Бесноватые

Совершенно очевидно, что мистер Филдинг уже некоторое время находился там. Очевидно также, что атмосфера комнаты, в которой лежал больной, действовала на него ничуть не более, чем все прочие малоприятные аспекты его службы. Не менее очевидно, что он собирался оставаться в комнате столько, сколько потребуется.

При нормальном освещении ширмы, стоящие в ногах кровати у входа в альков, являли богатейшее разнообразие красок. Сейчас они казались такими же темными и мрачными, как одежда главного судьи. Лишь его силуэт можно было разглядеть при свете единственной свечи, горевшей на комоде у стены слева. Итак, Джон Филдинг сидел в кресле, слегка помахивая перед собой хлыстиком. Он был без парика, в шляпе, глубоко надвинутой на лоб; лицо его с незрячими глазами пугало своим спокойствием.

Брогден мгновенно превратился из обычного человека. в послушную сторожевую собаку и поспешил занять место подле своего хозяина. Джеффри последовал за ним, поспешно ступая по обюссонскому ковру. Если Брогден ожидал бури, он не ошибся: штормовые сигналы поступили к нему сразу с двух сторон.

– Добрый вечер, Джеффри, – произнес магистрат.

– Добрый вечер, сэр.

– Вы, похоже, не очень удивлены тем, что я здесь.

– Нет, сэр, я наконец все понял. Вы и есть тот самый призрак. Это вы внесли тревогу в этот дом.

– Ну что ж, будем надеяться, – сказал не без удовлетворения судья Филдинг, – что и в злодеев мое присутствие также вселяет страх. Или вы не согласны?

– В принципе согласен, сэр, если вы говорите о настоящих злодеях, а не о людях, которые намеревались послужить вам, но не встретили никакой помощи с вашей стороны.

– Именно! – подтвердил судья Филдинг, рубанув по воздуху своим хлыстиком.

В коридоре прозвучали легкие шаги. Судья Филдинг прислушался. Шаги замерли, и в комнату вошла Пег.

Какой-то звук послышался из-за ширмы; кто-то пытался высечь огонь. Замерцала еще одна свеча. Сквозь узкую щель между двумя ширмами Джеффри видел только запахнутый полог в ногах кровати. Непонятно было, кто еще мог находиться там, кроме самого сэра Мортимера Ролстона, лежащего в постели. В то же время Джеффри явственно слышал, как кто-то движется между кроватью и стеной, ставит на стол подсвечник.

Пег тоже взглянула туда. Она сбросила плащ и держала его на согнутой руке. Грязь на светлом открытом платье еще более подчеркивалась белизной ее плеч; жемчуга, которыми была расшита оранжевая с голубым накидка, пообрывались. Весь вид девушки свидетельствовал об испуге, и когда мистер Филдинг повернулся в ее сторону, она в страхе отступила, как будто судья взглянул ей прямо в глаза.

– Он – там? – спросила Пег, указывая на альков. – Мой дядя? Могу я взглянуть на него?

– Он – там. Но никто из вас не должен говорить с ним прежде меня; и тогда – я тоже не уверен.

– Я… я хотела как лучше.

Прежде чем ответить, судья немного помедлил.

– Все мы хотели как лучше, – сказал он резко. Потом вновь погрузился в какие-то свои мысли. – Но это не оправдание.

– Для кого? – спросил Джеффри.

– Да уж не для вас, конечно. Я не стану все же торопиться с выводами, чтобы они снова не получились слишком поспешными.

– Вы говорите «снова», сэр?

– Да. Что это за история, которую Брогден якобы услышал от сей молодой дамы? Будто вы встретились с майором Скелли на мосту через канал в саду и застрелили его в перестрелке. Можете вы доказать, что это не было преднамеренное убийство?

– Могу, – ответил Джеффри, стараясь сдерживать себя. – Скажите им, Пег: вы были свидетельницей. Намеревался я убить его?

