Беседы Вельзевула со своим внуком

Суть в том, что такой ловкости я научился буквально за несколько дней до этого случая у греческого священника из Турции, откуда, преследуемый за свои политические убеждения, он был вынужден бежать. Когда он появился в нашем городе, мои родители наняли его, чтобы он обучал меня новогреческому. Не знаю, какие политические убеждения и идеи он исповедовал, но помню, что во время каждой нашей беседы, даже когда он объяснял отличие между древне- и новогреческими восклицаниями, мой учитель витал в мечтах об острове Крит, куда так хотел попасть, и чувствовал себя истинным патриотом.

Но тогда, глядя на дело рук своих, я страшно испугался, потому что, не будучи опытным драчуном, решил, что убил мальчишку.

Пока я трясся от страха, другой мальчик, двоюродный брат первой жертвы моей ловкости в самозащите, увидел, что произошло, и, охваченный родственным чувством, немедленно подскочил ко мне и, размахнувшись, ударил в челюсть.

От такого удара у меня искры из глаз посыпались, и рот заполнился чем-то так, как будто бы он был набит едой для откорма цыплят.

Немного погодя, придя в себя, я почувствовал во рту странный предмет, выплюнул его на ладонь и увидел, что это большой зуб необычной формы.

Увидев, что я уставился на странный зуб, мальчики столпились вокруг меня и принялись глядеть на него с большим удивлением и в глубоком молчании.

Тут мальчик, которого я ударил, пришел в себя, поднялся и тоже, как будто с ним ничего и не случилось, стал разглядывать мой зуб вместе со всеми.

Этот странный зуб имел семь корешков, на конце каждого виднелась капелька крови и сверкала одним из семи цветов радуги, на которые принято разлагать белый цвет.

После этого молчания, редкого для юных плутишек, обычно шумливых, дружным хором мы решили тотчас же отправиться к цирюльнику, специалисту по удалению зубов, и расспросить его, что это за зуб.

Мельком взглянув на него, цирюльник сказал, что это просто зуб мудрости, и что он такой у всех существ мужского пола, у всех, кто достиг возраста, когда умеют говорить папа и мама, и способны с первого взгляда узнать отцовское лицо среди других.

После этого случая, жертвой которого стал мой злополучный зуб мудрости, мое сознание начало с этого времени впитывать с каждым подходящим случаем глубинную суть завета моей покойной бабушки (да покоится ее душа в мире), а еще из-за того, что я не пошел к квалифицированному дантисту, чтобы залечить ранку на месте выбитого зуба, (ведь, как известно, мы жили вдали от центров цивилизации), из этой ранки начало постоянно «что-то» сочиться. Знаменитый метеоролог, с которым мы стали закадычными друзьями и встречались в ночном кафе на Монмартре, совсем недавно объяснил мне, что вследствие этого я стал проявлять интерес и желание выяснять причины каждого подозрительного подлинного факта, и свойство это, благоприобретенное мною, постепенно и механически превратило меня в опытного исследователя редких «подозрительных» явлений и, как часто случается, определило мою судьбу.

И когда, влекомый сотворенным Господом неумолимым роком времени, я стал молодым человеком, это новое свойство превратилось в непрестанно пылающий костер сознания.

Второй живительный источник, упомянутый мной, который вызвал полное слияние наказа моей покойной бабушки с другими факторами, формировавшими мою личность, был совокупностью впечатлений, полученных мной на Земле, на основе которых возник принцип, ставший, что подтвердил во время демонстрации «совершенно секретных» спиритических сеансов мистер Аллан Кордент, одним из основных жизненных принципов для всех существ, живущих на всех других планетах нашей Вселенной.

Этот всеобщий принцип бытия формулируется так: «Начал дело – доводи до его до конца (гулять – так гулять до конца, включая почтовые расходы)».

Так как этот новый универсальный принцип возник на вашей планете, где вы провели немало времени, прогуливаясь среди цветов и танцуя фокстрот, я считаю себя не вправе скрывать от вас то, что знаю, надеясь помочь вам разобраться в некоторых деталях того, что породило вышеизложенный принцип.

