Бесследно пропавшие… Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести

На следующем сеансе психотерапии я спрашиваю, не произошло ли с ним чего-то особенного, но он отрицает. Только когда я сообщаю ему о телефонном звонке из общежития, он начинает рассказывать. С одной стороны, этот случай и переполох, который он вызвал, ему неприятны, с другой стороны, он отстаивает свое поведение, потому что ему нужно заботиться о матери.

Смятение в связи с изменившейся ролью оказалось особенно драматичным и разрушительным для юного Е.

После исчезновения отца он, тогда 13-летний, встал рядом с матерью и начал распоряжаться своими младшими братьями и сестрами. Он получил поддержку от тети и дяди, постоянно хваливших его за зрелость. Тем больше был шок, который испытала семья, когда в возрасте 16 лет Е. был арестован за разбойные нападения, которыми он занимался в молодежной банде. За несколько месяцев до этого его мать познакомилась с мужчиной и вышла за него замуж – толком не поговорив об этом с Е. Тот пришел в ярость на мать, которая, с одной стороны, предала отца, а с другой – после стольких лет, что он заменял ей партнера, вновь стала обращаться с ним, как с ребенком. Он потерял свое место в семье. Защищенность, которую он вновь обрел в молодежной банде, оказалась, к сожалению, губительного характера.

Психосоциальная работа с Е. затруднена тем, что он лишен свободы. В его случае, однако, крайне важно участие семьи. Мать должна признать, как много он сделал для семьи за последние годы и какое, совершенно особое, место в семье он по-прежнему занимает. Отчим должен чутко прислушаться, откуда юноша ощущает угрозу, от чего он был оттеснен из-за появления в доме нового мужчины и как отчим может облегчить легшее на плечи юноши бремя? Мать и отчим должны создать такое пространство, в котором Е. сможет хотя бы отчасти наверстать что-то из своего преждевременно оборванного детства, наполненного взрослыми заботами.

Но не только смена ролей, произошедшая сразу после исчезновения члена семьи, несет с собой тяжесть и испытания для его близких. Как показывает пример Н., перегрузки могут быть мучительны и годы спустя:

Н. вынуждена была заменить мать своим братьям и сестрам. Ее мечты об окончании школы и о высшем образовании, увы, закончились. Поскольку она не смогла полностью соответствовать требованиям новой для нее роли, ее мучает чувство вины. Она боится найти своих пропавших братьев и сестер, чтобы услышать от них лишь упреки в том, что она их бросила. По отношению к матери она тоже чувствует себя виноватой, ведь она пообещала ей присмотреть за младшими детьми. Чувство вины преследует ее в снах. Один сон особенно мучителен для Н. К ней пришла мать и поначалу была с ней очень сердечна и мила, но потом спросила, где остальные братья и сестры. Поскольку Н. этого не знает, то не может дать матери ответ.

Заверение психотерапевта, что данное матери обещание Н. выполнила хорошо и не сделала ничего неправильного, приносит ей облегчение. Однако ей недостаточно услышать это на сеансе психотерапии лишь однажды. Снова и снова Н. спрашивает, считаю ли я, что она могла сделать для своих братьев и сестер больше, и каждый раз успокаивается, услышав все тот же ответ.

Таким образом, как психотерапевт я беру на себя по отношению к Н. роль матери, освобождая ее тем самым от части мнимой ответственности. Так она может снова вернуться к адекватной своему возрасту роли по отношению к братьям и сестрам.

.

2. Дети как носители симптомов

Напряжение в семье из-за исчезновения одного из ее членов ведет к обострению отношений между оставшимися. Важные вещи больше не обсуждаются, проблемы повседневной жизни кажутся слишком банальными, чтобы их решать, и из-за этого перерастают в непреодолимые препятствия.

Иногда, если возникает какая-то проблема, которая всех занимает и объединяет, общение в семье возобновляется. Часто – это странное поведение или внезапная болезнь кого-то из детей. Может случиться, что самый чувствительный член семьи «приносит ей себя в жертву». Если физические симптомы или отклонения в поведении ребенка усиливаются настолько, что все вынуждены им заниматься, семья снова становится жизнеспособной и ее члены начинают общаться между собой.

Поэтому в психотерапии и при консультировании необходимо знать о всей семье в целом и разбираться в ее ситуации. Действительно ли пациент болен, или он – лишь носитель симптомов травматизированной и чувствующей себя в опасности семейной структуры? Исходя из этого, требуется либо индивидуальная терапия, либо поддержка для всей семьи (Becker, 1992).

3. Регрессивное поведение

Ответом на стресс от исчезновения кого-то из близких у детей становится их регрессивное поведение.

На одном семинаре в Шри-Ланке одна из женщин рассказала, что у нее большие проблемы с племянницей. Десятилетняя девочка живет у тети с момента смерти своей матери полгода назад. Отец ребенка пропал без вести два года назад. Племянница очень послушный и воспитанный ребенок, но когда тетя собирается уйти, та цепляется за нее и требует, чтобы тетя осталась или взяла ее с собой. Любая даже самая непродолжительная разлука с самым близким для нее теперь человеком повергает девочку в панику.

