Беспокойное сердце

Теорию убийцы-одиночки я тоже никогда не приму. Не считали ее правдоподобной и мои товарищи по работе в КГБ, с которыми в конце 1963 года мы обменивались мнениями.

Что касается всестороннего официального анализа возможных причин убийства Кеннеди, то советские органы безопасности его не проводили. Ведь нас от места событий отделяло несколько тысяч километров, и доступ к информации был весьма ограничен. Определенные выводы для себя сделало тогда американское отделение разведки. А потом уже этой историей занимался каждый сам по себе. Прежде всего из любопытства, не переставая удивляться при этом, как такое вообще могло случиться.

В 1968 году, когда я уже работал на Украине, произошло убийство еще одного из братьев Кеннеди — Роберта. В этот раз мои сомнения по поводу теории убийцы-одиночки — теперь какого-то странного араба — еще больше укрепились.

Убийцы Джона Кеннеди никогда не допустили бы Роберта Кеннеди к президентскому креслу. Способный и решительный человек, к тому же бывший министр юстиции, он, вне всяких сомнений, сделал бы все, чтобы найти далласского убийцу и наказать его по всей строгости закона!

Загадка Юрия Носенко

Не прошло и двух месяцев после далласского покушения, как в январе 1964 года на международной сцене произошло еще одно странное происшествие, но на этот раз тесно связанное с КГБ. По сей день мне не до конца ясны хитросплетения тогдашних событий.

Происходило все в Западной Европе, а главным действующим лицом был советский разведчик Юрий Иванович Носенко.

Носенко проработал в КГБ целых десять лет. Срок немалый, если учесть, что он был еще человеком среднего возраста.

В наш Комитет он попал частично по протекции: его отец был прежде министром судостроения. В 1964 году Носенко-отца уже не было в живых. Его захоронили у Кремлевской стены, и одна из самых больших советских судоверфей в Николаеве носила его имя.

Юрий Иванович любил хорошо пожить. С детства ему не приходилось отказывать себе ни в чем: жизнь семьи располагала к изнеженности. Он был единственным ребенком и мог в полной мере пожинать плоды тех выгод, которые давало положение отца. Все это способствовало формированию неуравновешенного и безвольного характера.

Носенко-младший плохо учился. Случалось, напивался, устраивал скандалы, играл в бильярд на деньги, что было запрещено, не раз его исключали из училища. Когда же над его головой собирались тучи и гремел гром, было достаточно одного отцовского телефонного звонка, и все проблемы решались, а избалованный сын мог возвратиться к своим «забавам».

К сожалению, часто безответственно, небрежно и незаинтересованно он относился и к заданиям КГБ. Если учесть то время, которое Носенко работал в госбезопасности, то он должен был знать и уметь больше. Судя по его документам, которые позже оказались у меня в руках, трудно утверждать, что он был уж очень хорошим специалистом.

Тем не менее Носенко, сотрудник контрразведки, занимал довольно высокий пост — заместитель начальника Американского отдела! Материально был хорошо обеспечен, получал доплату и за воинское звание. Немалыми были и командировочные в загранпоездках.

В январе 1964 года Носенко поехал, уже не в первый раз, в Женеву как член советской делегации на переговоры по разоружению. Официальное назначение было лишь прикрытием для его настоящей работы: разведчик Носенко имел довольно важное задание от КГБ. В Женеве он должен был встретиться также с начальником контрразведки Грибановым.

КГБ проявлял интерес к одной француженке, которая, по ее собственным словам, имела доступ в некоторые организации и к определенной информации. Заданием Носенко было выйти на контакт с ней и завербовать ее.

Приехав в Швейцарию, Носенко нашел ее и договорился о встрече: решено было вместе поужинать. Встретились они в гостинице на французско-швейцарской границе. Это была наша последняя информация. После ужина Носенко исчез без следа.

Это произошло за два дня до приезда в Женеву Грибанова.

Очаровательная дама оказалась разведчицей, вероятно, более способной. О том, что произошло позднее, я могу только догадываться.

Утром следующего дня Носенко появился на американской военной базе в Западной Германии. Мировая печать мгновенно отреагировала на то, что член советской делегации попросил политического убежища. Очевидно, французская мадам работала не только на разведку своей собственной страны.

В дальнейшем местом пребывания Носенко стал Вашингтон. В обстановке того времени беглец предстал перед Америкой, как бомба с часовым механизмом. Его особая значимость возросла, когда выяснилось, что он чекист, осведомленный о пребывании Освальда в Советском Союзе.

Конечно, он знал об Освальде, просто должен был знать. Когда КГБ проверял этого странного американца после его перехода к нам, Американский отдел разведки через свою агентуру в США выяснял, что известно о нем в самих США. Таким же образом обычно проверялся каждый перебежчик.

Однако Носенко своей информацией не особенно порадовал американцев: он сказал правду, что у КГБ никаких дел с Освальдом не было. Сенсации не состоялось.

Удивил их и другой момент: сын бывшего советского министра просит политического убежища. Что все это могло означать? Автоматически возникало подозрение, что все это ловушка КГБ.

Мы, разумеется, тоже удивились бы, если бы к нам ни с того, ни с сего перебежал сын члена американской администрации.

И в штаб-квартире КГБ побег Носенко вызвал не меньшее удивление. Он вывел из равновесия даже Хрущева.

Мы отказывались верить в то, что Носенко действительно задумал побег на Запад. Накануне своего исчезновения он звонил в Москву, говорил со своей женой, и при этом в его словах, манере говорить не было ничего особенного. Он старался выяснить некоторые домашние дела: у него были две маленькие дочери, и в это время они чем-то болели. Он расспрашивал, чем они больны, хотел еще до вылета домой из Швейцарии купить необходимые лекарства.

Зачем вести речь о лекарствах для детей, если знаешь, что никогда эти лекарства своим детям не передашь? И в служебных сообщениях Носенко своему начальнику не было и намека на то, что происходит нечто чрезвычайное.

Все новые и новые неясности будили в нас подозрение: а не был ли Носенко во время ужина чем-то одурманен? В таком состоянии подписал просьбу о предоставлении политического убежища (упоминания об этом появились в средствах массовой информации). А когда пришел через какое-то время в себя, мир уже был полон сообщений о его побеге. После всего случившегося ему трудно было бы объяснить, что все это ошибка.