Бешеные коровы

Мэдди отвлеклась и не заметила, как убежало молоко.

— Черт! — Она стала искать глазами губку для плиты.

Джиллиан поджала губы и отперла шкафчик под раковиной.

— Хлорка, порошки, моющие средства и едкий натр заперты на ключ.

Мэдди вспомнились времена, когда единственным качеством Джил, которому подходило описание «едкий», был ее ум.

— Лекарства, — в демонстративном изнеможении Джиллиан распахнула верхний шкафчик. — На каждой бутылочке есть этикетка, и все убрано подальше от малыша.

Теперь Мэдди подумала о том, что вся комната выглядела так, что в ней все было убрано подальше. Казалось, что здесь все вещи были убраны в ожидании прилива.

— Джиллиан, он еще даже не ползает.

— Джексон у нас мальчик любознательный. Да, сладенький?

— Джексон?

— Это имя ему больше пойдет, когда он станет знаменитым. Тебе так не кажется?

— Я думаю, что так начинали серийные убийцы.

— Быстрее! — Джил постучала тонким ногтем по циферблату часов. — Пора собираться. Время Тайни-Тотс!

* * *

«Кроха», «Крепыш», «Лягушатник» с уроками плавания, «Крещендо» с уроками слушания музыки и французского, чайная церемония — у Джека была такая светская жизнь, о которой Мэдди могла только мечтать. Всю первую неделю она следовала за Джеком и Джиллиан от одного занятия к другому. Она с облегчением заметила, что Джил изменилась, но не до полной неузнаваемости. Для экскурсий по городу она наряжала Джека в роскошные блузы и вельветовые с позолотой брючки и брала с собой хрустальную детскую бутылочку от Уотерфорд.

— Это биологическая мать Джека, — так представляла Джил Мэдди другим мамашам Милтон-Кейнс, похожим друг на друга женщинам в вельветовых или бархатных костюмах всех оттенков пастели. Они все обсуждали сказку «Красная Шапочка». — У нее проблемы с привязанностью.

Единственной помехой на пути развития привязанности Мэдди и Джека была Джиллиан, Домохозяйка На Воздушной Подушке.

— Неужели тебе нечем заняться? — умоляла ее Мэдди спустя две недели совместных поездок по городу.

— Моя светская жизнь умерла, дорогуша! — радостно объявила Джиллиан, записывая на видео еще одно свидетельство о цвете стула Джека. — Джексон добрался до моего ежедневника и съел весь август!

— Но это же пригород! Разве тебе не пора заниматься зажигательным послеполуденным сексом в соседских азалиях?

— В эти дни ко мне проявляет интерес только мой банковский счет, дорогуша, — вздохнула Джиллиан, вычищая Джеку уши и перхоть. Она называла этот ритуал «обезьянничанием». Мэдди никогда не была так близка к тому, чтобы поверить в теорию Дарвина. — И этот малыш.

Правда, пару раз Джиллиан все-таки выходила из дома на свои консультации по цветовой палитре, оставляя Мэдди целый список телефонов для экстренной связи и всовывая прямо в руки то, что она сама называла аптечкой для оказания первой помощи. На самом деле там у нее хранился небольшой передвижной госпиталь. Здесь были средства против перхоти и поноса, запора и судорог, бородавок и коклюша. Все, что может понадобиться ипохондрику.

— Что мне всегда в тебе нравилось, Джиллиан, — умилилась Мэдди, — так это твой низкий уровень тревожности.

К середине августа Мэдди была готова грызть мебель от бессилия. Дело было даже не в том, что она не могла побыть наедине со своим ребенком, просто Джиллиан завела привычку обсуждать характер стула Джека даже после того, когда интерес Мэдди к этому уже остыл. К тому же она превратилась в Сесилию Б. де Миль из Милтон-Кейнс, записывая на видео каждую секунду детской жизни для архивов и демонстрируя отснятый материал сразу же после съемок.

— Правда, навевает воспоминания? — подкалывала ее Мэдди, впрочем, без всякого эффекта.

Ночами Джек превращался в человеческий блинчик. Джиллиан постоянно подскакивала, переворачивая его на спину, чтобы он не задохнулся в кроватке и не умер.

— Я уже целый месяц каждый день твержу тебе, — с трудом сдерживаясь, сказала Мэдди, в очередной раз столкнувшись в детской с Джиллиан, прибежавшей на звук отходящих у ребенка газов. — Тебе незачем к нему вставать по ночам.

— Я всегда была совой, дорогуша. Джексон тоже живет по таким же биологическим часам. Правда, маленький гулена? — Она потрепала его по щеке.

Мэдди выхватила у нее Джека и устроилась в кресле-качалке, смешно пытаясь его накормить. Но ее соски растрескались, и молока стало мало. Джек завыл от возмущения. Когда Джиллиан предложила ей вездесущую бутылочку с молоком, он пронзительно взвизгнул от радости. Спустя пару минут его припухшие от сосания, как у Мика Джагера, губы сложились в благодарную улыбку, адресованную Джиллиан.

Тогда она положила его в кроватку на живот и стала ритмично постукивать по попе.

— Я заметила, что ты сегодня надела ему одноразовые подгузники. Ему больше нравятся махровые, так мягче, удобнее и гораздо суше.

Мэдди с недоверием посмотрела на свою подругу.

— Ты говоришь, будто цитируешь брошюру. Ты это понимаешь? — грубо прошептала она.

— Ну что ж, тогда прочитай и то, что написано мелким шрифтом, — не осталась та в долгу, метнув на Мэдди такой же осуждающий взгляд. — А еще лучше — прислушайся, — потребовала она.

Мэдди скорчилась на полу рядом с ней:

— К чему?

— Ты слышишь этот звук?

— Какой звук?

— Тиканье. Это идут мои биологические часы.

Мэдди пожала плечами:

— Переходи на электронные.

Лицо Джиллиан осунулось.

— Мэдди, я старею.

— А кто с возрастом молодеет? Помнишь, раньше мы использовали слово «жесткий» в описании веселой ночки с рок-звездой в татуировках? Теперь мы так говорим, когда нам попадается целый лист чертового салата.

— Косметику теперь приходится накладывать мастерком.

— Джиллиан, тебе всего лишь тридцать шесть.

— Да, это в пересчете на человеческие годы. А на часах одинокой, бездетной женщины это уже равносильно восьмидесяти шести! Скоро я буду слишком старой, чтобы носить джинсы! Может быть, я уже слишком стара, чтобы их носить. Возможно, люди уже провожают меня на улице словами: «Как нелепо!»