Беседы о живописи

И. И. Левитан. Март. Масло. 1895 г. Москва, Государственная Третьяковская галерея.

Искусство не копия жизни, но ее познание. Искусство раскрывает нам сущность мира, являясь, как и наука, одной из форм осознания окружающей нас действительности, без чего невозможна человеческая жизнь: невозможно действовать, творить, бороться. Но, как это явствует уже из всего сказанного, знания, которые дает нам искусство, — другого рода, чем те, которые получаем мы от науки. А стало быть, и роль художественного творчества в жизни общества иная, нежели у научной деятельности, и у нас нет никаких оснований «выбирать» между тем и другим. Сколь бы ни были велики успехи науки, как бы ни росло ее значение в нашей жизни, она не может и не хочет компенсировать того, что мы получаем от искусства.

Человек обращается к искусству не для того, чтобы почерпнуть из его произведений какие-либо исторические факты, естественнонаучные истины или технические познания, хотя, как мы видели, все это в какой-то мере содержится в произведениях искусства.

Если мы вернемся к примеру с «Войной и миром» Л. Толстого, то увидим, что главного для нас в этом романе мы не можем почерпнуть ни в каком научном историческом сочинении. Писатель раскрывает перед нами такую могуче правдивую картину жизни, так глубоко проникает в самые тайники человеческих душ, так мудро разбирается во взаимоотношениях людей, учит так верно понимать человека, его стремления и поступки, что для каждого из нас роман Толстого становится настоящей школой жизни.

В каком же смысле? Ведь и научные знания нужны нам не сами по себе, а для жизни, в конечном счете для практики. Не трудно, однако, заметить, что, овладевая научными знаниями, мы готовим себя для какого-то особого, специального дела. Один круг теоретических познаний нужен инженеру, другой — врачу, третий — экономисту. Каждая профессия, каждая отрасль практики опирается на свои научные данные.

Что же касается искусства, оно бессильно подготовить из нас специалиста какого-либо дела. Это и не его задача. Оно имеет скорее обратное предназначение: развивать в людях те способности, обогащать их тем жизненным опытом, который нужен каждому просто как человеку, как члену общества.

Цель искусства — воспитание личности. Люди в обществе живут общей жизнью. Помимо наших специальных интересов, у нас есть объединяющие нас всех общественные интересы, интересы, свойственные каждому, вне зависимости от того, кто чем занимается. Вот эти-то общие для людей интересы определяют содержание искусства. Чернышевский отметил эту характерную особенность искусства, сказав с присущей ему ясной простотой, что предметом для художника является все общеинтересное в жизни человека.

И во всем том, что не представляет собою область особых наших профессиональных интересов, искусство оказывается неоценимой школой жизни, раскрывая нам мир, помогая разбираться в окружающем, понимать смысл событий и людских поступков, проникать в психологию окружающих людей, осознавать свои собственные действия, помыслы и стремления. Искусство, давая нам возможность обогатить наш личный опыт, осмысливая жизнь и самих себя, учит нас правильнее жить, вернее оценивать происходящее, делает нас самих лучше, умнее, а потому счастливее.

У искусства есть еще одна важная особенность. Знаменитый французский философ XVIII века Вольтер говорил, что в литературе все жанры хороши, кроме скучного. И правда, от искусства мы всегда требуем, чтобы оно нас увлекало. Не обязательно внешней занимательностью, как в каком-нибудь приключенческом фильме. Во многих рассказах Чехова не происходит ничего особенного, но они захватывают нас.

Искусство не терпит равнодушия. Настоящий художник всегда творит вдохновенно, и настоящее произведение искусства потому само всегда вдохновляет. Именно по этой же причине равнодушное безразличие всегда мешает и воспринимать искусство.

От научного труда не обязательно ждать увлекательности, хотя наука никак не менее увлекательна, чем искусство. Но научная истина, чтобы ее усвоить, требует понимания, а не волнения.

Искусство заставляет нас радоваться и плакать, сердиться и ликовать, тревожиться и негодовать, проявлять заботу, ненавидеть, любить, торжествовать... Бесконечны чувства, пробуждаемые в нас искусством. Но если они не пробудились в нас, художественное произведение до нас не дойдет, не обогатит нас заложенным в нем смыслом. Оно останется для нас мертво, сколько бы мы ни заучивали, что такое-то произведение искусства — шедевр.

Все знают, что «Сикстинская мадонна» Рафаэля — одно из величайших произведений искусства мира. Но если перед нею в вас ничто не шевельнулось, не пробудились дремлющие чувства, значит, увы, пока она для вас еще просто более или менее безразличное изображение нескольких фигур. Значит, нужно усилие ума и сердца, чтобы проникнуть в «душу» Рафаэлевой картины, где так удивительно слились в гармоническое единство ощущение покойной и светлой радости, восторженного благоговения перед красотой материнства и затаенная тревога о будущем, в котором кроются суровые и трагические испытания.

Рафаэль. Сикстинская мадонна. Масло. Около 1513 г. Дрезденская картинная галерея.

Искусство нельзя иначе усвоить себе, кроме как переживанием. Художественным произведением мы наслаждаемся; оно вселяет в нас особо возвышающее чувство радости, овладевая нашей душой тем более безраздельно, чем более само оно значительно.

Но было бы непозволительной ошибкой отождествлять наслаждение искусством с желанием забавляться, развлекаться, рассеивать скуку.

Конечно, нет никакого греха в том, чтобы художественное произведение было занимательным. Достоевский писал об очень серьезных вещах, но в его «Преступлении и наказании» есть увлекающая читателя «интрига», за которой следишь с тревогой и волнением. Широко известные у нас рисунки французского художника Жана Эффеля очень забавны, и их весело рассматривать.

Но только ленивый душой себялюбец будет претендовать на то, чтобы искусство его развлекало, ну, совсем так, как какого-нибудь допотопного самодура: «Скушно мне, а ты меня забавляй, а то прогоню».

Радость от искусства особого рода. Эту особую творческую радость художественного восприятия мы испытываем всякий раз при встрече с настоящим искусством. Мы не можем остаться равнодушными при виде того, как настороженно-тревожно, со смешанным чувством радости и страха входит в свой дом внезапно вернувшийся с каторги ссыльный в картине Репина «Не ждали», нас не может не пленить светлое весеннее чувство беззаботной юности в «Девочке с персиками» Серова.

Спиноза, великий голландский философ-материалист, заметил однажды, что задача науки — не плакать, не смеяться, но понимать. Задача искусства — также дать нам понимание жизни, но это понимание приходит к нам лишь через слезы или смех.

Пушкин писал о поэзии: «над вымыслом слезами обольюсь...» Сам художник не способен творить без волнения, без страсти. Во-первых, потому, что в его воображении проходят живые образы, которые не могут оставить безразличным всякого цельно мыслящего и сильно чувствующего человека. А во-вторых, потому, что художник никогда не показывает жизнь безразлично, но всегда вкладывает в произведение отношение к своему предмету. Художник, иначе говоря, оценивает изображаемое, говорит людям, что в жизни он считает прекрасным, а что безобразным.