Бессистемная отладка. Утилизация
Шрифт:
Мой коготь скользит вдоль тела, разрезая одежду волшебницы, словно та сделана из бумаги. Второй рукой смахиваю остатки куртки, обнажая грудь идеальной формы. Когти скользят еще ниже, едва касаясь кожи.
– Что… Что ты хочешь…
Тыльной стороной неизмененной ладони провожу по ее лицу.
– Все. Отдай мне все, что есть у тебя. Твое тело…
Когтем касаюсь ее лона, тягучий страх моментально сливается с животным возбуждением, и на коготь стекают капли влаги. Я грубо вонзаю его внутрь, впрочем, не раня, а лишь проникая. Самым кончиком упираясь в шейку матки. Не боль, но обещание боли. Селена привстает на носочки, избегая раны. При этом возбуждение достигает такой силы, что капли влаги стекают по ее бедрам. Моя
– … твой разум…
Незримый щуп проникает в мысли, обнажая их, срывая одежды привычек и воспитания. Пока незримые щупальца телекинеза срывают остатки одежды, я прикасаюсь к обнаженному разуму, добровольно отданному и уязвимому. Любое неосторожное «движение», и Селену ждет что-то намного худшее, чем смерть. Вечность наедине с собой, расчлененная личность, пытающаяся собрать себя из разорванных ошметков, ментальный гомункул, моя воля, мое представление о ней, занявшее место Селены настоящей. Все эти казни и возможности проносятся перед ее мысленным взором, наполняя сердце обреченностью. И это мне вручают без остатка.
– … твоя душа…
Я сам себе напоминаю спрута. Внутренний скачок способностей, и я ощущаю свой телекинез как собственные ладони. Они гладят кожу волшебницы, они сжимают бедра, они, уплотняясь, поникают между ягодиц, они охватывают грудь. Острая заколка падает на пол, и нас окутывает огненный водопад. Ловлю себя на мысли, что при мне Селена ни разу не распускала свои волосы. Они прекрасны…
И ее разум, содрогаясь от смеси вожделения, боли и ужаса, открывает последние двери. Какая-то часть меня идет по величественным залам ее души, вдыхая вечный ветер. Вот высохший колодец любви, вот залы, полные мечтаний, – видно, что пыль с них стерли не так давно. Вот величественный чертоги веры в себя, впрочем, напрочь разрушенные…
Лоно Селены начинает пульсировать, ритмично сжимая коготь в такт ее сердцебиению. В уголках губ появляются клочки пены. Она наклоняет голову и целует мою руку.
– Возьми меня… их… – слова даются ей с трудом.
– Ты приносишь себя в жертву… мне?
Она вытягивается в струну и стоит уже на кончиках пальцев.
– Да! – и с этим криком она опускается, пытаясь нанизать себя на коготь. В ожидании и жажде боли.
Опережаю ее лишь на мгновение, и адамантиевый коготь оборачивается пальцем, а то, что должно было стать криком боли, сменяется громким стоном сладострастия. Ловлю алые губы своими губами, властно проникая языком в ее рот, прижимаю Селену к себе.
Мысленный щуп обращается жуткой лапой, врезаясь в саму суть волшебницы, разрывая саму основу разума, и обратным движением вырывает из того, что являет собой собственное «я» Селены, пульсирующий комок. Шок парализует мою жертву. Левой ладонью охватываю тонкую шейку, едва сжимая, а второй отвожу в сторону бедро. Щупальца телекинеза незримыми руками подвешивают Селену в воздухе в позе морской звезды. Заломленные руки оказываются за спиной, пальцы переплетены.
– На веки вечные, в уплату долга, забираю жертву, отданную добровольно… Я забираю твой…
Остатки лохмотьев, что были на мне, падают на пол, и я рывком, как насильник, вхожу в Селену.
– СТРАХ!
Широко раскрытые глаза волшебницы заливает пламя молодой звезды. Она охватывает меня бедрами и руками, отвечает на поцелуй. Водопад волос обращается жарким факелом. Все мои силы уходят на то, чтобы не дать этому предвечному огню первых звезд обратить меня в пепел. Я двигаюсь в неистовом ритме, ласкаю девушку всей своей сутью, всеми доступными силами, одновременно не давая ей убить меня и испепелить саму суть мира, что нас окружает. Моя сила, словно электромагнитная ловушка, удерживает плазму, нагретую до миллионов градусов.
