Бесплотные герои. Происхождение образов "Илиады"

В самом деле, об убитом товарище Одиссея Левке, за которого он мстил врагам в IV песни «Илиады», ничего не знает «Одиссея». Вообще в ней Одиссей не вспоминает ни одно событие «Илиады», в котором он участвовал: ни поездку в Хрису, ни столкновение с Ферситом, ни вылазку с Диомедом и захват Долона, ни свое ранение, ни свою победу в соревновании бегунов, ни награду за нее — шестимерную серебряную чашу из Финикии. Не вспоминает и, видимо, просто не знает их. И наоборот, о спутниках, с которыми он возвращался из Трои — Антифоне, Эльпеноре и Перимеде (II, X и XI песни «Одиссеи»), — ничего не говорилось в «Илиаде». Ничего не знает «Илиада» и о знаменитом луке, который Одиссей привез из Трои и готов был испытать у феаков в «Одиссее» (песнь VIII). В «Илиаде», в отличие от «Одиссеи», он вообще не лучник. Не знает «Илиада» и о ссоре Ахилла с Одиссеем, а о ней пел на пиру в «Одиссее» Демодок (песнь VIII) — в «Илиаде» нет и следа этой ссоры. В «Одиссее» царь хитер и изворотлив, в «Илиаде» — только рассудителен.

В «Одиссее» у ее главного героя есть постоянный эпитет птолипортос — «градорушитель». В «Илиаде» он употребляется всего два раза, причем в частях, которые аналитиками относятся к вставным и поздним (в «Каталоге кораблей» и в «Долонии»). Многие исследователи отмечали, что в «Одиссее» для этого эпитета нет никакого основания, кроме как троянское прошлое Одиссея — его участие во взятии Трои. Но ведь в этом предприятии участвовали многие герои — Агамемнон, Аякс, Диомед, Нестор и др., а эпитет почему-то характеризует именно Одиссея. Некоторые считают, что для характеристики Одиссея этим эпитетом нет оснований в обеих гомеровских поэмах, да и вообще в Троянском цикле, и что зарождение их надо искать в каком-то древнем, неизвестном нам прошлом образа. Это неверно.

Основа есть в Троянском цикле, а именно в «Возвращениях», и эта основа мельком упоминается в «Одиссее»: в самом начале своего рассказа феакам об отплытии из Трои (в IX песни) Одиссей повествует о взятии и разрушении им Исмары — столицы киконов. Этот город взял и разрушил он и только он со своим отрядом. С тех пор он птолипортос — «градорушитель».

Конечно, есть то, что объединяет обе поэмы в обрисовке Одиссея: в обеих поэмах Одиссей происходит с Итаки, в обеих имеет сына Телемаха, в обеих располагает двенадцатью кораблями, в обеих ему покровительствует Афина и т. д. Но это все может быть объяснено общей принадлежностью основных сведений об Одиссее в той и другой поэме к древнему фольклорному фонду при раздельной обработке этих сведений для каждой из этих поэм. (Кстати, поэтому в некоторых случаях можно прибегать и к материалам из «Одиссеи» для лучшего понимания Одиссея в «Илиаде».)

Итак, «Илиада» знает, что Одиссей — царь Итаки и мореход, но «Одиссею» и его приключения в ней она не знает. А вот каким участие Одиссея представлено в других песнях о Троянской войне — киклических поэмах, — «Илиада», несомненно, знает. По крайней мере это отражено в некоторых ее песнях.

Так, интересна связь Одиссея с Диомедом в «Илиаде». В обходе войск (песнь IV) Агамемнон делает выговор только Одиссею и Диомеду. В «Долонии» (песнь X) Одиссей вместе с Диомедом совершает успешную вылазку в тыл противника, причем он в этой вылазке старший. В VIII песни Одиссей бежит с поля боя, а его окликает и стыдит Диомед. Вместе они ранены в XI песни. Все это соответствует той связи, в которой оба выступают в Троянском цикле: в «Киприях» Одиссей с Диомедом расправились с Паламедом, а в «Малой Илиаде» вместе Одиссей с Диомедом ездили на Лемнос за Филоктетом, вместе унесли из Илиона Палладий (Аполлодор, V, 8, 11).

