Бесплотные герои. Происхождение образов "Илиады"

Здесь очень наглядная параллель к истории похищения Елены. В «Киприях» и «Илиаде», а также у Эсхила в «Агамемноне» найдем и горюющего Менелая, от которого ушла жена, и его вещий сон, и осаду города ради обзаведения женой, и попытку осажденного откупиться, и успех героя. А поскольку финикийское сказание раньше не только «Илиады» или «Киприй», но и самой Троянской войны, даже по самой ранней из ее традиционных датировок, английский ориенталист Г. X. Гордон с большим основанием заключил, что в финикийском сказании мы имеем литературный источник греческой легенды о начале Троянской войны. Попросту сказать, главная идея этой легенды заимствована греками у финикийцев и приспособлена к очень подходящему для этого образу спартанской богини растительности Елены — она естественно стала эпической героиней. Отсюда, от этого финикийского источника, все эти странные «заходы» в Финикию, какое-то непонятное общение Менелая с финикийским станом в Египте и т. п. Все это просто следы оригинала, которые остались в переделке по недосмотру обработчиков.

Предполагать заимствование сюжета ахейцами у финикийцев вполне реалистично. Поблизости от Угарита — остров Кипр, который очень рано подпал под влияние ахейцев. Уже в XVI–XIII веках там применялось линейное письмо, язык которого очень близок к греческому. Тогда же в греческий язык проникли финикийские названия золота, хитона, льва, тмина. Очевидно, и культ Аштарты-Афродиты и ее партнера Таммуза-Адониса. Греческое имя бога Адонис происходит от семитского слова «адони» (господин, господь). Сами названия финикийских городов Библ, Тир и Сидон могли стать известными грекам в этой форме только до 1200 года (Библ) и 1100 года (Тир и Сидон) до н. э., потому что позже они изменились в самом финикийском (например, Библ стал называться не Губал, а Губла). В XIV–XIII веках в Угарите просто-напросто был ахейский квартал, так сказать, ахейское подворье. Заимствование мифов и эпоса шло полным ходом, тому есть немало доказательств.

Однако в тексте финикийского документа нет никаких намеков на то, что в осажденном городе Керет настиг свою бывшую жену. Царевна Хурэй — это не вполне прототип эпической Елены. Многое в этом греческом образе — не только имя — от богини Елены. На нее был перенесен ряд приключений жены Керета и царевны Хурэй.

Гордон добавляет, что не только в греческом сказании есть много элементов финикийского происхождения, но и в финикийском сказании — критского происхождения. Само имя главного финикийского героя — Керет — означает «критянин». Греческое название острова — Крете, библейское название филистимлян, переселившихся с Крита, — «крети» (в семитских языках, к которым принадлежит и финикийский, корень образуется одними согласными, а гласные несут грамматические функции). Значит, исходная версия повести могла появиться у минойцев на Крите, и оттуда ее варианты поступили и к финикийцам, и, возможно, к ахейцам, а от финикийцев — еще раз к ахейцам. Отсюда в греческом эпосе критские следы: Менелай в начале всей эпопеи появляется именно на Крите, и дедом его оказывается критский царь Катрей.

Т. Б. Уэбстер находит подтверждение идее о критском источнике в том, что распространение сюжета с Крита на материк, в ахейскую Грецию, можно проследить по вещественным доказательствам — по находкам изображений осады города. Конечно, могут быть изображения осады и вне связи с сюжетом о похищении жены царя, но сам характер обнаруженных изображений (в частности, на серебряном ритоне, на фресках царских дворцов), как и их повторяемость, говорит о том, что сюжет имел престижный характер, был связан с каким-то общеизвестным мифом и героическим сказанием. К тому же на некоторых изображениях из-за стены осажденного города или из окна выглядывают женщины. Так рассуждает Уэбстер, но это вряд ли способно усилить концепцию Гордона.

Откуда же на самом Крите сюжет о похищении жены царя и ее возвращении? Образовался ли он на Крите или принесен на остров еще откуда-то? На критских и микенских изображениях, о которых говорилось, отмечены следы египетского влияния. В древнейшем египетском фольклоре действительно можно отыскать источник интересующего нас сюжета.

В Британском музее хранится так называемый папирус д'Орбиней — рукопись XIX династии (XIV–XIII века до н. э.) на новоегипетском разговорном языке. Содержание папируса известно как «Сказка о двух братьях». В этом произведении рассказывается о двух братьях-земледельцах, которые преодолевают козни своих жен и наказывают их за измену. Злодей фараон похитил жену младшего брата. Этот младший брат на время уехал на восток, в Сирию. В конце концов добро торжествует, и братья воцаряются в Египте.

