Бешеный прапорщик. Части 1-9

Так жандармерия Российской Империи "обогатилась" новым пополнением. Увы, именно подобные индивидуумы и создали тот негативный образ "душителя свободы", "унтера Пришибеева", который чернил в глазах общественного мнения те сотни людей, которые, не зная покоя, вели борьбу с внутренними и внешними врагами. И к которым так называемая интеллигенция, которая, подобно графу Льву Толстому, возмущаясь "хладнокровным контрреволюционным насилием государства", сразу же мчалась за помощью, когда "пламя бунта народного" могло испепелить их уютные усадьбы.

Сослуживцы в основном сторонились нового коллегу. У них вызывали неприятие излишняя вкрадчивость и слащавость Мазепенко в общении со старшими, или более удачными коллегами, и одновременная грубость с подчиненными, а также готовность лично помочь в выбивании показаний из задержанных. Штабс-ротмистр не владея и, откровенно говоря, и не пытаясь обучиться весьма модному тогда искусству джиу-джитсу, больше полагался на массивные кулаки, и несколько не типичную для его комплекции подвижность. В общем, служил Иван Степанович, как умел, себя не забывал, обрастал агентурой из эсеров и эсдеков, не брезговал и уголовниками, но была у него одна тайная страстишка - совсем юные девочки. Тем более, что недостатка в тайных неподнадзорных притонах не было. Многие газетные объявления предлагали воспользоваться для коротких встреч услугами гостиниц с роскошью, отдельными номерами в разных стилях - Ампир, Маркиз, Людовик, Рококо, Фантазии, прекрасными пружинными кроватями с балдахинами в китайском стиле от 1 до 3 руб. Все было хорошо, служебное положение служило практически непробиваемым прикрытием, если бы не его командировка в Ригу.

Прибыв в город, он остановился в одном из небольших пансионов, который ему в порыве пьяной откровенности настоятельно рекомендовал один из постоянных карточных партнеров. Владелица заведения, почтенная фрау Мюркель, содержала двенадцати - четырнадцатилетнюю прислугу, задача которой состояла не только следить за порядком в номерах, но и оказывать абсолютно всяческие услуги любвеобильным постояльцам. Неделя пронеслась незаметно, но как-то утром, одна из его малолетних пассий подняла крик. Естественно, сбежались люди и в случае необходимости два, а то и три свидетеля (не считая "пострадавшей") готовы были подтвердить факт растления несовершеннолетней, соединенные с физическим насилием. Мазепенко попытался сыграть образ разъяренного честного служаки и поэтому вопли типа: "Не потерплю", "Разорю", "Сгною на каторге, курва немецкая" были слышны, вероятно, за квартал. Но тут в дело вмешался уже немолодой господин, в строгом гражданском костюме, но с военной выправкой.

Властным движением руки, он выпроводил из номера всех и на вполне хорошем русском языке предложил "побеседовать, как цивилизованные люди". В разговоре, показав великолепное знание законов Российской Империи, господин отрекомендовавшийся коммерсантом из Германии Мюллером, просветил присмиревшего жандарма о том, что: "За сии деяния, в соответствии с Уложением о наказаниях уголовных от 1885 года, полагается "лишение всех личных и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и ссылка на жительство в Сибирь, или содержание в исправительных арестантских отделениях. А если учесть еще и фотографии, которые могут попасть в газеты, то герра Мазепенко ждут весьма незавидные перспектив. Впрочем, если они сумеют договориться... ".

Таким образом, в перечне завербованных немецкой разведкой и появился молодой жандармский офицер, который после начала военных действий был направлен в крепость Ново-Георгиевск...

Немного подумав, Мазепенко приказал Черешнину:

– Выпускай своих агитаторов, пускай бузу среди солдат затевают возле казармы, где "партизаны" расположились. Если получится, то офицеров этих в лазарет спровадить надобно.

– А ежели мои солдатики перестараются малость, Ваше благородие, да и пристукнут их?

– А в 1905 году ты ручки-то замарать не боялся?
– Мазепенко немного удивленно посмотрел собеседника.
– Парой грехов больше ни Бог не заметит, ни я не взыщу! Работайте спокойно. Хотя, нет, мне этот подпоручик нужен живым...

Бейцин с энтузиазмом взялся за новую задачу. Еще бы, у него теперь был шанс посчитаться с этим "шибко грамотным золотопогонником", который его давеча опозорил. И спектакль начался...

***

Чего он там пищит?! Офицеров к ответу?.. Кровь им пустить?.. Это мы сейчас посмотрим, кто кому кровь пустит! Оп-па, а Мишаня меня увидал. Глаза загорелись, на мордочке крупными буквами написана мстительная радость, типа "Щас я тебя!". Еще чуть-чуть, и натравит на меня своих дружков. Рука с люгером взлетает вверх, бахает выстрел... Ну, вот, был агитатором, стал трупом. Потому, как во лбу лишняя дырка образовалась, природой не предусмотренная. Пользуясь секундным замешательством, двигаюсь к складу. Все, я у дверей. Вся толпа почти одновременно поворачивается ко мне, мгновения мертвой тишины сменяются угрюмым, зловещим гулом...

– Что, бандарлоги, нюх потеряли?! А ну, осади назад!

Из толпы раздается чей-то тонкий, с истеричным подвизгиванием, голос:

– Вот видели, братцы! Офицерье нас уже без суда и следствия стреляить! Безвинного человека убили! Бейте его, товарищи! Бейте золотопогонника, он один тута!

Выстрел под ноги передним притормаживает напор особо рьяных мстителей.

– У меня патронов мало, но не промахнусь ни разу. Кто хочет раньше времени на кладбище попасть?

В ответ из-за передних шеренг прилетает обломок кирпича, разбивается об стену. Вслед за ним летит полено, которое принимаю на шашку и отбиваю в сторону. Теперь очередь булыжника, от которого уклоняюсь... И в этот момент еще один, сбив фуражку, хорошо так попадает по голове. В глазах темнеет, и на фоне этой темноты носятся разноцветные звездочки... Стоять!!! Если упаду, - затопчут, разорвут!.. Прислоняюсь спиной к стене, по лицу течет что-то теплое. И соленое на вкус. Тыльной стороной руки вытираю глаза, на рукаве - кровь... Сквозь крики толпы слышу рев Митяева:

– Казаки!!! Шашки во-он!!! Делай, как я!!! Вперед!!!

Зрение быстро восстанавливается, силуэты вновь обретают резкость. Справа от ворот на толпу двигаются мои станичники с Михалычем во главе. Клинки, сверкая, выписывают круги и петли, которые может увидеть только опытный боец, стоящим ополченцам-лапотникам они, наверное, кажутся розовато-кровавыми в лучах начинающегося заката кругами свистящей смерти. Попасть под такой, - что в мясорубку гигантскую сунуться. На фарш изойдешь. Агрессивная толпа в секунды превращается в испуганно-молчаливое стадо. Звучит команда "Раздайсь!". Казаки, не переставая фланкировать шашками, быстро расходятся в стороны. Последнюю точку в разговоре ставит Котяра, сменивший свое ружье на мадсен, невесомо порхающий в его руках. Рядом с ним появляются еще два расчета. Вторые номера держат стволы за сошки, первые, став поустойчивей, приникли к прицелам. Почти как расчеты МГ-34 в вермахте. Бас Федора перекрывает все звуки во дворе:

– Всем - на колени! Быстро! Считаю до трех, стреляю в грудь!

Очередь, веером разошедшаяся поверх голов, заставила даже самых смелых бухнуться на брусчатку. Ко мне подходит Михалыч, осматривает рану, промывает ее водой из фляжки, а затем забинтовывает голову, добродушно ворча:

– Ну, Командир, ты и бегать. Как дал из казармы, только пятки засверкали. Я мальцом после соседской нагайки, и то так не носился. Мы - за тобой, так только вот поспели.

– Хреново бегаете.
– Пытаюсь отшутиться, несмотря на накатывающуюся слабость и предательски подгибающиеся коленки.
– Вернемся на базу, будем усиленно тренироваться... Как там Васька? Ну, который погоню задерживал?

– Дык, вроде бы нормально. Оклемался малость. Отмутузили изрядно, но на ногах стоять может. Шо с энтими делать?

– А нагайками проводите, чтоб впредь неповадно было мародерничать, и дело с концом. Тех, кто нашего бил, разрешаю особо не жалеть...

Через некоторое время все желавшие добраться до халявной жратвы, и, как потом оказалось, выпивки, получив отпущение грехов в виде двух отметин от нагаек на яго... чуть пониже поясницы, отправились восвояси, проклиная жесточайший произвол проклятого царизма в лице злодея подпоручика Гурова и его людоедов-казаков. Хм-м, а ведь потом, в лагере, они действительно и сами поверят и убедят других в этой сказочке. И будем мы душителями свободы и приспешниками кровавого сатрапа...

Кладовщик, перепуганный до полусмерти, быстро выдал нам все полагающееся, рассыпаясь в многословных изъявлениях благодарности за спасение, и постарался не заметить, как мои бойцы "случайно" прихватили пару лишних ящиков с тушняком и мешок сахара.

На обратном пути, подходя к казарме, успели на еще один митинг, точнее, - на его окончание. Правда, тема была другой. На плацу, обступив ровными прямоугольниками рот обозную двуколку, стоял Дунайский полк. А с повозки, возвышаясь над головами своих солдат, обращался к ним их полковой командир полковник Асташев.