Беспредел (сборник)

Но я не сделал ничего из этого. Только улыбнулся, будто извиняясь, и сел за стол. Еда оказалась совершенно безвкусной.

Через неделю безвкусной стала и сама жизнь. Во всяком случае та ее часть, что проходила дома. Женька уже не просто казалась жалкой или смешной – она не вызывала ничего, кроме раздражения и желания заткнуть ее хоть как-то. Но я терпел. Терпел, сам не знаю почему. Наверное, потому что в глубине души понимал: трижды за рабочий день уединяться в туалете с искусственной вагиной неправильно. Если не сказать больше. Или я еще надеялся, что в какой-то момент все станет лучше. Чувства вернутся. Да и день свадьбы был уже назначен…

А еще я боялся игрушки, прочно поселившейся у меня в сумке. Да, пользовался Ею трижды в день – и боялся. Потому что за полторы недели, которые Она пробыла у меня в руках, я ни разу не открыл и не промыл Ее. Этого не требовалось. Больше того, это было невозможно. Чем больше я вертел Ее в руках, чем больше разглядывал до и после использования, тем больше я убеждался, что Она не создана руками человека. Вообще не создана искусственно. Если только выращена в пробирке. В Ней не было ни грамма пластика. Оболочка, которую я принял за высококачественный кожзам, не была ни синтетикой, ни кожей. Это было нечто, похожее на кишку. Грубую толстенную кишку. На оболочку двоякодышащей рыбы, пережидающей засуху. На кокон насекомого, ждущего, когда оно окажется в благоприятных условиях для роста. Оно жило, это создание, о природе которого я не имел понятия. Жило, не имея никаких органов, кроме половых. Жило и ждало.

И хотя мне было страшно, я был уже не в силах отказаться от Нее. Каждый раз, как я уединялся с Ней в туалете, был моей дозой. Инъекция дофамина и адреналина прямиком в мозг. Тонкая игла, щекочущая центры удовольствия, похороненные где-то в архикортексе.

А потом Женька обо всем узнала. Самым глупым и пошлым образом: влезла в сумку, решив зачем-то самостоятельно достать оттуда контейнер с обедом, и наткнулась на неискусственную вагину, заботливо завернутую в плотный пакет. И когда я, уже по обыкновению переждавший приступ тошноты в ванной, появился на кухне, эта штука лежала на разделочной доске. Моя невеста, тогда еще не успевшая стать бывшей невестой, нависала над Ней, держа в руке нож.

– Ты совсем охуел, да? – грозно произнесла она, едва завидев меня. – Трахаешь ее тайком, да? Да это она, она тебя трахает! Я еще в первый раз заметила!

Истерики не было. По крайней мере слез не было точно. Женькин голос звучал зло, но ровно. Как будто она уже все знала и только получила последнее доказательство.

Ответа она ждать не стала. Нож коротко сверкнул в воздухе – на упругом розовом мешочке появилась глубокая рана. Именно так. Рана, моментально набухшая ярко-алой кровью. Думаю, именно вид крови остановил Женьку, готовую полоснуть еще раз. У нее не было возможности подолгу разглядывать игрушку, которую она принесла домой. Ей неоткуда было знать, что Она представляет собой на самом деле. Женя застыла, не веря своим глазам. Ее рот широко распахнулся, глаза выкатились из орбит. Блестящая леска слюны натянулась и лопнула между губами.

Должно быть, для нее время остановилось в этот момент. Рукой, держащей игрушку, она наверняка почувствовала сокращение сильных мышц. От ее взгляда не могло укрыться, как сжался продолговатый комок, выплескивая густую кровь на доску. Не уверен, что она смогла до конца все это осознать. Я не дал ей такого шанса.

Для меня время продолжало двигаться в прежнем темпе. Я шагнул вперед. Моя рука вцепилась в Женькины волосы. Вырываться она даже не пыталась. Я легко, даже слишком легко рванул ее назад, вообще не почувствовав сопротивления. Женька опрокинулась спиной вперед. Затылок с громким стуком столкнулся с краем столешницы.

Уже по одному только звуку я понял, что она умерла. Мгновенно. Мне не требовалось прикасаться к ней, неумело искать пульс, подносить зеркальце к губам. Женька умерла. Не было больше Женьки. Неприятный разговор о расставании стал ненужным, свадьба отменилась сама собой.