Сходство с сюжетом греческого предания очевидно: как и там, два брата-царя (в конечном счете ведь воцарились оба египетских брата). Похищена жена младшего брата (а Менелай — младший из двух братьев). После похищения путь покинутого мужа лежит на восток. Еще более разительное сходство в деталях: похищенная жена младшего брата — женщина необыкновенного происхождения, она сотворена богом, является дочерью Ра, и, что самое важное, телом своим она прекраснее любой другой женщины на земле, и особенно прекрасны и благоуханны ее волосы. Одной пряди этих волос достаточно, чтобы запахом пропиталось царское белье в руках прачек и чтобы фараон заочно влюбился в нее. То есть она тоже «лепокудрая». И она тоже связана с деревьями, и гораздо яснее, чем в греческом эпосе: с мужем она поселяется в Долине Пиний, и пиния отрывает прядь ее волос; от щепки персеи жена царя рождает заново своего мужа. Сходство еще и в том, что хотя ее похитил фараон, но муж ее, младший из двух братьев, значительную часть времени является наследником престола, то есть царевичем (как Парис). Наконец, у мужа ее, младшего брата, есть некоторые признаки Таммуза-Адониса, мужского партнера Аштарты-Афродиты (самооскопление, воскресение после смерти), а Афродита тесно связана в греческом эпосе с Еленой.

Сказка записана незадолго до времени Троянской войны уже в литературной обработке, а в устном обращении она, разумеется, ходила и до того.

В Троянском цикле, в «Илиаде» можно усмотреть следы заимствований из Египта. После некоторых задержек Менелая и Елены на обратном пути из Трои они, непонятно почему, попали в Египет (для этого нет ни логических мотивов, ни художественной необходимости). По другим версиям, Елена провела в Египте весь период разлуки с мужем.

В греческом эпосе сюжет похищенной жены не единственное египетское заимствование. Ряд мотивов «Одиссеи» — явно египетского происхождения. Например, некоторые подробности из приключений Одиссея, пережившего крушение на море, повторяют египетскую «Сказку о потерпевшем кораблекрушение». Таково и пребывание Менелая у Протея. Рай, как его описывает Менелаю Протей, изображается совершенно в египетском вкусе.

Вообще, с XVI–XV веков ахейский мир находился под сильным влиянием Египта, что фиксируется не только в мифах, но и археологически: попытка бальзамирования, золотые маски и египетский иероглиф «знак жизни» в шахтных гробницах Микен. Ахейские вожди, по-видимому, участвовали в столкновениях египтян с гиксосами в Египте. X. Лоример предположила, что в Амарне, столице фараона-еретика Эхнатона во второй четверти XIV века, существовал квартал ахейских купцов. В табличках ахейской письменности XIII века есть личные имена Египтий (в Кноссе) и Эфиопос (в Пилосе), а также египетское название меча. Ну а во второй половине XIII — первой половине XII века ахейцы и данаи в числе «народов моря» напали на Египет и подвизались в качестве то врагов, то наемников в Ливии и в долине Нила. Так что канал для проникновения фольклорных мотивов и сюжетов из Египта в ахейский мир явно существовал с XVI по XII века до н. э.

Таким образом, есть основания увидеть в рассказе о похищении и возвращении царской жены бродячий египетско-критско-финикийско-ахейский сюжет. В роли драматической героини Троянского эпоса в Елене совместились культовый образ спартанской богини, фигура финикийского сказания и персонаж египетской волшебной сказки. В этом образе и — шире — в этом сюжете нет внутренних особенностей, которые бы диктовали приурочение к району и событиям Троады, хотя эти особенности (экспедиция на восток, война) и облегчали кое-чем такое приурочение. Этот сюжет внес в эпос проблемы брачной морали, героизировал авантюрные аспекты любовного треугольника и прежде всего защиту супружеских прав.

Так сложился образ Елены — центральной фигуры всей Троянской эпопеи. Образ, вокруг которого постепенно собрались все остальные.

3. АГАМЕМНОН

Глава коалиции ахейских царств Агамемнон обрисован в «Илиаде» чрезвычайно противоречиво. В одних ее местах он грозный и смелый воин, щедрый властитель, волевой полководец и заботливый брат. В других о нем сообщаются скверные вещи: жаден, злобен, завистлив, мстителен. Трижды панически призывал ахейские войска к бегству, оскорбил лучшего греческого воина, отчего тот покинул битву, а это обрекло греков на поражение. Словом, в этих местах Агамемнон не соответствует эпическому идеалу героя.

Противоречивость эта по-разному объясняется в трудах ученых. Одни толкуют ее как свидетельство высокого художественного мастерства поэта — уже почти три тысячи лет тому назад он создал сложный, разносторонний, психологически глубокий образ. Они не слушают скептиков, укоризненно внушающих им, что трудно ожидать такой сложности от безграмотного народного певца. Подобные возражения они воспринимают как непозволительную наглость — усомниться в гениальности великого Гомера! Да и в фольклоре других народов известен образ славного, но двоедушного государя, наносящего обиду превосходящему его доблестью вассалу — таков в русских былинах Владимир Красное Солнышко, оскорбивший богатыря Илью Муромца и наказанный (хоть и не слишком строго) за это. Но — важное отличие — там качества героя сочетаются не столь противоречиво: по одним показателям он хорош, по другим плох. Владимир щедр, но не смел, а вот Агамемнон в одинаковых ситуациях то смел, то труслив.