Бескровная охота

– Я вижу, что ты становишься настоящей охотницей, – сказал Алекс. – Жаль, что ты не умеешь управлять этой штукой. Сейчас, когда Охотник спит, мы бы могли потихоньку разделаться с ним, а потом куда-нибудь удрать. На какой-нибудь межпланетный курорт. Земля есть Земля, но на ней ведь не сошелся свет клином. А, как ты думаешь?

Лора коснулась рукоятки, и изображение за иллюминатором передвинулось.

– Как видишь, я умею управлять этой штукой. Чтобы научиться, достаточно просто минут на двадцать подключиться к инфо-сети.

– Тогда в чем же дело? Давай прикончим его сейчас. Он спит так крепко, что даже не заметит, как умрет. Если не мы его, то он одного из нас. Я говорю ужасные вещи, я знаю, но ведь он нас не пожалеет.

– Это нечестно, – сказала Лора.

– Что?

– Я сказала, что это нечестно. Я пообещала, что не воспользуюсь его состоянием. И я не нарушу своего слова.

– Он настолько заморочил тебе голову?

– Не говори о том, чего не понимаешь, – ответила Лора.

Некоторое время они не разговаривали. Лора дважды перемещала какие-то рукоятки и набирала коды на виртуальной клавиатуре. Черная планета под кораблем медленно уплывала в сторону.

– Бред. Мы куда-то летим?

– Да-а, – задумчиво протянула она.

– Значит, мы все-таки улетаем.

– Не-а. У нас еще остались дела на Хароне. Жаль, что ты меня разбудил, мне слилось что-то волшебное.

– С трудом представляю, какие еще дела здесь можно делать.

– А ты не пыжься. Ты вообще не представляешь. Если хочешь знать, то мы летим к Слепому Пятну. Так называется более теплая часть планеты. Там, где нет квантоидов. Это примерно третья часть шарика.

– Это ты тоже прочитала в сети?

– Нет, – ответила Лора. – Просто я была на Хароне раньше.

– Что? – удивился Алекс. – Ты же никогда не летала в космос?

– Ну, это я так сказала. Мало ли что я сказала? Нельзя верить тому, что говорят женщины. Я была на Хароне четыре раза. А в последний прилет я проработала здесь больше трех лет. Я знаю здесь каждый камешек. Здесь не так пусто, как кажется на первый взгляд. На самом деле здесь большая стационарная база землян. С хорошим обслуживанием, как в многозвездочном отеле. Здесь есть любые развлечения, которые ты можешь себе представить, и которые не можешь представить, и все возможности отлично провести время. Правда, сейчас все это на девяносто процентов законсервировано. Из-за этой проклятой войны дела сошли на нет.

– Зачем нужны развлечения на военной базе? – не понял Алекс.

– А я и не говорила, что это военная база. Я просто сказала о базе землян. На самом деле это курорт. Очень специфический курорт для очень богатых людей. Уж точно не для тебя.

Она вела корабль довольно уверенно и с приличной скоростью. Алекс сходил и принес четыре бутерброда с лососиной, жирной, сочащейся, с виду совсем свежей, положил их на поднос и принялся жевать.

– Потрясающе, – сказал он. – Это конечно, не лосось, но так похоже, что даже профессионал может обмануться. На самом деле это сделало из белка, который получен из возбудителей дизентерии. Так там написано, на обертке. Представляешь, кто-то специально выращивает этих возбудителей, а потом, вместо биологического оружия, делает из них имитацию бутерброда с лососиной. Вот до чего мы докатились. Хочешь?

– Давай один, пахнет вкусно, – она протянула руку, не оборачиваясь.

Виртуальный иллюминатор показывал небольшую ровную площадку, на которую вполне можно было сесть.

– Где мы?

– Да как тебе сказать? Эта площадка оборудована для гравилетов. Сейчас мы сядем. И, как только мы сядем, ты должен меня слушаться во всем. Иначе потеряешь жизнь и найдешь смерть.

– Разве это не одно и тоже?

– Нет, – ответила она. – Далеко не одно и тоже, потому что жизнь одна, а смерть бывает разная. Здесь живут очень серьезные мальчики, которые сидят на очень больших деньгах. Больше тебе знать не надо.

– Охотник не станет тебя слушаться.

– Охотник пока не проснется. Я подключила его к контакту искусственного сна. Пришлось протягивать провод из четвертой каюты. Кто бы мог подумать, что он заснет прямо здесь, прямо на полу. Он просто свалился, не дойдя до кровати. Ему уже давно нужно было хорошо отдохнуть.

Жорес работал главным охранником в борделе «Царица ночи». Ему было около сорока, он имел выпирающий живот, обтянутый в черную блестящую кожу, и несколько перстней с настоящими бриллиантами. Как нормальный главный охранник, он имел свою собственную охрану из четырех телохранителей. Телохранцы постоянно толклись за его спиной, дурели от безделья и время от времени получали мягкие зуботычины. Мягкие, потому что пробить такой более чем двухметровый тупой тяжелый шифоньер мало кому под силу. Не под силу это было и Жоресу.