Но куда больше меня волновал странный предмет, истекающий кровью на столе. Я подхватил Ее на руки, зажал рану пальцами. Края разреза пульсировали, словно в такт с сокращениями сердца, которого не было. Горячая липкая жидкость моментально испачкала ладони. Я прижал Ее к себе, мягко поглаживая, как сбитого на дороге щенка. Как сломанную руку. Как любимую женщину, умершую от единственного удара по затылку.

Колесики образов, живущих в самых глубинах человеческого подсознания, которыми обычный человек никогда не пользуется, вдруг пришли в движение. Мне необходимо было спасти то ценное, что я держал у себя в руках. То единственное, что придавало мне сил в последние полторы недели. Драгоценное мое существо. И я откуда-то уже знал, как мне следует поступить.

Прижимая Ее, корчащуюся от боли, к груди одной рукой, я второй быстро стащил с тела Женьки домашние шорты и белье. Краем сознания отметил, что невеста, обычно тщательно следившая за своим телом, не брилась уже несколько дней. С тех самых пор, как осознала, что я больше не намерен к ней прикасаться. Возможно, она даже догадывалась, что у меня появилась другая. Бедная наивная Женька, своими руками вложившая мне в ладони Ту, на кого я ее променяю.

Я громко хихикнул, икнул и едва не блеванул прямо мертвой Женьке между ног. Пришлось проглотить ком рвоты, чтобы не запачкать тело. Иначе пришлось бы мыть, а на это времени у меня не было. Дрожа от напряжения, я медленно, миллиметр за миллиметром, ввел продолговатый мешочек плоти, напрягшийся и отвердевший, словно чтобы помочь мне, туда, куда с таким удовольствием раньше проникал сам. И снова захихикал, поражаясь иронии ситуации.

Игрушка, которая игрушкой вовсе не была, вошла плотно. В какой-то момент Она скользнула вперед сама, оттолкнувшись от моей ладони, и я ощутил, как на моей спине выступил холодный пот. Прижимая ладонь ко рту, чтобы сдержать истошный вопль, я отполз назад по полу кухни, уперся лопатками в плиту. Что я делаю? Чем я занимаюсь? Почему не звоню в полицию, не пишу явку с повинной?

Вопросы закружились в голове, гудя, как рой мух, вспугнутых с гниющей падали. Кости черепа заныли, как будто сквозь них пошла низкая, срывающаяся в басовитый рокот, вибрация. Мозг стал распухать от ужаса и отчаяния, раздвигая швы черепной коробки. Женька! Это ведь Женька лежала на полу, раскинув руки, в постыдно спущенных до колен трусах, оскверненная этой мерзостью, которую я, как какой-то чертов…

Терпкий, но тонкий аромат коснулся моих ноздрей. Это было как прикосновение мягких пальчиков к коже, невесомое, едва уловимое, заметное только тому, кто знает, что замечать. Вибрация, терзавшая мою голову, не улеглась совсем, но переродилась, превращаясь в пульсацию, скорее приятную, чем болезненную. Разгоряченный мозг получил порцию прохлады, успокаивающей истерику.

Женькин труп перестал казаться чем-то сакральным, как бренная оболочка погибшей великомученицы. Я понял вдруг, что сама по себе моя невеста была именно такой, какой я видел ее в последние дни: пустой и мелочной, глупой, трусливой, склочной. Зато теперь я своими руками сотворил из нее нечто большее. Нечто великое. Нечто, лежащее за гранью человеческого понимания.

Приподнявшись, я с удивлением посмотрел на свои пальцы, потом перевел взгляд на складки мягкой плоти, так естественно смотрящиеся у Женьки между ног. Запах усилился. Я снова всхлипнул, но уже от умиления и восторга. Как могли мои руки, такие неловкие и неумелые, создать нечто столь гармоничное? Как мой мозг, примитивный и медленный, мог додуматься до чего-то подобного? И почему я еще не воздал должного своему творению, почему не принес драгоценный дар? Встав на четвереньки, я пополз вперед, на ходу расстегивая ремень.

Женькина кожа уже стала похожа на плотную резину, натянутую на пластиковый каркас искусственных костей. Ее голова моталась на тонкой шее, не успевшей схватиться трупным окоченением, когда я двигался в ней. В том, что я своими руками ввел в нее. И там, между широко раскинутых худых ног, она была горяча, влажна и податлива, как никогда.

В момент оргазма в моей голове словно вспыхнула, перегорая, лампочка. Вспыхнула – и тут же оставила меня в блаженной тьме беспамятства.

<