Бессмертное море
Шрифт:
Молодая официантка вернулась, чтобы поставить бокал вина перед Лиз и задержалась.
— Что-нибудь еще? Еще виски?
Морган покачал головой, не поднимая глаз. Она надула свежие от блеска губы, накручивая концы белокурых волос вокруг пальца. Морган, казалось, не замечал.
— Хорошо, дайте мне знать, если передумаете.
— Дадим, — сказала Лиз. — Спасибо.
Девушка быстро, неуверенно улыбнулась и ушла.
Лиз вздохнула.
Она когда-нибудь была настолько молодой? Такой обнадеживающей и неосторожной?
Да.
Она
Он выглядел точно так же. Широкий нос, острая челюсть, худые щеки. Его верхняя губа была узкой, нижняя — полной, изогнутой и убедительной. Она одернула себя. Ладно, это было плохо.
— Я даже не знаю твоего имени. — Она говорила это раньше, шестнадцать лет назад?
— Морган.
Еще одно воспоминание, она сидит на больничной койке, безучастно смотрит на заявление для выдачи свидетельства о рождении Зака. ИМЯ ОТЦА.
Она написала «Неизвестный», ее ручка выдалбливала бумагу.
— Фамилия, — сказала она.
Он заколебался.
— Бриссей.
Его акцент был слабым и неопределимым, делал слова грубыми. Она подняла голову.
— Что это, французский?
— Шотландский.
Она ждала. Иногда, слушать то, что говорят пациенты лучше, чем задавать вопросы.
— Бриссей — остров на Севере Шотландии. Был населен викингами.
Он немного был похож на викинга, крупного и жестоко красивого, его волосы были как пена. Как у Зака. Он — отец Зака. Подтекст, от которого голова идет кругом.
Она болезненно вздохнула.
— Как ты нашел нас?
— Я не искал, — сказал он, так легко, что она почти поверила ему. — Пока я не увидел вчера мальчика, я не знал о его существовании.
Она бы сказала ему. Если бы у нее когда-нибудь был шанс. Но он никогда не приходил, никогда не звонил, никогда не общался с ней. Он никогда не пытался найти их. Найти ее.
Понимание было похоже на отдирание пластыря от старой раны.
— Значит, ты говоришь мне, что ты здесь, из-за чего? Совпадение? Несчастный случай.
— Или судьба, — сказал он. — Судьба свела нас. Дважды.
Как будто их одна ночь была больше, чем похоть с его стороны, глупость — с ее.
— Я не верю в судьбу. Невезение, может быть.
Те бледные золотые глаза оценивали ее.
— Ты считаешь мальчика несчастьем.
— Конечно нет. — Она прижала пальцы к своим пульсирующим вискам. — Когда я узнала, что беременна… Мои родители не хотели, чтобы я оставляла ребенка. Они сказали, что если я выберу беременность, то мне придется взять на себя всю ответственность за мой выбор и моего ребенка. Так я и поступила. Я закончила медицинскую школу. Я родила ребенка. — Она подняла голову, старое решение горело в ее груди. — И я не позволю тебе просто появиться спустя шестнадцать лет и забрать его у меня.
— Ни одной женщине среди моих людей не пришлось бы выбирать, как тебе. — сказал он тихо. — Я уважаю твой выбор.
Искренность в его голосе и восхищение в его глазах застали ее врасплох. Со смерти Бена она привыкла проходить через дни и ночи и года сама. Были вознаграждения, конечно. Но очень мало комплиментов.
Она сморгнула внезапно
выступившие слезы.— Спасибо.
— Но это больше не твой выбор, — продолжал он непреклонно.
Она застыла в боевой готовности снова.
— Зак — мой сын.
Морган неуклонно оценивал ее из-под полуопущенных век.
— Он — почти мужчина. Он должен сделать свой собственный выбор.
— Ты его не знаешь. Ты ничего о нем не знаешь. Ему пятнадцать и сейчас у него тяжелый период.
Настолько трудный, что ей пришлось бросить практику и переехать с семьей на девять тысяч миль, чтобы все начать с начала.
— Ты не имеешь никакого права говорить мне, как мне воспитывать моего сына.
— А что о его правах? — спросил Морган.
Она уставилась на него непонимающим взглядом, но привлеченная его словами. Расстроенная. Испуганная.
— О чем ты говоришь?
— Он имеет право знать своего отца.
Она не хотела принимать во внимание правдивость его слов. Не пошевелив ни единым мускулом, ему удалось угрожать всему, что она ценила: ее жизни, ее семье, ее контролю.
— Его отцом был Бернардо Родригез.
— Твой умерший муж.
Гнев встряхнул ее. Гнев на Бена за то, что он ушел. Ярость на Моргана за то, что заставил ее чувствовать, за то, что снова ткнул ей в лицо потерей.
Она сжала пальцы вокруг бокала.
— Бен любил Зака. Он был рядом с ним всю его жизнь.
Морган посмотрел на нее.
— Но не в начале.
Воздух со свистом вышел из ее легких, высасывая жар и память. Только это, только он, его горячий пристальный взгляд, его подавляющий размер, сильное изящество его тела в ее, когда он придавил ее и бился в ней, когда небо вращалось, и мир менялся вокруг них…
Она втянула воздух, схватила ножку бокала.
— Бен был там, когда это имело значение. Зак все еще приспосабливается к этой утрате. Ему не нужно еще одно разрушение или еще одно разочарование в его жизни. Ты ему не нужен.
— А что касательно тебя? — спросил Морган. — Это не может быть жизнь, которую ты выбрала для себя.
Она проглотила свое вино, чтобы рассеять слабую горечь во рту.
— Моя жизнь — не твое дело.
— Оглянись вокруг. Ты не можешь быть удовлетворена этим местом. — Его взгляд прошелся по клиентуре бара, улыбка тронула его губы. — Этими людьми.
Она жестко поставила свой бокал на стол.
— У меня есть работа, которую я люблю, и дети, которые нуждаются во мне. А что есть у тебя?
Он снова посмотрел на нее, его глаза потемнели. Угрожающие. Сексуальные.
— Я могу получить то, что я хочу, в любое время, когда я захочу. Ты можешь сказать тоже самое?
Его лицо было настолько холодным, а тело отбрасывало жар. Несмотря на себя, она была потрясена и привлечена, ее собственное тело потеплело и смягчилось в ответ. Она, должно быть, не в своем уме.
— Ты имеешь в виду официантку? — сказала она с тонкой попыткой презрения.
— Я имею в виду секс. — Его низкий голос насмехался над ней, щипал ее нервные окончания. Она дрожала как скрипка под напряженным смычком, обнаженная и пробужденная, сердитая и безумно живая. И это было абсолютно недопустимо. Она не была его инструментом или его орудием. Он не доберется до ее ребенка через нее. Или не использует ее в качестве приманки…