Бессилие власти. Путинская Россия

Не в этом причина наращивания «негосударственного внешнего долга». Причина – в высокой процентной ставке ЦБ. Банкам и корпорациям было выгодно заимствовать ресурсы в зарубежных и международных банках под низкий процент – это было следствием порочной политики финансовых властей России. Что касается превышения внутреннего спроса над объемами внутренних поставок, – это, как уже выше отмечалось – прямой результат деиндустриализации, которая последовательно проводилась почти 20 лет в стране. В результате в стране нет реального товаропроизводящего сектора индустрии. Поэтому следовало бы в начале отметить это явление как порочное; затем предложить меры, направленные на рост этих «внутренних поставок» за счет создания целых отраслей и производств, выпускающих товары и продовольствие для населения; разработать курс на диверсификацию экономики и ее сбалансированное развитие.

Составители «Стратегии» отмечают и то, что норма накопления основного капитала в России оставалась невысокой, в диапазоне 18–21% ВВП, что по состоянию на 2007 г. было вдвое меньшим, чем в КНР (40%), и меньше, чем в Индии (34%): приток нефтедолларов расходовался в основном на потребление. Это – так. Но вряд ли эти сравнения ориентируют на какое-то позитивное следствие, к тому же сами авторы – сторонники политики, что частный капитал «сам разберется куда и сколько инвестировать», – поэтому никакого государственного регулирования инвестиционной политики в России не было и, похоже, не будет – если руководствоваться принципами и подходами разработчиков. К тому же надо напомнить, что в сравниваемых странах (Китай и Индия) государство определяет норму накопления. Далее, неверно и то, что «приток нефтедолларов расходовался на потребление». Если речь идет о «потреблении» населения – это малая часть нефтедолларов, направленная для того, чтобы достигнуть хотя бы уровня жизни при социализме в 80-х гг. прошлого столетия. Повторим мысль: в условиях появившихся крупных финансовых ресурсов, следовало интенсивно развивать отрасли, способные выбрасывать все больше товаров на внутренний рынок. Но об этом ни власти, ни предприниматель не думали ранее, похоже, не думают и ныне, в том числе эксперты и «начальники» «Стратегии-2020».

Авторы проекта отмечают, что «рост спроса обеспечивался во многом политикой наращивания пенсионных и зарплатных расходов, массированными госзакупками (в том числе в рамках нацпроектов) с низкой эффективностью и высокой коррупционной емкостью». Это также облегченное суждение, нельзя объединять в одну причину рост зарплат и пенсий и госзакупки – их влияние неодинаково на рынок. Другое дело, «проблема коррупционной емкости», – видимо, авторы знают о чем говорят. Но коль скоро эта мысль высказана, надо было ее обосновать, рассчитать и показать «ее емкость». Вообще, много общих слов, фраз, не имеющих четкого экономического содержания, т.е. публицистики, а не анализа.

Вне зависимости от сценария развития экономики авторы проекта рекомендуют увеличить норму накопления капитала до 30% (в 2010 г. – 23,4%). Это банальный вывод, не требующий крупных исследований. К тому же не говорится, как это сделать в рыночной экономике. Для этого нужны кейнсианские инструментарии, но Кузьминов и Мау – противники этой концепции, они представители противоположной школы – либертарианской. Возможным резервом экономики, считают эти эксперты, экспортируемые из России капиталы (7–13% ВВП в год, около половины накопления капитала в РФ) – за счет «улучшения деловой среды», увеличение сбережений домохозяйств через стимулирование высоких депозитных ставок, возможно – и снижение госрасходов, рост налоговой нагрузки, усиление борьбы с «тенью» в экономике, перемещение части госрасходов на население; далее выдвигается предложение воссоздания резервного фонда и его пополнения внутренними займами.

Это все – перечисление известных мер, уже ранее осуществленных, либо кем-то рекомендованных, но не использованных властями. Авторы проекта их «вытащили», видимо, понимая, что на их принятие не стоит рассчитывать. Вызывает, однако, внимание вопрос: уменьшение каких «госрасходов» предлагают авторы? На нужды обороны? Социальной политики, включая заработные платы, на здравоохранение, пенсии, помощь слабым, больным, малоимущим? Ответа нет. Все у них «расплывчато», неопределенно – в части, касающейся основных и главных вопросов. Поэтому и инструментарии, не описываемые, а называемые авторами, вряд ли могут быть использованы при разработке политики.

В денежной политике «стартовые» рекомендации более жестки: достижение уровня инфляции до 2–4% в год (что невозможно при современной политике), переход ЦБ к инфляционному таргетированию, достижение уровня монетизации экономики до 100% ВВП, дестимулирование долларизации, расширение операций с внутренним госдолгом для перехода к управлению кредитной-денежной ситуацией через процентные ставки. Это или из арсенала кейнсианства, в течение 20 лет отвергаемого гайдаровцами, поданное, однако, бессистемно, вне внутренней увязки с другими рекомендациями; либо из серии общих публицистических рассуждений «на общую тему».

Однако их общая направленность отражает логику политики, которая проводилась в последнее десятилетие, хотя в условиях предвыборного года они, скорее всего, будут отвергнуты (скорее всего, временно). Так, недавно президент Дмитрий Медведев на совещании по вопросам занятости (в апреле) заявил: «Все заклинания о том, что... рост зарплаты у нас не соответствует росту производительности труда, изолированно, наверное, справедливы... но в совокупности не вполне справедливы». Президент, хотя и витиевато, но отверг эти предположения. В конце мая премьер Владимир Путин, выступая на съезде учителей, сказал, что «учитель в среднем получает 15 тыс. руб.» – В зале поднялся шум негодования. Путин – человек находчивый, он поправился и подчеркнул, что говорил о «средней величине», как о «температуре в больнице», и он знает, что многие получают по 5–6 тыс. руб. Но знал ли? Похоже, не совсем. И это немудрено – премьер занимается абсолютно всем, чем должны были заниматься его министры. Но поскольку они совершают порою такие крупные ошибки, то Путину приходится постоянно их дублировать, выполняя обязанности министров.

Некоторые из изложенных авторами идей могли быть полезными хотя бы потому, что они непосредственно пересматривают взгляды, укоренившиеся в ходе реализации догматической версии регулирования в духе «Вашингтонского консенсуса», – т.е. полная либерализация всего, минимум государственного воздействия, слепая вера в «саморегулирование рынка» и прочая чепуха. Но слабость как раз и состоит в том, что не проведен водораздел между прежней, догматически-фундаменталистской идеологией в бюджетной и денежной политике и новой «постконсенсуальной» политикой в этой сфере. Если финансовые власти (Минфин, Центробанк) не сменят парадигму политики, в духе заявлений бывшего директора-распорядителя МВФ от 4 апреля 2011 г. на ежегодной сессии МВФ и Всемирного банка об «опасности» «Вашингтонского консенсуса» и необходимости новых подходов в макроэкономике, никаких позитивных результатов ожидать не следует. (Кстати, не в этой ли ревизии «Вашингтонского консенсуса» со стороны Доминика Стросс-Кана таится главная причина его скандального ухода из МВФ? Надо же было этому незаурядному деятелю лезть под юбку горничной отеля, дав возможность недругам скинуть его с этого важного поста!)

Авторы проекта «забывают» и о том, что опасный перекос во «внутреннем спросе» и «внутренних поставках» между 2002 и 2008 гг. как раз и образовался в результате того, что в промышленность не вкладывались финансовые ресурсы, – доминировала идея, что «все решит рынок». Правительство руководствовалось догматическими идеями монетаристов-фундаменталистов, не желало финансировать ни промышленность, ни инфраструктуру. А частный сектор избегал этого в силу затратного характера без видимой скорой отдачи. Эту очевидную истину «Стратегии» обходят стороной, а ведь в этом – главная причина неэффективности промышленно-экономической политики.

Поэтому главная задача экспертов, как мне представляется, состояла в том, чтобы разобраться, во-первых, в структуре экономики, выявить недостающие блоки; во-вторых, в финансовой, бюджетной и денежной политике правительства. А затем уже сформулировать новые, в том числе и хорошо подзабытые, кейнсианские подходы регулирования национальной экономики. Тогда весь инструментальный набор рекомендаций имел бы какой-то позитивный смысл.

Государственный капитализм или новое кейнсианство?

«Мы не будем создавать государственный капитализм», – сказал Дмитрий Медведев в одном из своих выступлений. Эту же мысль он более пространно изложил 17 июня, выступая на открытии Петербургского экономического форума, объявив одновременно о начавшейся обширной денационализации государственного сектора экономики. Конечно, он совершенно прав: Россия – это страна капиталистическая, буржуазная; понятие «государственный капитализм» – это категория переходной экономики на этапе перехода от капитализма к социализму, одна из форм смешанной экономики на этой переходной стадии. Госкапитализм основательно был исследован и применен в практике нэпа первым главой новой России Владимиром Лениным. Однако многоукладная (или смешанная, по современной терминологии) экономика была уничтожена Сталиным, когда с конца 20-х – в начале 30-х гг. окончательно была установлена монопольная государственная собственность на все и вся. Колхозно-кооперативная собственность была всего лишь разновидностью государственной; а промышленная кооперация, при всей ее полезности, имела весьма ограниченные размеры и не играла ощутимой роли в экономической системе.