Бессмертник
Шрифт:
А она сказала, что Париж нам, несомненно, понравится, поскольку мы там никогда не были, но самой ей Париж наскучил. Родители возили ее туда за покупками каждый год, и каждый год мама говорила, что это в последний раз, поскольку в Вене шьют куда лучше.
Я видела, что Джозефу эти речи слушать смешно, но от замечаний он, слава Богу, воздержался.
9 июля
Эдвард и Тесса устроили сегодня в нашу честь большой прием. Прошел он великолепно и очень торжественно, и я понимаю, почему Дан с Деной не приняли приглашение. Дене попросту нечего было бы надеть. Народ собрался самый разный: и музыканты, и члены правительства, и даже несколько
После обеда мы прошли в одну из гостиных. Слуги расставили там по стенам множество стульев и кресел с позолоченными ножками. Играли пианист и струнный квартет. Исполняли в основном Моцарта. Я эту музыку знаю не очень хорошо, но кое-что почерпнула на лекциях по истории музыки. Интересно, что с первого раза Моцарт кажется суховатым и чересчур резким. К нему надо привыкнуть. Со временем понимаешь, что это чудная, ясная, жизнерадостная музыка. Впрочем, Джозефу она явно не понравилась. Единственный композитор, которого он хоть чуть-чуть воспринимает, — Чайковский. Кстати, один из моих преподавателей на курсах назвал музыку Чайковского эмоциональным душем. Сказал он это несколько пренебрежительно, но душ, пусть и эмоциональный, на мой взгляд, не так уж плох.
После концерта все вышли в сад, и Эдвард — до чего же он похож на Мори! — представил мне какого-то господина, который низко склонился и поцеловал мне руку. Эдвард тут же отошел, а мужчина обратился ко мне на прекрасном английском языке и спросил, понравилась ли нам Вена. Я ответила, что как раз сегодня днем мы катались в Венском лесу.
«Так вы, вероятно, знаете историю Марии Вечеры и кронпринца?»
Я смутно припомнила, что у них был роман, но подробностей не знала, а они оказались таковы: он был женат, Мария забеременела и он убил ее и себя.
«Ну, как вам столь романтическая история?» — спросил он. Я ответила, что история не романтическая, а отвратительная.
«Вы, американцы, неисправимые моралисты, сохраняете невинность до седых волос, — сказал он. — Пожалуй, было бы занятно кое-чему научить порядочную, чистую женщину вроде вас…»
Я с этим уже сталкивалась. Разными словами, на разных языках, с акцентом и без акцента — вопрос один: хочешь?.. будешь?.. И я научилась одним лишь невозмутимым взглядом отвечать: не хочу и не буду! К счастью, я умею дать четкий и ясный ответ.
Только не знаю, как надо себя при этом чувствовать: польщенной или оскорбленной? Наверно, и так и так, понемногу.
12 июля
Сегодня наш последний день в Вене. И мы пригласили всех в отель, на обед. Джозеф заказал грандиозный обед со знаменитым захеровским тортом на сладкое. Он велел метрдотелю подать лучшие вина, причем выбрать их на свой вкус. «Я американец и в винах разбираюсь плохо», — сказал он без обиняков. Меня всегда восхищают его прямота и честность.
Обед прошел разом и весело, и грустно. Мое сердце переполняли смешанные чувства. Завтра, очень рано, мы уезжаем в Париж. Мы настояли, чтобы нас никто не провожал, лучше проститься сегодня, за столом. Так будет легче. Все надавали друг другу обещаний видеться часто, ездить взад-вперед и так далее. Что-то не верится, что мы эти обещания выполним. А у меня перед глазами стоят мальчики: маленький Даник… Эли… Когда они ушли, мы поднялись в номер, и я сразу легла. Джозеф тихонько лег рядом, взял меня за руку. Помолчали.
Потом он сказал, что спросил у Дана, нельзя ли им хоть чем-то помочь. Дан ответил: нет, помогать им не надо. Но Джозеф все-таки открыл на его имя счет в банке и положил туда деньги — Дан получит уведомление только после нашего отъезда. И тут я не выдержала, расплакалась. Я так благодарна, что у меня такой муж, что он так добр к моему брату!..22 июля
Мы уже почти целую неделю в Париже, но не было сил писать. Я прихожу слишком усталая, взбаламученная увиденным, да и дни заполнены до отказа. За это время мы осмотрели почти все главные достопримечательности города, моей «сияющей хрустальной люстры». А сегодня поднялись на Эйфелеву башню — ее мы приберегли напоследок. Со смотровой площадки видны белокаменные дворцы, площади и улицы в густой летней зелени. Все карнизы и навесы темно-оранжевые. Я сказала Джозефу, что готова стоять тут и глядеть на Париж сколько угодно — чтобы запомнить навсегда.
«Гляди сколько хочешь, но в три у нас назначена встреча», — ответил он очень таинственно. Я пристала с расспросами, и Джозеф в конце концов признался, что это никакая не встреча; просто он собирается отвести меня к лучшему парижскому модельеру. Я стала возражать: это слишком дорого, да и не нужны мне новые туалеты. Но Джозеф и слушать не хотел. Пришлось пойти. Наверное, он прочитал об этом салоне в журнале мод или в проспекте, который лежит на столике в вестибюле отеля.
Дело кончилось тем, что к моему гардеробу прибавились чудесный синий костюм (я намерена носить его не снимая) и нежно-розовое вечернее платье — красивей у меня никогда не было. Когда я иду, оно разлетается и струится, а когда стою — ниспадает складками, точно одежды мраморной статуи.
Джозеф заикнулся было, что рыжеволосым женщинам розовый цвет не к лицу. Но дама в черном, которая показывала нам модели, довольно высокомерная особа, возразила: «Напротив, для рыжих хороши все оттенки красного. У мадам очень яркая внешность. Но vous permettez [1] , мадам? Вы чересчур увлекаетесь браслетами. И никогда, ни в коем случае не носите бриллианты с бижутерией». Я-то прекрасно знаю, что так делать нельзя, но попробуй переспорь Джозефа!
«Избыток украшений, — добавила она, — подобен тесной, забитой мебелью комнате».
1
Позвольте заметить ( фр.).
Кстати, о мебели. Я горю желанием избавиться от той безвкусицы, которой заставлена наша квартира. Наглядевшись на настоящую французскую мебель, я понимаю теперь, что у нас — лишь грубая, вычурная подделка. Интересно, позволит мне Джозеф сменить обстановку?
По дороге в отель я благодарила его за обновки, которые обошлись ему, разумеется, ужасно дорого. Он только сказал: «Наденешь розовое платье зимой, на свадьбу сына Левинсонов. Все эти клуши в рюшах и бисере тебе в подметки не годятся».
Свадьбу они намерены справлять в банкетном зале в Бруклине. Невеста очень славная, я видела ее как-то у Руфи. Розовое платье будет не к месту, но Джозеф хочет похвастать, что ж поделаешь?..
23 июля
Я заслушиваюсь — в магазинах и просто на улицах. Французская речь как музыка. Удивительно упругий, веселый язык, изящный и благородный, точно шорох шелков благородных дам. Как хочется научиться говорить по-французски! Ох, мне, по обыкновению, хочется слишком многого.