Сам бордель был местом исключительным: другого такого в Солнечной Системе не имелось. Более того, «Царица Ночи» была самым дорогим борделем в системе. Она предоставляла такие услуги, на которые не отваживался больше никто. Конечно, это требовало капиталовложений. Построить станцию на Хароне стоило примерно двенадцать миллиардов уешек. Закупка аппаратуры потянула еще на пять миллиардов. Сорок девочек достались почти даром. Плюс взятки кому надо, чтоб закрывали глаза – и того, под двадцать миллиардов. Но дело того стоило. Заведение приносило примерно шесть миллиардов в год. Деньги платили в основном постоянные клиенты, члены клуба, очень богатые извращенцы, числом около трехсот. Случайных людей сюда, как правило, не пускали.

От Земли к Харону были протянуты шесть частных, и потому зашифрованных, гравиструн, по которым гравилет, имеющий код, добирался до планетки всего за четыре часа. Обратный полет был еще быстрее, из-за дополнительного солнечного гравивиора (ударение на вторую «ви»). Клиенты, обыкновенно, долго не засиживались: максимум, два-три дня. Сутки развлечений стоили здесь пять с половиной миллионов, не считая чаевых. Зато развлечения были необыкновенны.

Скажем для начала, что все сорок девочке были несовершенно летними, от двенадцати до шестнадцати, и все имели именно тот необъяснимый полудетский шарм, от которого дуреют пожилые миллиардеры. Конкурсный отбор проводился очень строго. Скажем во вторых, что все эти работницы так и оставались несовершеннолетними все двадцать два года существования «Царицы Ночи». С помощью дорогой аппаратуры, импортированной из высокотехнологичных внеземных колоний, они были законсервированы во времени. Они старились в течение суток, но ровно в двенадцать часов ночи по местному времени они вновь становились на сутки моложе. При этом они теряли память обо всем, что происходило с ними за день. Но исчезала не только память: исчезали все следы, которые время успело оставить на юном теле. Поэтому все работницы до сих пор оставались девственницами, хотя уже успели потерять невинность по несколько тысяч раз. С работницами разрешалось делать абсолютно все, не разрешалось их лишь убивать. Поэтому бордель имел целый комплекс изящнейших пыточных залов, и оборудование в них было таким, что средневековые садисты-палачи рыдали бы от зависти, если бы могли такое увидеть. Впрочем, первоначально работниц было сорок две, двоих все-таки угробили, случайно.

Весь последний месяц, с тех пор, как поползли слухи о нашествии алиенов, «Царица Ночи» пустовала. Сейчас ее решили вообще законсервировать на неопределенное время, погрузив работниц в бессрочную полудрему на границе времен. Каждый цикл суточного возвращателя стоил восемьдесят тысяч уешек и требовал больших затрат энергии. Поэтому живые путаны никак не окупались. Позволить им стариться было бы слишком расточительно, никто ведь не знает, как дело обернется. Поэтому выбрали срединный вариант.

Жореса этот вариант не устраивал. Сейчас, пока не было клиентов, он ежедневно развлекался с двумя или тремя (а то и больше) работницами, причем все получал бесплатно. Простой секс во всех видах ему уже предельно надоел, поэтому он обычно соединял удовлетворение телесных потребностей с удовлетворением духовных, а именно, проводил время в пыточных залах. Для развлечений он выбирал тех работниц, которые были невинны не только телом, но и духом, этаких наивных красных шапочек, которые до сих пор были уверены, что папа с мамой привезли их на интересную космическую экскурсию. Папе с мамой, конечно, отвалили отличный куш, они давно его проели и теперь уже, вполне возможно, лежат в могиле. Но ципочки-то этого не знали. Они были уверены, что папа с мамой спят в соседней комнате. Жорес постепенно открывал им правду, и, когда у ципочек начинали открываться глаза на это дело, он переходил к процедурам. Так он это называл. Когда приближалась полночь, он тащил полумертвых, истерзанных, изрезанных, разорванных, прободненных, частично разрубленных ципочек в камеры суточного возвращателя – и через несколько секунд они востанавливали товарный вид и теряли память обо всем, что с ними произошло за день. И каждый день изобретательный Жорес выдумывал новые штучки. Последнее развлечение Жореса было примерно таким: он выбирал из работниц нескольких самых малолетних, отрезал от них определенные части и заставлял после этого водить хоровод, при этом весело распевая песенку его собственного сочинения: «Без носиков и глазиков хотим мы танцевать; без носиков и глазиков нам весело опять; без носиков и глазиков мы хлопаем в ладоши; без носиков и глазиков наш вид совсем хороший.» За подобные шалости начальство не гладит по головке, даже если это начальство такого заведения, как «Царица Ночи».