Еще теснее в «Илиаде» Одиссей связан с Аяксом, сыном Теламона (великим Аяксом), и к этой связи почти всегда подключен Ахилл. В «Тейхоскопии» (песнь III) Елена показывает Приаму всего нескольких ахейских вождей, вторым — Одиссея, четвертым — Аякса.

Вместе оба героя и Ахилл фигурируют в I песни как ближайшие соратники Агамемнона. Все три героя оказываются в VIII и XI песнях ориентирами при описании расположения кораблей в ахейском стане (Одиссей в середине, Ахилл и Аякс на флангах). Вдвоем Одиссей и Аякс идут послами к Ахиллу в IX песни, а затем борются между собой на погребальных играх в память Патрокла (XXIII песнь). М. Пэрри заметил, что у Гомера есть ряд стандартных однотипных обращений к героям, заполняющих всю строку стиха. Такие формулы существуют для каждого из основных героев — для Ахилла, Диомеда, Агамемнона и др. Таких формул нет только для двоих из них — для Одиссея и Аякса. По «Каталогу кораблей», Одиссей и Аякс оба — островные вожди: один с Итаки, другой с Саламина; оба привели с собой по двенадцать кораблей. Словом, связь несомненна. Эта тесная связь соответствует той, которая выступает в «Малой Илиаде», где Одиссей и Аякс соревнуются за оружие убитого Ахилла, а когда оружие присуждают Одиссею, Аякс от обиды кончает с собой (Аполлодор, V, 7).

Стало быть, какой-то из певцов «Илиады» знал, что в песнях о последующих событиях Одиссей должен быть тесно связан с Аяксом и Ахиллом. Какой-то (скорее всего другой) певец знал, что и в предшествующей, и в последующей песни Одиссей должен быть связан с Диомедом. Этому знанию подчинены связи Одиссея в «Илиаде». Противоположная направленность воздействий — из «Илиады» на киклические поэмы — маловероятна, потому что в этих поэмах события с Одиссеем — решающие, а в «Илиаде» — сравнительно мелкие.

Нельзя сказать, что эти два узла связей, выступающие в «Илиаде», восходят к двум разным киклическим поэмам: как видим, обе связи есть и в «Малой Илиаде». Очевидно, что, изображая Одиссея, и «Илиада», и влиятельная для нее «Малая Илиада» восходят к гораздо более древним песенным комплексам, один из которых воспевал отношения Одиссея с Диомедом, другой — с Аяксом и Ахиллом, а также с Агамемноном. Вероятно, здесь еще один след двух версий «Илиады» — с Диомедом и с Ахиллом. Видимо, это разделение более широкое, чем версии «Илиады», — это версии всего цикла. По крайней мере оно охватывает «Илиаду» и «Малую Илиаду».

Есть еще одна связь у Одиссея — с Менелаем. В «Илиаде» она выступает мельком, как воспоминание о прошлом: в «Тейхоскопии» Приам вспоминает, как Одиссей с Менелаем приходили послами от ахейцев требовать выдачи Елены. Это прошлое было подробно описано в «Киприях» (Аполлодор, III, 28). Более в киклических поэмах эта связь незаметна. Зато вся «Одиссея» пронизана ею. Так что и по этому показателю видно, что «Одиссея» развивала другую традицию.

Эта традиция разрабатывает сугубо морские приключения Одиссея, что согласуется с островным положением его царства в обеих гомеровских поэмах (впрочем, в «Одиссее» такие приключения числятся и за Менелаем). Но, странное дело, в самом этом своем царстве, да и в других местностях, Одиссей не очень прочно закреплен. На Итаке он и его семья ни с кем не связаны кровно. С одной стороны, он унаследовал Итаку от своих отца Лаэрта и деда Аркесилая — этот род и его власть над Итакой не раз упомянуты в «Одиссее», а Лаэрт вспоминает (XXIV, 337–338), что был царем. С другой стороны, Одиссей царствует почему-то при жизни своего отца, а отец даже в отсутствие сына не правит, а тут же, на Итаке, сам с несколькими рабами обрабатывает свои сад и поле, одетый в залатанную одежду (I, 185–189; XXIV, 205–247). Правит же на Итаке Пенелопа.

