Бессонница. След
Шрифт:
Я провел пальцами по губам. Хотелось запомнить ощущения и сохранить их как можно дольше. Обычай пить кровь друг друга был одним из древнейших, он уходил корнями в наше вампирское прошлое, в те темные времена, когда наши предки не могли жить днем и не питались человеческой пищей, предпочитая охотиться на людей. Раньше его проводили прилюдно, на церемонии предназначения, но потом Темный Совет решил, что это дело интимное, и с тех пор обычай стал достоянием двоих — молодая пара пила кровь в первую брачную ночь.
С момента принятия этого решения прошло больше тысячи лет, и во время нашего с Даной
Дана отвлекла меня от созерцания светлеющего неба, обняв за плечи и прижавшись щекой к спине.
— Это были странные, но знакомые ощущения, — сказала она, проводя пальцем по моей шее — я знал, что означает этот жест. — Мне показалось, что у тебя такая холодная кожа! По сравнению со смертными.
— Можно, — ответил я на незаданный вопрос.
— Совсем чуть-чуть, пару глотков, — пообещала Дана. — Чертовски странные ощущения, но приятные.
Я вздрогнул от укуса, несмотря на предупреждение. Дана это почувствовала, но пересилить себя не смогла, и на поверку «пара глотков» оказались значительной порцией. Через минуту она оторвалась, будто опомнившись, и принялась торопливо зализывать крошечные ранки, останавливая кровь.
— Я сделала тебе больно, извини, — проговорила она, не отрываясь от своего занятия.
— Это было терпимо. — Я протянул руку и погладил ее по волосам. — Не трудись. Заживет.
Дана послушалась и легла, положив голову мне на колени.
— Я люблю тебя, Винсент, — сказала она.
— И я тебя люблю. Не думал, что когда-нибудь снова скажу эти слова. — Я помолчал. — Завтра я еду к Амиру. Хочешь присоединиться?
— К Амиру? — вяло удивилась Дана. — Зачем?
— Хочу посоветоваться с ним насчет Эдуарда и Анны. Что-то мне не нравится в этой истории.
Дана устроилась поудобнее.
— Веришь или нет, мне тоже. Ненавижу делать что-то, не зная подробностей.
— Неужели твой Великий не посвятил тебя в подробности?
— Да ты издеваешься, Винсент. Не знаю, кто он такой, этот твой Эдуард и кто такая Анна, и почему Магистр нашел меня и попросил о помощи, но вокруг них столько шумихи, что только Великая Тьма знает, что происходит на самом деле. Я тебе уже говорила, что Анна — не совсем обычная дама, это легко почувствовать. Что до Эдуарда… не знаю. Но вполне вероятно, что он не совсем человек.
— Быть такого не может.
Дана перевернулась на спину и прикрыла глаза.
— Есть много темных существ, которые выглядят как люди, но таковыми не являются. Вполне может статься, что мы и не знаем о таких. Меня послали присмотреть за тобой и убедиться, что ты не делаешь глупостей. А заодно и за Эдуардом.
— Тогда какого черта ты бросила его под поезд?
— Его необходимо уберечь от Незнакомки любой ценой. Кроме того, я была уверена, что ты найдешь его, вернешь с того света
и спасешь. Иногда ты бываешь предсказуем.— А зачем ты устроила этот концерт в доме Эдуарда?
Дана зевнула.
— Так много вопросов, Винсент. Я хочу поспать. Езжай к своему Амиру, потом расскажешь, что узнал. Я и так попала в переплет — хочется верить, что в этом лабиринте мы будем блуждать недолго.
(3)
В Праге я бывал часто, и поэтому мы с Лореной не заплутали в узких улочках — дом Амира и Таис был найден буквально минут за двадцать. На вопрос «где ты был прошлой ночью» я предпочел ответить уклончивым «у меня были дела», но она не поверила: не до конца зажившие ранки от укусов на шее говорили не в мою пользу. Лорена понимала, что я позволил бы проделать с собой такое только существу, равному мне по статусу, а остальное додумала сама. Поэтому всю дорогу до дома Амира она хранила молчание, а я не торопился его нарушать, зная, что рано или поздно она заговорит.
Дворецкий пропустил нас в квартиру и удалился, забрав наши вещи. Когда-то Судьям предоставляли чуть ли не дворцы, которые были призваны подчеркивать их высокий статус, и теперешняя обитель Амира явно проигрывала роскошному парижскому особняку, в котором он жил сто лет назад. В начале двадцатого века Темный Совет решил провести небольшую реформу: часть Судей сняли с должностей, заменив их более молодыми, а остальную часть распределили по другим городам. Амиру досталась мрачноватая готическая Прага.
Впрочем, не могу сказать, что он расстроился по этому поводу. Атмосфера Парижа, который никогда не был спокойным городом, в начале двадцатого века стала невыносимой. Амир редко обращался к кому-то из Великих с просьбами и еще реже выражал недовольство своими обязанностями или условиями проживания, но за пару лет до переезда в Прагу он регулярно просил своего покровителя Авраама «сделать что-нибудь, пока он не сошел с ума». Когда его просьба была удовлетворена, он вздохнул свободно, и в перерывах между работой (работы у него прибавилось, но это его устраивало) занимался тем, что полюбил еще в детстве: изготовлением кукол из китайского фарфора.
Гость имел возможность ознакомиться с творениями хозяина уже в гостиной: кукол можно было увидеть повсюду. Они сидели на каминной полке, на подоконниках, стояли на невысоких столиках в углах. Одна из них — итальянский Пьеро, марионетка — сидела в кресле у окна, печально склонив голову на бок.
— Какая красота! — восхитилась Лорена, изучая «коллекцию» на каминной полке. — Откуда они?
— Их делает Амир.
Она бросила на меня недоверчивый взгляд.
— Мужчина? Делает кукол? Может, он еще и одежду им шьет?
— Да. И, как видишь, шьет неплохо.
Лорена взяла одну из кукол, рыжеволосую барышню в пышном зеленом платье.
— Ну и ну, — сказала она. — Ты рисуешь, Амир делает кукол. А чем занимается Дана? Может, валяет игрушки из войлока?
— Нет, — улыбнулся я. — Это другое поколение. У них была другая жизнь, и воспитывали их иначе. Да и времена тогда были совсем другие.
Лорена вернула куклу на место.
— Вы хотя бы не ведете себя как разъяренные альфа-самки-истерички, когда хотите есть.