Беспутный и желанный (Клятва верности)

– Но только не возвращайся на ринг. Пожалуйста, обещай мне, Рори.

Он заглянул в бездонную глубину ее умоляющих глаз и сдался.

– Обещаю. Никакого бокса не будет. А теперь, если ты не хочешь, чтобы я окончательно подорвал твою репутацию, давай съедим этот завтрак. Надо утолить хоть какой-то голод. Иначе зверь вырвется на волю. Ведь ты догадываешься, что меня гложет голод совсем иного рода.

Ребекка, опомнившись, тут же соскочила с его колен. Любой из публики, собравшейся в парке, мог увидеть ее в столь компрометирующем положении. Как она могла забыть об этом?

Открыв корзинку, она достала салфетку и расстелила ее на траве. На свет появились жареные цыплята на прикрытом крышкой блюде, кувшинчик с маринованными пикулями, изготовленными матерью по своему особому рецепту, и горшочек с бобами, тушенными по-бостонски. Рори оценивающе вдохнул аромат кушаний.

– Пахнет волшебно! А где знаменитый дьявольский напиток?

– Там же, в корзинке. – Она не без робости протянула ему тяжелый глиняный сосуд. – Пожалуйста, поосторожнее откупоривай. Пробка может выстрелить. Хотя, по правде говоря, эта шипучка не крепче лимонада. Надеюсь, напиток не очень нагрелся. Холодный он, конечно, вкуснее.

Рори отщипнул корочку поджаристого цыпленка, потом вытащил пробку из сосуда с «дьявольским зельем».

– Все так чудесно! Ты замечательная кухарка. Или это постаралась твоя мамочка? Ведь она считала, что все эти яства предназначены мистеру Уэллсу?

– Я все готовила сама, за исключением пикулей. И я старалась не для Амоса, а именно для тебя. И пожалуйста, убери с лица эту свою нахальную ухмылку. – Она заговорила с ним, словно учительница с дерзким, чертовски наглым учеником.

– Да, мэм! Слушаюсь, мэм! – подхватил он ее игру.

Пикули один за другим поглощались им со зверским аппетитом, похрустывая на крепких белых зубах. Он отдал должное и цыплятам, и тушеным бобам.

Ребекка наблюдала за ним с теплым, истинно женским чувством. Ей доставляло радость то, что ему нравится ее стряпня. Ей стало казаться, что вокруг них будто образовался некий шатер, создавая атмосферу уюта и домашнего очага, отделивший ее и Рори от окружающего, не очень-то приветливого мира. Но как бы ни наслаждались они настоящим моментом, Ребекка знала, что в скором будущем за эти счастливые мгновения ей придется платить. Отгоняя прочь мрачные мысли, она с удвоенной энергией принялась за цыпленка и пряные бобы.

– Расскажи мне про Ирландию, Рори, – попросила она. – Я ведь ни разу никуда не ездила. – Ребекка изобразила на лице печальную гримасу и попыталась рассмеяться, но у нее ничего не вышло. – Правда, я родилась в Канзасе, по дороге сюда, в Неваду, но ведь это не значит, что я побывала там. Не так ли, Рори? – Ей вдруг стало очень жаль себя.

– Конечно, – согласился он. – Сколько ты прожила там, в Канзасе, – месяц?

– Мне было всего две недели, когда мы приехали в Уэлсвилл.

– Боже! Я не могу представить тебя малышкой!

– А я тебя малышом.

Наконец ей удалось рассмеяться.

– Как давно это было! Какие мы с тобой уже старые, Ребекка, – пошутил Рори. Потом его глаза затуманились, он обхватил затылок руками, сцепив пальцы и оперся о ствол дуба. – Ирландия… Странно, но я уже годами не вспоминал Ирландию… Она вся зеленая, как твои глаза, Ребекка. И по утрам там всегда туман. Воздух тяжелый от влаги, но прохладный. Моя родина совсем не похожа на жаркую пыльную Неваду.

