку мы с подругой вылили в раковину, а сами пили вино.
– Не может быть!
– Может.
– Значит, ты мне все время врешь?!
– Я уже устала тебе говорить: не вру, а сочиняю.
– Значит… – Глеб не слушал ее. – Значит, раз ты способна меня обманывать, ты способна и изменять. Значит, ты мне врешь, а раз врешь, значит, изменяешь.
– Я тебе никогда не вру, говорю только правду.
– Где ты врешь, а где сочиняешь? Когда говоришь правду, а когда лжешь? Ты меня совсем запутала.
– Это ты всех запутал. И себя, и меня тоже.
– Нет, подожди. Ответь мне, только честно. Ты мне изменяешь или нет?
– А сам-то ты как думаешь?
– Думаю, что да.
– Дурак ты!
– Нет, я не дурак. Если ты говоришь, что не изменяешь, а сама все время сочиняла, будто изменяешь, значит, ты мне уже изменяла душой. А это куда хуже, чем телом.
– Ты меня заставлял все это делать!
– Что «все это»? Если б ты была честной, ты бы не врала, не придумывала, а делала бы на самом деле, чем мне врать.
– Ах, так?
– Так!
– Ладно…
Она стала приходить заполночь пьяная, прокуренная, иногда без нижнего белья. И несла ему, что в голову взбредет: что она «залетела», только не знает от кого; что теперь ему с ней нельзя спать, поскольку она что-то подцепила и теперь надо лечиться. Или что может скоро уехать на несколько дней на Канары с другом-милиционером, высоким блондином, который, кстати сказать, весьма быстро старился.Глеб все это жадно впитывал. У него даже руки тряслись. Он резко переменился: сделался тихим, послушным, стал сам стирать, готовить и все время твердил: «Ты ведь это делаешь ради меня, из-за того, что очень сильно меня любишь… Только из-за того, что я этого хочу, что прошу тебя об этом…»
«Да, милый…», – отвечала она ему и гладила по лысеющей уже голове.
Ей казалось, что он счастлив. Да и сама она, наверное, тоже. Жизнь у них стала интересной и в смысле сильных эмоций, и в смысле секса. Тоска и серость ушли из их дома.
Но однажды Глеб оказался по работе в центре города и в обед решил заскочить в ближайшее кафе.
Кафе в переулке было тихое, полупустое. Столики размещались в кабинках. Он сел в свободную, заказал рыбу и кофе. В соседней
кабинке сидели, курили и о чем-то разговаривали две женщины.Он напрягся: голос одной из них походил на голос его жены.
– Как я тебе завидую! – говорила одна женщина.
– Да было бы чему, – отвечала другая, с голосом, походил на голос его жены.
– Надюха, у тебя же свобода. И муж есть, и любовник. И все это не таясь, не скрывая.
– Да, свобода… свобода эта требует больших моральных жертв.
– А ты что, мужа любишь? Зачем же тогда изменяешь?
– Понимаешь, тут сразу не объяснишь…
Глеб втянул голову в плечи, чтобы его не узнали, но уши навострил. «Вот он, момент истины», – подумалось ему.
Но подруги почему-то перешли на шепот.
Он уже давно съел рыбу и кофе выпил, но все сидел.
Его жена, – а он уже был на сто процентов в этом уверен, – и ее подруга говорили то чуть громче, то совсем тихо.
До него долетали лишь обрывки фраз, из которых никак нельзя было понять о чем говорят женщины.
Поняв наконец, что их не пересидеть, решил сбегать отпроситься, а то его уже, наверное, заждались, вернуться и дослушать таки, о чем болтают подруги. Он сбегал, отпросился, но когда вернулся ни жены, ни ее подруги в кафе уже не было. Спросил официанта, но получил презрительный взгляд и ответ, что он, мол, не туда попал и не к тому обратился. Глеб засмущался и позорно ретировался.
Кстати, Глеб стал замечать, что с тех пор, как они с Надей стали играть в эти игры, он стал опасливым и нервным, не то что раньше. Стал чаще оглядываться и прислушиваться, словно надеялся увидеть что-то неожиданное или услышать что-то сокровенное.
Дома он все же решил взять жену «на понт»:
– Я слышал весь ваш разговор сегодня в кафе. Я сидел в соседней кабинке, – заявил он без обиняков.
Жена, как ему показалось, побледнела. Ему бы помолчать, а он понес и понес. А Надя сразу смекнула, что слышал-то он почти ничего, и сама перешла в атаку. А потом, рассказав, что завтра у нее свидание с новым другом, успокоила его. И приласкала.
А когда он направился спать, она позвонила подруге:
– Знаешь, Верка, мой сегодня подслушал нас в кафе.
– Да что ты! – испугалась подруга. – И что теперь будет?
– Да ничего. Мне, кажется, что главного он не слышал, а то бы…
Но договорить она не успела. На голову легла рука мужа.
– Кому звонишь?
Надя так испугалась, что не нашлась сразу, как ответить. Наконец по привычке выдавила:
– Новому другу…
Он взял из ее руки телефонную трубку и услышал в ней голос подруги. Та, не понимая, почему Надя молчит, кричала: «Алло, алло! Надька, где ты? Ничего не слышно!».
Глеб отдал жене трубку:
– Ты давай заканчивай с ним болтать. Лучше пойдем, расскажешь что-нибудь интересное. – И уже в дверях добавил: – Да, кстати… Передай привет своему новому другу. Да-да, привет от меня.
Надя, застывшая с трубкой в руке, спросила:
– Ты считаешь?..
– Да, я думаю, пришла пора.
Надо выйти замуж
На пятом курсе она неожиданно заметила, что все подруги, с которыми училась в институте, повыходили замуж.
И, оглянувшись вокруг, подумала:
– А что же я? Чем хуже?
В воскресенье вскочила поутру с общежитской койки и поехала домой. Родители жили в районе. Мама, приняв неожиданный приезд как что-то чрезвычайное, прямо с порога:
– Что случилось?
Нина расплакалась и, уткнувшись матери в плечо, со всхлипами рассказала, что все ее подруги вышли замуж. Осталась в одиночестве только она.
Мать перепугалась и стала кричать мужу:
– Федя, Федь! Нинку никто замуж не берет.
На что муж ответил:
– Наживется еще.
Взял удочки и ушел на рыбалку.
Нина легла на кровать и стала себе плакаться: «Что же я, такая несчастная, значит и, правда, никому не нужна? Может, я некрасивая?».
А мать сидела рядом и причитала:
– Родила тебя на отца похожую, вот никто и не берет. Родилась бы в меня, давно бы замужем была.
В семье ходила легенда, что мама в молодости была красавицей. И отбоя от желающих взять ее в жены просто не было. Но ей понравился тихий, скромный парень Федор. И поэтому она успокаивала дочь: