Бешеный волк
Шрифт:
Таймеринский лес, пожалуй, был единственным в своем роде. Деревья, здесь растущие, и твари, под корнями этих деревьев жившие, не водились, по слухам, больше нигде в мире. А уж свирепостью здешние обитатели не уступали тварям, которых господа маги изволили разводить, как домашних питомцев. А еще здесь стоят Стражи Тореайдра, и не стоит на них натыкаться…
Ифенху не понукал и не подгонял кобылу — она сама найдет проходимую тропу через болото. А у него за долгую дорогу аж от самых Красных гор сапоги совсем истрепались, еще немного — и каши запросят. Не дай Тьма провалиться в трясину — он себе сожжет ноги до костей болотной водой. Тогда уж до Тореайдра не доползешь, не дохромаешь —
«Я страшнее!» — Бешеный Волк мысленно припугнул тварь, вкладывая в эти два слова образ чего-то большого, мохнатого и зубастого. Сучок булькнул и поспешно скрылся с глаз.
— То-то же, — хмыкнул ифенху и, морщась, потер виски. Опять начинала гудеть голова, на сей раз, от болотных испарений. Воняло так, что поневоле приходилось минуты по три не дышать, а бедная Мышка то и дело жалобно ржала, упрекая хозяина — за что, мол, издеваешься, погнал в этакую глухомань? Со всех сторон кто-то урчал, рычал, бухал и чавкал, орал, шипел и плевался. Кобыла то и дело шарахалась в стороны, рискуя оступиться и провалиться в зыбун или омут, затянутый ряской. Пришлось пару раз огреть ее промеж ушей и пройтись по сознанию несильным волевым ударом, чтобы затихла. Помогло — лошадь перестала брыкаться. Зато шла деревянно, как кукла, с опущенной головой.
Становилось все темнее, кругом заплясали болотные огни. По спине поползли мурашки от жути, но выдержки покуда хватало. Впереди замаячила угрожающая крылатая статуя, и от ее вида загривок встал дыбом. Неужели это и есть Страж? В провалах глазниц Волку почудился нехороший красноватый отблеск и он поспешил натянуть поводья. Вдруг это сойдет с места и кинется на него, если подойти поближе?
— Эй, кто-нибудь разумный меня слышит?! Неужели Старейшина так беспечен, что ему нет никакого дела до пришельца?
Сбоку глухо каркнул ворон:
— Зр-ря! Дур-рак!
И тут между деревьев вскипела черная вода пополам с грязью, забурлила топь, с виду казавшаяся проходимой. Там, внизу, двигалось что-то огромное и хищное.
Неожиданно для себя ифенху получил страшный удар чужой воли, так что закружилась голова, и потемнело в глазах. Чудище из глубины внушало такой страх, что руки-ноги мгновенно сделались ватными. Лошадь истерично завизжала и взвилась на дыбы, сбрасывая седока в воду.
Ифенху охватил ледяной огонь, влага немилосердно жгла кожу. Но боль прояснила разум и заставила тело изогнуться и вскочить на более-менее сухой пятачок земли. Дура-лошадь билась неподалеку, все-таки провалившись в трясину и утягивая за собой поклажу и оружие.
А вокруг, тускло отблескивая чешуей в зеленоватом свете болотных огней, закручивал толстые холодные кольца громадный водяной змей.
— Твою алденову мать… — потрясенно выдохнул Волк, глядя, как медленно вздымается над ним шипастая уродливая голова на толстой шее, украшенная то ли плавниками, то ли чересчур большими кожистыми ушами. В узких глазах светился отточенный незмеиный разум. Змей раззявил пасть, усеянную острющими иглами зубов, зашипел и ринулся вниз. Клац — и мощные челюсти захлопнулись на голове орущей лошади. Фонтаном брызнула кровь, змей сглотнул и ударил во второй раз — уже по Волку.
Тот едва успел отскочить. В голове промелькнула и вмиг исчезла мысль об утонувшем оружии — хороший был меч, и кистень жалко, в сумке остался. И надо ж было его сдуру из рукава куртки вытащить. Сейчас бы зверюге в глаз… Змей опять ударил, извернувшись, снизу и слева, чиркнул бугристой мордой
по руке и боку. Спасла врожденная звериная прыть — успел отклониться и сам полоснуть когтями по скользкой шкуре, вцепиться в выросты пасти. Чудище обиженно взревело и мотнуло головой, шарахнув ифенху спиной о дерево. Резкая боль прострелила хребет, из легких вышибло весь воздух, но он лишь крепче сжал пальцы, стараясь не думать о том, что змей может уйти под воду. Тогда — все, конец, за считанные минуты останется от Вбешеного Волка хорошо, если голый скелет… Голова ухнула вниз, окатив новой порцией жгучих брызг. Пришлось отцепиться и кубарем откатиться куда-то в сторону — в почти полном мраке под давлением чужой воли было не разобрать. А противник все перекручивал, вытягивал из глубины новые толстые кольца.«Что ты делаешь в моем лесу?»
Ифенху замер от удивления — чужая мысль отпечаталась в голове четким клеймом и отразилась низким шипящим голосом.
Удивление его и сгубило: одно из колец змеиного тела молниеносно метнулось к нему, захлестнуло поперек туловища и стало накручиваться, сжимаясь все сильнее.
«Что ты делаешь в моем лесу?» — настойчиво повторил змей, начиная казаться все больше. Его вид вызывал непреодолимое желание подчиниться, открыться, признать себя маленьким и слабым.
Не тут-то было. Волчьи глаза полыхнули оскорбленной гордостью и яростью. Еще немного — и затрещат кости, но Темный гневно прижал уши и почти зарычал, скаля клыки.
— Еще будет меня мокрая гадюка-переросток допрашивать перед тем, как сожрать! — прохрипел он, хоть и понял запоздало, с кем имеет дело. — Сюда имеет право приходить любой, кто ищет убежища!
Кажется, кости все-таки хрустнули. Хорошо, что ифенху способны не дышать гораздо дольше человека — вдохнуть никак не получалось.
«Вот как? Мокрая мышь смеет указывать удаву, съесть ему ее или нет?»
Показалось, или мысль прозвучала издевательски? Ифенху, как мог, снисходительно улыбнулся:
— А я не знал, что Старейшины практикуют каннибализм, — глаза при этом оставались совершенно честными. Даже невинными.
Тореайдр отшатнулся, будто его ударили. Все, решил про себя Волк. Раздавит.
«Тссс, каков наглец… Трехсот лет не стукнуло, а туда же, хамить».
«Мог бы и не попрекать возрастом. Триста лет мотаться по Ниерру куда полезнее, чем сидеть на болоте хоть десять тысяч».
Говорить уже не получалось, видеть — тоже. Только в голове все еще высвечивались два желтых глаза с узкими вертикальными зрачками. Темный перестал сопротивляться и обвис в кольцах змеиного тела.
«Однако, язык у тебя хорошо подвешен. Будет тебе, раз хочешь убежища… Спать!»
И сознание полузадушенного ифенху померкло, отступив перед волей Старейшины Тореайдра.
— Откуда он такой взялся, папа? — удивленно поинтересовалась высокая, фигуристая ифенхи. Она энергично и быстро раздевала безвольно обмякшего в руках слуг гостя. У нее самой руки были из предосторожности затянуты в перчатки из прочной кожи. — Тощий какой-то…
— С опушки леса, — ответил Тореайдр. — Я долго за ним следил. У парня крепкие нервы и сильный разум, спокойно прошел почти до первой линии Стражей, еще и живность местную распугивал. Лошадь дура. Была.
— Зачем было его вообще пугать, — фыркнула женщина, тряхнув шелково-смоляной гривой волос, и без зазрения совести расстегнула пряжку боевого пояса, стаскивая штаны. — На нем от воды живого места нет. К тому же, ты ему ребро сломал.
— Не преувеличивай, оклемается. Такие дички живучи, как мальгарские тхарги. Зато в следующий раз будет вести себя почтительнее.