Бешеная стая
Шрифт:
Я несколько раз затянулся сигаретным дымом и подошел к Розовому. Он избегал моего взгляда, как будто это мы с ним вставили друг дружке.
– Трахнешь ее?
Я согласился, поскольку был возбужден не меньше Розового. Я занял его место, пачкая колени о траву. Розовый мешал мне кончить, стоя у меня за спиной; он только что не гладил меня по спине, а дай ему волю – трахнул бы и меня. Я провозился с ней не меньше пяти минут, и это был лучший секс в моей жизни. И вдруг я подумал, что в следующий раз…
От этой странной мысли меня отвлекла сама Ольга. Она вдруг вскочила на ноги… Ей надо было бежать в темную сторону, но она выбрала светлую.
Потом мы бросили ее в яму… Вымылись в реке. Яркое пламя подожженной машины освещало нам путь. Я отвез Розового домой. Сочные и острые события этого вечера я помнил до мелочей, а вот что я сказал Розовому на прощанье, вспомнить не мог. Кроме рукопожатия и «до завтра» были еще какие-то слова, потому что в память мне врезалась расцветшая улыбка на лице товарища, с которым нас теперь навеки повязала пролитая нами кровь человека. Потом я вспомнил эти слова Розового: «Было бы странно снова жить прежней жизнью».
Домой я приехал далеко за полночь обновленным. Однако события этого вечера круто изменили ход моих мыслей. Я был в начале нового пути. Кто знает, может быть, насилия над другим человеком мне и не хватало и объясняло мое смурное настроение, вечное недовольство всем и всеми и стремление к неизвестному. Во всяком случае, убийство стало для меня отдушиной и дало выход новым чувствам и стремлениям. Стремился ли я к очередному убийству? Пока что я переживал первое, и мне этого настроения хватало за глаза.
Назавтра мы с Розовым встретились у него дома. Мы говорили только на одну тему. Впрочем, косвенно на эту тему говорили многие: к месту пожара в Горенском лесопарке прибыли пожарные. Они залили и затоптали все вокруг объекта, окончательно похоронив следы преступления».
Глава 4
«Бешеных собак сжигают, не правда ли?»
Я встретился со своим осведомителем на Красной Пресне, где больше ста лет тому назад в дни Декабрьского восстания шли ожесточенные бои. Я приехал на место встречи на четверть часа раньше, не торопясь и дважды проверившись – не тащу ли за собой хвост. Устроившись на лавочке, я стал изучать функции моего мобильника, как будто другого места и другого времени на это у меня так и не нашлось. Место встречи со своим агентом я выбрал потому, что в отделе внутренних дел по Пресненскому району работал мой товарищ по ГРУ Виталий Аннинский. Он мог меня прикрыть в случае надобности.
Этого своего осведомителя по имени Антон Привалов я не видел больше трех месяцев. А если в расчет не брать этот, в общем-то, немалый срок, то не виделись мы почти два с половиной года: Привалов торчал в подольской колонии. Реально ему светило шесть лет, и не без моего вмешательства срок его сократился втрое. Когда он освободился, первое, что сделал, – напугал меня. Я возвращался в город с дачи на первой электричке. Была жуткая рань – начало шестого, и я мог если не поспать, то поворочаться в постели еще пару-тройку часов, однако дело было срочное. Густой подлесок у края платформы дрогнул, и мне навстречу шагнула неясная в предрассветной мгле фигура. Я забыл все приемы самообороны, которыми владел, как мне думалось, в совершенстве, и стойка, в которой я встречал незнакомца, называлась «хендэ хох». Когда он поздоровался со мной, а я узнал его по голосу, я понял, что значит проглотить язык. Дар речи вернулся ко мне через минуту, и я ответил на приветствие откинувшегося осведомителя:
– Я чуть не обделался!
Вот и на площадь Краснопресненской заставы Привалов шагнул так же неожиданно, как будто упал с неба.