Невозможный в реальном мире контраст – теплая кожа, мягкие губы и абсолютный огонь, с каждым мигом все больше и больше опровергающий законы физики. Сообщая окружающей материи столько энергии, что она начинает расползаться кварками.И теперь уже мне приходится бороться за свою жизнь. Меня окружает пламя, способное сжигать время и пространство.
Наши движения все быстрее, и волна наслаждения все ближе.
В отчаянной попытке спасти себя пробиваю наш кокон куда-то в направлении небес и с криком, полным наслаждения и чего-то первородного и животного, изливаюсь в Селену. Вся собранная сила бьет в полученный канал, а наш вопль, больше похожий на вой боли, разносится до горизонта.
Я бессильно обмяк, а на мне распласталась Селена. В этот момент я наконец-то ощутил себя человеком…
Интерлюдия 7
То, что начиналось как пусть и жестокая, но шутка, медленно, но верно оборачивалось полной катастрофой. То, что хаоситы синтезировали от скуки, запертые в свихнувшемся особняке, который вроде как согласился никого не убивать по-настоящему, превзошло ожидания, расчеты и худшие сценарии. Филина не отпускало почти 12 часов. Целебные заклинания и даже магия, которая должна была исправлять вообще все, что только могли придумать игроки, не работала.
Спустившийся с неба Кошмарик принес только больше вопросов. Оторванная голова появилась достаточно странным способом. Паучьи лапы, неимоверно удлинившись, были опутаны паутиной. Вся конструкция напоминала большой воланчик. После совместных попыток привести Филина в чувство пугающе деловитый оживший ужас сплел вокруг ближайшего столба шатер и утащил в него Филина, предварительно замотав в кокон, словно какую-то муху. Этот кокон он подвесил в центре шатра и сам спрятался где – то внутри, уменьшив лапы до их обычного размера.
Через десять минут полной тишины Леголас зашел в шатер с охапкой каких-то тряпок и разложил их под висящим коконом. На это проявление заботы все промолчали.
Еще через пять минут Моргенханд хлопнул ладонью себя по лбу, достал из инвентаря лопату и принялся ковырять ею брусчатку. Поймав на себе недоумевающие взгляды, он пояснил свои действия:
– Вот что я вынес из общения с Филином, так это тот факт, что хорошо укрепленный дзот никогда не бывает лишним. Ладно, если он очнется в плохом настроении – а он очнется в плохом настроении. Представляете, что будет, если он очнется в настроении хорошем?
После этого дзот был сооружен ударными темпами и по всем правилам фортификационного искусства. Через какое-то время он стал больше напоминать высокотехнологичную крепость и начал покрываться активными средствами защиты.
Через час кокон зашевелился.
– Господа, надо решить очень важный вопрос. Кого мы отправим к Филину с объяснениями? – Моргенханд задумчиво осматривал получившееся убежище, решая, чего бы еще добавить. Не то чтобы это было сильно полезно в общении с расстроенным Филином, учитывая тот факт, что он умудрился уронить на планету спутник, но…
– Ты лучший друг, ты и иди! – сходу предложил Луи. – Тебя-то он точно…Хотя…
– Во-во… – вздохнул Морген, вспоминая все те разы, когда он конфликтовал с этим сумасшедшим оборотнем. – Мне всегда больше всех доставалось. Может, Фауста? Ему точно понравится все, что Филин с ним сделает.
– Ты бы еще предложил для надежности накормить его нашими чудо-таблетками. Нам нужен вменяемый и работоспособный Филин, с учетом того, что до конца света осталось меньше десяти часов. И никто вообще ничего не сделал, – внес замечание Дуболом. – Может, пошлем нашего многоуважаемого Профессора? Ну, как почетного автора таблеток. Филин его действительно уважает, может, он и выживет. Для надежности, Профессор, сделайте вид, что у Филина была… ну это, аллергическая реакция, как у Луи на заклинания.