– Что вы! Все было совсем наоборот! – закричала Пег, обращаясь к судье. – Майор Скелли напал и угрожал Джеффри и обманул его: он сказал, что у него только один пистолет – тот, который он выбросил.

Так, тараторя, она пересказала всю историю, иногда путаясь в деталях, но в целом – достаточно точно. Несколько раз Брогден уже готов был вмешаться, но сдерживался.

– Кажется, не врет, – бросил судья Филдинг. – Вообще, все похоже на правду. Тем не менее эту юную леди вряд ли можно назвать лицом незаинтересованным. Неплохо, если бы нашелся какой-нибудь другой свидетель.

– Есть еще один свидетель, – сказал Джеффри.

– Вы сами?

– Нет. Отставной старший сержант Королевского нортумберлендского фузилерского полка Чарлз Пилбим. Вам знакомо это имя. Сегодня утром вы посылали меня к нему. У него отменная репутация. Если вы соблаговолите снять с него показания, он под присягой подтвердит все, что здесь говорилось.

– Ну что ж, это уже более надежно. – Судья Филдинг глубоко вздохнул, хлыстик в его руке задвигался медленнее. – Когда вы отправились в Рэнилег, было ли у вас намерение убить мистера Скелли?

– Нет, ни в коем случае. Но я опасался встретиться с ним там, и тогда мне пришлось бы принять его условия встречи.

– То есть, говоря попросту, могла возникнуть необходимость в смерти майора Скелли?

– В известном смысле да.

– Почему могла возникнуть такая необходимость?

– Поскольку вы считали, что Пег можно будет не сажать в тюрьму лишь в том случае, если нам удастся сцапать майора Скелли. Так ведь, сэр?

– Так.

– Но вы не пожелали принять совершенно явные свидетельства преступного умысла. Сегодня в Галерее миссис Сомон майор Скелли предпринял свою первую попытку убить меня, используя для этого любые доступные ему средства. По словам присутствующего здесь Брогдена, который, судя по всему, говорил от вашего имени, вам недостаточно было бы просто узнать, что майор Скелли проткнул меня сзади, если при этом не было бы никаких свидетелей, кроме меня самого. Какие еще доказательства нужны вам, сэр? Сколько вам нужно свидетелей? Доколе будете вы играть краплеными картами с людьми, которые находятся у вас же на службе? И наконец, достойный магистрат, что-то я не припомню тех времен, когда вы «говорили попросту».

– Прошу вас поверить, – сказал судья Филдинг, медленно поднимаясь на ноги, – что сейчас такое время настало.

Ширмы, закрывающие альков, слегка раздвинулись. Можно было видеть руки, раздвинувшие их, а затем в образовавшемся проеме показался худощавый человек, державшийся столь уверенно и одетый с таким безукоризненным изяществом, что относительно его профессии можно было лишь строить предположения.

На вид незнакомцу было лет сорок. Его пышные манжеты прятались в рукавах черного атласного камзола, отделанного серебряным шитьем; из-под камзола виднелся черный с белым жилет. Руки, раздвинувшие ширмы, поражали своей ослепительной белизной. Приятного тембра голос звучал уверенно и властно.

– Судья Филдинг, – произнес незнакомец.

– Да, доктор Хантер?

– Кризис миновал; во всяком случае, мы так полагаем, – сказал доктор Уильям Хантер, указав кивком на кровать у себя за спиной. – Сэр Мортимер будет жить.

Он раздвинул ширмы пошире. По-прежнему нельзя было разглядеть, что делается за плотно закрытым балдахином из узорчатой парчи, закрывающим кровать больного. Но теперь Джеффри имел возможность заглянуть в альков. У изголовья кровати, рядом со столиком, на котором горела свеча, стоял доктор Джордж Эйбил; его неопрятный вид бросался в глаза не менее, чем строгое изящество его коллеги. Он неподвижно стоял, держась рукой за подбородок, и глядел на своего пациента, который стонал и ворочался на постели.