Бесшабашный. Книга 3. Золотая пряжа. История, найденная и записанная Корнелией Функе и Лионелем Виграмом

Шрифт:
Cornelia Funke
RECKLESS: DAS GOLDENE GARN
Text copyright © 2015 by Cornelia Funke
Illustrations copyright © 2015 by Cornelia Funke
Based on a story by Cornelia Funke and Lionel Wigram
Издательство АЗБУКА®
Эта книга посвящается:
Фениксу – Мэтью Каллену и его волшебникам, перечисленным в алфавитном
Магическому букмекеру – Марку Бринну,
Всевидящему Оку – Энди Кокрену,
Канадцу – Дэвиду Фаулеру,
Фее Марины дель Рей – Андрин Мил-Шедвиг,
Укротителю магических животных – Энди Меркину.
А также:
Томасу Гэтгенсу, Изотте Поги и – в последнюю очередь лишь благодаря алфавитному порядку – Фрэнсис Терпак, открывшим передо мной и Джекобом сокровищницы исследовательского института Гетти.
1
Принц Лунного Камня
Принцесса-кукла рожала тяжело. От ее воплей не было спасения даже в саду при дворце, где стояла Темная Фея, прислушиваясь и ненавидя те чувства, что вызывали в ней эти стоны и визги. Темная Фея надеялась, что Амалия умрет. Само собой. Она жаждала этого с того самого дня, когда Кмен женился на другой – чужестранке в залитом кровью подвенечном платье. Но было и кое-что еще: непостижимая тоска по ребенку, по чьей вине с прелестных губ глупой Амалии срывались эти вопли.
Все эти месяцы жизнь ребенку сохраняло лишь колдовство Темной Феи. Ребенку, которого не должно было быть. «Ты спасешь его для меня. Обещай». Каждый раз после минут близости Кмен нашептывал ей свою просьбу. Только ради этого он и приходил теперь по ночам к ней в постель. Желание слить воедино свою каменную плоть с человеческой делало его совершенно беспомощным.
О, как же эта кукла кричала! Как будто младенца ножом выковыривали из ее тела, ставшего желанным только благодаря лилии фей. Убей же ее, Принц-без-кожи. Что дает ей право называть себя твоей матерью? Да, это сын. И он бы сгнил в чреве Амалии как запретный плод, не опутай его Фея своими чарами. Темная Фея уже видела его во снах.
Кмен не пришел просить ее помощи сам. Не в эту ночь. Он послал за ней своего верного пса, свою яшмовую тень с помутневшими глазами. Остановившись перед Феей, Хентцау, как всегда, избегал смотреть на нее.
– Повитуха сказала, что она теряет ребенка.
Зачем Фея пошла с ним?
Ради ребенка.
Втайне ее переполняла радость оттого, что сын Кмена решил появиться на свет ночью. Его мать до того боялась темноты, что в ее спальне всегда горела дюжина газовых ламп, хотя от их матового света у мужа болели глаза.
Кмен стоял у кровати Амалии. Он обернулся, когда слуги открыли дверь его возлюбленной. На миг Фее почудилась во взгляде Кмена тень той любви, которую она находила там прежде. Любовь, надежда, страх – опасные чувства для любого короля, но каменная кожа позволяла Кмену скрывать их. Он все больше
походил на одну из статуй, какие устанавливало в честь своих правителей вражеское людское племя.Когда Фея приблизилась к постели Амалии, повитуха со страху опрокинула таз с кроваво-красной жидкостью. Отпрянули даже доктора – гоилы, люди и карлики. Одетые в черные сюртуки, они напоминали воронье, привлеченное сюда запахом смерти, а не перспективой появления новой жизни.
Кукольное лицо Амалии отекло от боли и страха. Ресницы вокруг фиалковых глаз слиплись от слез. Глаза, дарованные лилией фей… Темной казалось, что она заглядывает в воды озера, некогда ее породившего.
– Исчезни! – Голос Амалии сел от криков. – Что тебе здесь нужно? Или это он послал за тобой?
Фея представила, как потухают фиалковые очи, как увядает и холодеет кожа, которой любил касаться Кмен… Фея испытывала сладостное искушение позволить ей умереть. Увы, поддаваться ему нельзя, ведь тогда та, другая, унесет с собой и сына Кмена.
– Я знаю, почему ты не выпускаешь ребенка, – шепнула ей Темная. – Ты боишься на него взглянуть. Но я не позволю тебе задушить его своей умирающей плотью. Рожай, или я велю вырезать его из твоего тела.
Как эта кукла на нее уставилась! Фея не могла определить: ненависть в ее взгляде от страха перед ней или от ревности? Возможно, любовь дает куда более ядовитые плоды, чем страх.
Амалия выдавила из себя младенца, и повитуха скривилась от омерзения и ужаса. В народе его уже прозвали Принцем-без-кожи, но кожа у него все-таки была. Он получил ее благодаря чарам Феи: твердую и гладкую, как лунный камень, и такую же прозрачную. Она обнажала все: каждое сухожилие, каждую вену, маленький череп, глазные яблоки. Сын Кмена был похож на саму смерть. Или на ее только что народившееся дитя.
Амалия со стоном закрыла лицо руками. Один Кмен смотрел на дитя без боязни, и Фея, обхватив скользкое тельце шестипалыми ладонями, принялась гладить прозрачную кожу, пока та не стала почти такой же матово-красной, как у его отца. Крохотное личико она одарила такой красотой, что все, кто еще несколько минут назад отворачивался, теперь как завороженные не могли отвести от маленького принца глаз, и Амалия протянула руки к сыну. Но Темная Фея передала ребенка Кмену, даже не взглянув на короля, а когда направилась к двери, чтобы выйти в темный коридор, тот ее не остановил.
На полпути ей пришлось выйти на балкон, чтобы перевести дух. Руки у нее дрожали, а она все вытирала и вытирала их о платье, пока не перестала ощущать на пальцах тепло тельца, к которому прикасалась.
Ребенок. В ее родном языке такого слова не было. Давно уже не было.
2
Союз давних врагов
Однажды Джон Бесшабашный уже был у Горбуна в зале для аудиенций. Правда, под другим именем и с другим лицом. Неужели это было пять лет назад? Трудно поверить, что всего пять, хотя с тех пор Джон узнал много нового о времени. О днях, которые растягиваются на годы, и годах, пролетающих так же быстро, как дни.
– Значит, эти будут лучше?
Сын Горбуна вновь зевнул, прикрыв рот ладонью, и король раздраженно поморщился. Ни для кого не было секретом, что Луи страдает летаргией Белоснежки, но королевская семья ни словом не упоминала, где и когда наследный принц Лотарингии подхватил эту болезнь (во славу прогресса действие черной магии любили называть болезнью). Однако в парламенте Альбиона уже обсуждали, чем опасен (и чем выгоден) на троне в Лютеции король, готовый в любой момент погрузиться в многодневный сон, подобный смерти.