Сторонний наблюдатель назвал бы меня идиотом – только непроходимый тупица мог выбрать местом встречи с «агентом, добывающим секретные сведения в разведывательных целях» центр района, на площади,
которая просматривалась со всех сторон. Именно это ее свойство я использовал – чтобы проверить, нет ли слежки за моим осведомителем. Мне было наплевать на его прошлое, на его отталкивающую внешность, похотливый взгляд, которым он ощупывал малолеток обоих полов – для меня он был ценным информатором, и это ставило крест на чистоте приемов и прочего дерьма.Никто не проследовал за ним в темпе человека, испытывающего потребность в малой нужде. А мои глаза сканировали всех, чья скорость приближалась к скорости осведомителя, а все, что ниже или выше, автоматически отпадало.
Прошло десять контрольных минут, и я отправился на финишное место встречи, покидая своеобразный чек-пойнт.
Этот исторический район Москвы, расположенный в Центральном административном округе, считался и промышленным тоже. Не знаю, что стало с промышленностью – может, она вышла покурить – подальше от Дома правительства, бизнес-центра «Москва-Сити» и Центра международной торговли, – но дух общепита кое-где сохранился. Я перешагнул порог настоящей советской столовки. И даже ощутил тепло отцовской руки, державшей меня за руку…
Антон Привалов с бутылкой пива и жирным чебуреком на картонной тарелке устроился за столиком в дальнем углу зала и поглядывал в мою сторону – но без блеска в глазах: я уже давно отпраздновал совершеннолетие и ему был неинтересен.
Я взял бутерброд с московской копченой и лимонад и подошел к столику Привалова.
– Не против?
– Не против чего? Твоей колбасы рядом с моим чебуреком?
– Нет, блин, моего лимонада против твоего пойла!
Во мне еще не улеглась волна воспоминаний трехмесячной давности – тот животный испуг, явление Привалова из загаженных кустов, когда я превратился в Алену, сорвавшую аленький цветочек. Я пропустил этот позорный момент и махнул дальше, в вагон электрички с ее запотевшими стеклами, холодными сиденьями и поручнями, кишащими микроорганизмами, и молчаливыми пассажирами. Там я расстался с энной суммой, буквально пожертвовав деньги отмотавшему срок стукачу. И услышал из его уст откровение: я первый, к кому он обратился за помощью. Тогда я заметил ему: «Ты прямо как целка». И перешел на доверительный тон: «А ты у меня последний – которому я ссужаю…» – «Я не прошу в долг», – перебил он меня. И я заткнулся. А с другой стороны, какая разница – в долг, под расчет или авансом? Все равно мне этих денег не видать. В виде компенсации я получу от него ценную информацию.
– Встал не с той ноги?
Я невесело глянул на Привалова: «Обнаглевший стукач – что может быть хуже?»
– Да, я встал не с той ноги, – подтвердил я ровным голосом догадку повзрослевшего ябеды. И приступил к делу: – У меня маловато времени и прорва работы. Только не сочувствуй мне.
– Не собираюсь этого делать.
– Подними руки и скажи «хендэ хох».
– Зачем?
Я беззвучно рассмеялся.
– Что говорят в ваших кругах о «Бешеных псах»?
– Ни хрена себе, куда тебя забросило!.. Ты какой посредник в этом деле – пятый, шестой?
Привалов бросил в рот остатки чебурека, стряхнул руки прямо над тарелкой, хлебнул пива.
– Призраки, – наконец сказал он.
– В каком смысле – призраки?
Он тоже выложил клише:
– Никто их не видел, но все о них говорят.
– Значит, кто они и откуда… – Я глянул на пивную бутылку, потом на того, кто ее допил. – Слушай, я тебя вызвал не для того, чтобы смотреть, как ты качаешь башкой.
– Ты не понимаешь меня, а я тебя. Мы разговариваем на разных языках.
– Чтобы понять друг друга, порой достаточно трех букв.
– Паша, ты за какой налет уцепился? – продолжил Привалов. – О первом я услышал в местах не столь отдаленных. Если услышу что-нибудь, я тебе звякну. Я ж не знал твоего интереса в этом деле.
«В натуре, какого черта я сорвался?»
Дальше пришла выматывающая душу мысль: «Ты только в начале пути». И я искренне пожалел марафонцев. Всех, включая самого первого, испустившего дух на последнем километре.
– Ты действительно ведешь это дело или?..
– Действительно веду. Хочу примерить лавровый венок.