Бесплодные земли
Шрифт:
Сюзанна махнула рукой, мол, лапшу мне не вешай.
— Знаешь, кого ты мне сейчас вдруг напомнил? Мою старую маму. «Бог поможет» — была любимая ее фраза.
— А что, разве Он не помогает? — на полном серьезе спросил стрелок.
Она в изумлении уставилась на него, на мгновение не найдясь, что ответить, потом запрокинула голову и рассмеялась.
— Ну, зависит, наверное, от того, как посмотреть. Но, знаешь, Роланд, что я тебе скажу? Если все это — божья помощь, мне бы тогда не хотелось на собственной шкуре изведать, что произойдет, если Он от нас отвернется.
— Ну давайте, пойдем отсюда, — потерял терпение Эдди, — и чем скорее, тем
Мои поздравления, Роланд, еще подумал он про себя. У тебя получилось. Ты меня обратил. Можно сказать «Аминь».
— Прежде, чем мы пойдем… — Роланд нагнулся и развязал сыромятный ремешок у себя на левом бедре. Потом медленно расстегнул свой ружейный пояс.
— Что еще за херня? — спросил Эдди.
Роланд снял пояс и протянул его Элдди.
— Ты знаешь, зачем я сейчас это делаю, — голос его был спокоен и тверд.
— Эй, приятель, вешай его обратно! — Эдди вдруг захлестнула волна самых противоречивых чувств. Он сжал кулаки, но все равно чувствовал, как дрожат пальцы. — Ты соображаешь, чего ты делаешь?
— Я потихоньку теряю рассудок. Пока эта рана во мне не затянется… если ее вообще можно будет исцелить… мне не стоит его носить. И ты это знаешь.
— Возьми, Эдди, — тихо проговорила Сюзанна.
— Если б вчера у тебя не было этой чертовой штуки, когда на меня налетела та дрянь в виде летучей мыши, я бы сейчас уже был на том свете.
Стрелок молчал, продолжая протягивать Эдди свой единственный теперь револьвер. Вся поза его говорила о том, что он будет стоять так весь день, если возникнет в том необходимость.
— Ну хорошо! — Эдди сорвался на крик. — Черт возьми, хорошо!
Он грубо вырвал ружейный ремень из руки Роланда и резким движением застегнул его у себя на поясе. Наверное, он сейчас должен испытывать облегчение… разве ночью вчера, глядя на этот самый револьвер, лежащий так близко к Роланду, он не думал о том, что может произойти, если Роланд действительно съедет с катушек? Они оба с Сюзанной об этом думали. Но облегчения он не испытывал. Только страх, и вину, и еще — печаль, странную боль, слишком сильную даже для слез.
Без своих револьверов Роланд выглядел так непривычно.
Так чуждо.
— О'кей? Ну а теперь, когда у бестолочей-недоучек есть по револьверу, а учитель остался совсем безоружным, можем мы наконец идти? А если что-то большое попрет на нас из кустов, ты, Роланд, всегда можешь швырнуть в него нож.
— Ах, да! Я совсем забыл. — Роланд достал из сумки свой нож и протянул его Эдди рукоятью вперед.
— Но это уже полный бред! — закричал Эдди.
— Жизнь — это тоже бред.
— Ага, напиши эту мудрую мысль на почтовой открытке и отошли ее в долбанный «Ридерс Дайджест». — Эдди засунул нож Роланда себе за пояс и вызывающе поглядел на стрелка. — Теперь-то мы можем идти?
— Еще одна вещь… — начал Роланд.
— Боже милостивый!
Роланд чуть улыбнулся:
— Это я пошутил.
У Эдди аж челюсть отвисла. Сюзанна снова расхохоталась. Ее смех, точно звон колокольчиков, рассыпался в утренней тишине.
Почти все утро они выбирались
из «зоны массового опустошения», произведенного исполинским медведем в целях самозащиты, но идти по Лучу было чуть-чуть полегче, и когда путешественники снова выбрались в лес, миновав обширный участок поваленных деревьев и разросшегося подлеска, они развили вполне приличную скорость. Ручеек, берущий начало из-под каменной стены на поляне Врат, сопровождал их веселым бульканием по правую руку. По пути он вобрал в себя несколько ручейков поменьше, и теперь его плеск стал настойчивей. Были здесь и зверюшки — путники слышали, как они шуршат в зарослях. А дважды они увидели издалека оленей, пасущихся небольшими группками. Один из них, самец с благородными раскидистыми рогами на гордо вскинутой голове, весил, наверное, добрых три сотни фунтов. Вскоре местность опять начала подниматься, и ручей свернул в сторону от тропы. А ближе к вечеру Эдди кое-что увидел.— Может быть, остановимся? Передохнем минуточку?
— А в чем дело? — спросила Сюзанна.
— Да, — сказал Роланд. — Если хочешь, давай остановимся.
Внезапно Эдди снова почувствовал близость Генри, его присутствие, словно тяжелый груз лег на плечи. Нет, вы посмотрите на этого пидора. Он что, чего-то там углядел в этой чурке? Опять собирается что-нибудь вырезать? Да? Ну разве не КРАСОТУЛЯ?
— То есть, это необязательно. Я хочу сказать, ничего такого. Я просто…
— … кое-что увидел, — закончил за него Роланд. — Уж не знаю, чего ты там углядел, но прекращай свой словесный понос, бери, что увидел, и двинем дальше.
— Да нет, ничего. Правда… — Эдди почувствовал, что краснеет, и попытался отвести вожделеющий взгляд от ясеня, что привлек его внимание.
— Нет, чего. Там что-то такое, что тебе нужно, и это вовсе не «ничего». Если тебе это нужно, Эдди, значит, и нам оно тоже нужно. А что нам не нужно, я сейчас тебе скажу. Нам не нужен мужик, который не может избавиться от бесполезного груза своих давних воспоминаний.
Теплая кровь, прилившая к лицу, обернулась жаром. Еще мгновение Эдди стоял, опустив пылающее лицо и сверля взглядом свои мокасины. Ощущение было такое, что Роланд заглянул ему прямо в сердце своими как будто повылинявшими голубыми глазами воина.
— Эдди? — осторожно спросила Сюзанна. — Что там такое, мой сладкий?
Ее голос придал ему мужества, которого так ему не хватало. Стряхнув с себя оцепенение, он шагнул к тонкому деревцу, на ходу вынимая из-за пояса нож Роланда.
— Может быть, ничего, — буркнул он и заставил себя добавить: — А, может быть, кое-что. Если я его не запорю, выйдет действительно что-то.
— Ясень — дерево благородное и наделенное силой, — заметил Роланд, но Эдди едва ли его услышал. Насмешливый, глумящийся голос Генри затих; вместе с ним не стало и стыда. Эдди думал теперь только о ветке, что притянула к себе его взгляд: утолщенная и чуть выпирающая у ствола. Утолщение это имело несколько необычную форму… как раз такую, какая ему и нужна.
Ему виделась форма ключа, таящаяся внутри — ключа, который явился ему на мгновение в огне, прежде чем горящая кость изменилась снова и обернулась розой. Три перевернутых «V», центральная — глубже и шире, чем две по краям. И s-образная загогулина на конце. Ключ к разгадке.
Дуновение сна снова прошелестело в сознании: «Дад-а-чум, дуд-а-чик, не волнуйся, у тебя есть ключ».
«Может быть, — подумалось ему. — Но на этот раз я постараюсь, чтобы все получилось как надо. На все сто процентов, без дураков».