Отец и род Одиссея вообще не очень ясны: у Гесиода («Эойя», фрагм.: 111–112; также Эсхил, фрагм. 175; Софокл, фрагм. 142; схолии к Ликофрону, 344) отцом Одиссея является Сизиф, сын Эола, помещаемый на Коринфском перешейке. Коринф одним из первых среди греческих государства развил мореплавание и завязал торговые отношения с Востоком. Эол считался изобретателем паруса, и многие эолиды становились мореходами, а Сизиф, воплощавший в себе качества коринфских торговцев, отличался хитростью — обе характеристики наличествуют у образа Одиссея в «Одиссее». Коринф был важным фокусом сказаний о морских приключениях, да и самой локализации царства Одиссея: Итака и другие острова его царства запирают выход из Коринфского залива; с противоположной стороны Коринфский перешеек омывается Сароническим заливом, в котором расположены не только Аяксов Саламин, но и остров Волшебницы Кирки (Страбон, IX, 395) и героон Феака (Плутарх, Тез., 17), а на аргивском берегу — мыс Скиллей (локализация Скиллы?).

Видимо, несообразности с бытом Лаэрта — следы того состояния эпического материала, когда отца Одиссея и не представляли бывшим владетелем Итаки. Ведь в мифическом мире ахейцев наследование престола шло от тестя к зятю, как, впрочем, и в русском фольклоре: герой волшебной сказки непременно женится на царской дочери и получает с нею царство или пол-царства. Одиссей должен был получить Итаку как приданое — с Пенелопой, от ее отца Икария.

Но и этот персонаж не очень четко локализован. По «Одиссее», он царствует где-то в другой местности (II, 52–54, 132–134). Поздние авторы включают Икария в спартанские генеалогии и помещают его царство в Акарнании, а братом его делают Тиндарея, отца Елены и Клитемнестры (Аполлодор, III, 10, 3–6). Однако более глубокие ассоциации, обусловленные его именем, связывают и его с островами. По генеалогии, сын его — Левкадий (Страбон, X, II, 9). Это эпоним острова Левкады близ Акарнании, Левкада же названа по острову Левке (Белому) в царстве мертвых — на нем обитают души усопших. Имя Левк носил также погибший соратник Одиссея в «Илиаде». На острове Левкаде существовал любопытный древний обычай: преступнику привязывали птиц и перья и сбрасывали со скалы в море — жертвовали Аполлону (Страбон, X, II, 9). Но ведь это имитация полета Икара! С полетом Икара, однако, древние связывали остров Икарию возле малоазийских берегов и омывающее его море — Икарийское; оно упоминается в «Илиаде» (II, 145). Уже по острову, а не по Икару, получил имя Икарий: это эпоним острова.

Таким образом, эта линия связей притягивает Одиссея «Одиссеи» к островам возле берегов Малой Азии и обусловливает его близость к царству мертвых (куда он в «Одиссее» путешествует). В учебнике В. Шмида и Ф. Штелина по древнегреческой словесности Одиссей назван самым ионийским из всех гомеровских героев — имелся в виду его характер, предприимчивый, даже авантюристический, но трезвый. Связь с Икарием выводит Одиссея в ионийский регион. Так коринфские и спартанские сказания об Одиссее, видимо, приобрели форму «Одиссеи» и в какой-то мере отразились на облике Одиссея в «Илиаде». В гораздо большей мере образ Одиссея в «Илиаде» и «Малой Илиаде» должны были формировать другие сказания, судя по связям героя с Аяксом и Диомедом, возникавшие западнее — в Аргосе и, возможно, на востоке Средней Греции. Всё это процессы, непосредственно предшествовавшие вхождению образа Одиссея в гомеровский эпос.