Вскоре после того, как моя личность приобрела свойства, о которых я упоминал, а именно – странное стремление докапываться до действительных причин так называемых реальных фактов, я впервые отправился в сердце России – Москву, где, не находя возможности для удовлетворения моих душевных стремлений, занялся изучением российских легенд и сказаний. Однажды, не знаю, случайно или в результате цепочки закономерностей, я наткнулся на такую историю:

Как-то один русский купец поехал по делам из своего провинциального города во вторую русскую столицу – Москву, а его любимый сын, больше других напоминавший мать, попросил отца привезти ему какую-то книгу.

Когда будущий невольный автор всеобъемлющего принципа добрался до Москвы, он решил вместе с приятелем последовать местному обычаю и напиться допьяна настоящей русской водки.

И когда эти два представителя большого современного племени двуногих выпили достаточно много этого «русского благословения», они пустились в рассуждения о том, что называется народным просвещением, (а эта проблема давно стала привычной темой для бесед). И тут наш купец внезапно по ассоциации вспомнил о просьбе любимого сына и решил тотчас же отправиться с другом в книжную лавку, чтобы купить книгу.

В лавке он просмотрел предложенную ему продавцом книгу и спросил о цене. Продавец ответил, что книга стоит 60 копеек. Заметив, что на обложке обозначена цена в 45 копеек, он сначала задумался, причем характер его мыслей был особенно необычен для русских, а потом, пожав плечами и выпрямившись, словно проглотил аршин, и, выпятив грудь подобно гвардейцу, после небольшой паузы произнес тихим, но очень важным тоном: «Но здесь обозначено 45 копеек, почему же вы просите 60?». Тогда продавец с елейным видом, свойственным всем продавцам, ответил, что хотя книга стоит только 45 копеек, но продается за 60, так как 15 добавлены из-за почтовых расходов. Купец был совершенно сбит с толку этими двумя противоречивыми, но все же совместимыми фактами, и что-то, очевидно, стало происходить в нем; уставившись на потолок, он снова задумался, как английский профессор после изобретения флакона для касторового масла, потом, внезапно повернувшись к приятелю, он впервые на Земле словесно сформулировал то, что, будучи по сути своей бесспорной истиной, с этих пор стало поговоркой.

Он изложил эту мысль вот как: «Ничего, приятель, мы берем эту книгу. Ведь мы сегодня гуляем. Гулять – так гулять до конца, включая почтовые расходы».

Что же до меня, к несчастью, при жизни обреченного на адские муки, как только я стал осознавать все это, в моей душе стало происходить что-то странное, чего я раньше никогда не испытывал. Это ощущение сохранялось во мне долго, было таким: обычные ассоциации и разными путями приобретенные знания обгоняли друг друга в моем мозгу, как сказали бы хивинцы.

Тогда же я почувствовал невыносимый зуд в позвоночнике и такую же сильную боль в солнечном сплетении, но через некоторое время все внезапно перешло в умиротворенное состояние. Такое чувство я испытывал только раз, когда проходил церемонию «великого посвящения» в братство «производителей масла из воздуха». А позже, когда мое «Я», это «нечто неизвестное», что один древний чудак, которого окружающие называли «ученым» (а мы еще и сейчас называем так подобных людей), определял как «относительно подвижное явление, зависящее от деятельности, мыслей, чувств и органического автоматизма», а другой известный ученый древности, араб Маль-эль-Лель, определил как «совместный результат деятельности сознания, подсознания и интеллекта», так вот, когда мое «Я» с изумлением обратило свой взор внутрь себя, я отчетливо констатировал, что все до последнего слова в вышеприведенном высказывании, ставшим всеобщим жизненным принципом, трансформировалось во мне в особую космическую субстанцию и, слившись с наказом бабушки, перешло в нечто, пронизывающее все мое существо, и навсегда поселилось в каждом его атоме.

Тотчас же мое злополучное «Я» почувствовало, что надо с грустью смириться с тем, что начиная с этого момента всегда и во всем без исключения, я должен волей-неволей поступать в соответствии с этим новым неотъемлемым свойством, не обусловленным ни наследственностью, ни средой. Причиной его явилось сочетание трех не имеющих ничего общего между собой случаев. Первый – завещание бабушки, которая без моего малейшего желания стала пассивным источником, моего появления на свет и, второй – зуб, выбитый сорванцами из-за чьей-то «слюнявости», и третий – словесная формулировка жизненного принципа, высказанная в полном виде совершенно неизвестным мне человеком – русским купцом.