Исходя из предыстории, поведение девочки хорошо понятно: уже дважды она была вынуждена пережить то, что родного человека вдруг не оказывалось больше рядом. Страх потерять еще и тетю для нее невыносим. Поэтому, с одной стороны, следует понять ее регрессивное, как у маленького ребенка, поведение и отнестись к нему с уважением, но, с другой стороны, нужно достучаться до нее и помочь ей как можно скорее вновь обрести необходимую защищенность и возродить в ней на адекватном ее возрасту уровне доверие к отношениям между людьми.

Девочка должна все знать: куда идет тетя, что она там будет делать, кто в это время будет «ответственным» за девочку и отвечать на ее просьбы. Особенно важно определить, как долго тети не будет и когда она вернется. При этом необходимо сознательно заложить какое-то время на возможное более позднее возвращение тети, чтобы ребенок смог испытать радостное удивление от ее более раннего прихода, а не страх из-за опоздания. «Цепляние» за близкого человека – одна из наиболее частых форм регрессивного поведения у травматизированных детей, особенно в тех случаях, когда родители умерли или пропали без вести. Проявляются и такие формы поведения, как энурез, нарушения пищевого поведения (см. также гл. V, раздел 8), немота, постоянный плач. В психотерапии или на консультации необходимо попытаться понять смысл симптома, принять ребенка и его расстройство и выработать вместе с ним план дальнейших действий и поведения. Близкие взрослые должны быть обучены тому, что ругать и стыдить ребенка значит только усиливать его психологический стресс. Это поспособствует только перераспределению симптомов, но не нормализации и улучшению. Даже если путем наказания удается ослабить или устранить один симптом, часто на смену ему приходит другой. Взрослые должны продемонстрировать понимание ребенка со всеми его способами выражения отчаяния и затем вместе с ним попытаться исправить ситуацию. Психосоциальное вмешательство и психотерапия помещают страдающего ребенка в центр внимания, но вовлекают в процесс также и родителей, и других близких.

4. Желание защитить детей

Когда из-за внезапного исчезновения кого-то из членов семьи рушится существовавшее до этого ощущение безопасности и весь мир ставится под вопрос, многим хотелось бы защитить от этих ужасных перемен детей. Результатом этого становится то, что либо вопросы детей остаются без ответа, либо их обманывают. Так, благие намерения часто приводят к обратному результату: дети остаются один на один со своими вопросами и страхами, во власти еще большей неизвестности, чем если бы им было бы позволено узнать хоть что-то. Одновременно с этим ставится под вопрос и надежность отношений с близким человеком, который дает явно ложные ответы.

Г-жа М. сказала своим детям, что отец скрывается у своих товарищей и скоро вернется. На самом деле он пропал без вести вскоре после того, как организовал для своей семьи побег через границу. М. страдает от агрессивности сына, обвиняющего ее в том, что она не так хорошо заботится о семье, как это делал бы отец. В одной из ссор сын даже бросает ей упрек, что она виновата в том, что отца сейчас нет с семьей. Г-жа М. сильно оскорблена этим: она чувствует себя покинутой мужем и непонятой детьми.

На вопрос, не лучше ли было сказать детям правду, она реагирует с испугом. Она не хочет, чтобы на плечи детей ложилась еще б'oльшая нагрузка. Я говорю, что, по всей вероятности, они и так уже понимают, что с отцом что-то случилось, а отсутствие информации только больше давит и вселяет в них неуверенность.

Г-жа М. обещает об этом подумать. Я предлагаю на одном из психотерапевтических сеансов провести разговор с детьми, если благодаря этому она ощутит б'oльшую защищенность. Полтора месяца она борется с собой – стоит ли рассказывать детям то немногое, что она знает о местопребывании мужа. Однажды, словно мимоходом, она говорит о том, что ее младший ребенок стал спокойнее. Только на мой вопрос о том, есть ли для этого какая-нибудь причина, она признается, что поговорила с детьми об исчезновении их отца.

Э. Биттенбиндер описывает сходную ситуацию, возникшую во время психотерапии.

Одна женщина из Ирана опасается, что ее мужа казнили, так как уже год от него нет никаких известий. Со своим 8-летним сыном поговорить об этом она не может, так как хочет его от этого оградить. В этом случае после продолжительных разговоров с матерью удается донести до сына столь важную информацию.

«Сначала разговор идет между сыном и психотерапевтом, постепенно в него вовлекается и мать. Только сейчас матери становится ясно, как много думал об отце ее восьмилетний сын, какую нагрузку на него оказывала ситуация, когда он смутно догадывался о страшных вещах, но не знал этого наверняка. Она наконец почувствовала в себе готовность поговорить с ним и подходящим для его возраста способом рассказать о событиях на родине. Особенно важно было аккуратно сообщить мальчику о ее беспокойстве за отца, о том, что его, возможно, больше нет в живых»

(Bittenbinder, 2000, с. 43).