– Ты говорил, что твой отец служил конюшим у благородного джентльмена… – В ее голосе была нотка некоторого почтения. Ей никогда не приходилось видеть личность, обладающую каким-нибудь титулом.

– Да, он служил у графа Уолхэма. Кстати, он был неплохой человек – этот граф. Он позволил нам с братьями учиться вместе с его сыном. Уолхэм-холл произвел бы на тебя впечатление. Его построили в шестнадцатом веке. Это скорее грозная крепость, чем жилой дом.

– А ты не замечал, что когда ты вспоминаешь свое детство, к тебе возвращается акцент?

Ребекка испытала к Рори почти материнскую нежность. Она представила, каким одиноким и бесприютным он был в чужом городе Нью-Йорке, потеряв родителей и братьев.

– И когда я выхожу из себя, ирландский акцент тоже тут как тут. А я вспыхиваю мгновенно, как порох. Ты уже могла в этом убедиться, – добавил он с усмешкой, от которой у нее замирало сердце.

– Ты гордый человек, Рори Мадиган. И колючий, как еж. – Ребекка сделала попытку изобразить, как он высокомерно вскидывает голову и скалит зубы. – Но я жалею тебя. Ты потерял всех своих близких, но не пал духом. Ты смелее всех, кого я знаю, Рори, – сказала она уже серьезно.

– Я вовсе не храбрец, Ребекка. Просто я живучий и всегда старался держаться на плаву. Много лет я скитался по разным местам, и то, что добывал руками, сразу же проедал. Или пускал по ветру. Я зарабатывал боксом большие деньги и спускал их за игорным столом, тратил на выпивку или… на другие вещи.

Он деликатно взял ее за ручку, ощутив, как учащенно бьется с тыльной стороны над ладонью крохотная голубая жилка. Она тут же сердито отдернула руку.

– Под «другими вещами» ты имеешь в виду женщин? Я не ошиблась?

Рори выпрямился со смехом и, несмотря на сопротивление, крепко прижал ее к себе.

– Я уже встал на путь исправления. Даю тебе слово. Никаких салунов, никаких попоек…

– И никаких женщин? – успела спросить Ребекка, прежде чем его губы придвинулись почти вплотную к ее губам.

– Кроме одной-единственной…

Она хотела бы выразить сомнение, но Рори не дал ей произнести больше ни слова. Он заткнул ей рот поцелуем, которого она давно ожидала со страхом и нетерпением.

Ханты отвезли Ребекку домой после того, как она вполне благопристойно распрощалась с Рори у них на глазах. Жаркие поцелуи двух влюбленных, которыми они обменялись в уединенном уголке парка, остались незамеченными окружающими. Амос Уэллс с холодной галантностью усадил в свою коляску Селию. Девушки не смогли обменяться впечатлениями о пикнике в присутствии четы Хант, но Ребекка догадалась, что у Селии не все прошло так гладко, как хотелось бы, несмотря на восторженную болтовню Агнессы Хант о том, какой чести удостоилась ее дочь и как ей повезло, что она привлекла к себе внимание мистера Уэллса.

Ребекка и перешагнуть не успела через порог родного дома, как Доркас Синклер вцепилась в нее и втащила в гостиную на расправу.

– Как ты могла так поступить? Ты совсем свихнулась из-за этого паршивого ирландца? Рашель Дэнтон только что ушла от нас. Она посчитала своим долгом сообщить мне, как скандально ты вела себя в парке.

Выкрики Доркас перемежались громкими рыданиями. Слезы ручьями лились по ее мясистым щекам, в глазах все расплывалось. Она с трудом различала перед собой тонкий силуэт дочери и жалко моргала ресницами. О, если бы Эфраим был дома, он как-нибудь утихомирил бы ее. Но, к несчастью, его срочно вызвали в семью Грант, где только что скончался дедушка.