Бестия. Том 1

Шла неделя за неделей, а она продолжала удивлять всех своей живучестью. Месяц за месяцем набиралась сил, становясь нормальным, здоровым ребенком. Настолько здоровым, что вскоре ей пришло время покинуть доброжелательную атмосферу больницы. Единственной проблемой стало то, что на всем белом свете у нее не было никого, кроме бабушки Эллы, которую в невменяемом состоянии вытащили из огня, и шестилетнего дяди Лероя.

Элла не пришла в восторг от еще одного голодного рта. Она долго препиралась со служащими больницы, утверждая, что этот ребенок не имеет к ней никакого отношения. Персонал был в шоке оттого, что крохотное существо, которое они выхаживали с такой любовью, попадет в руки этой ужасной женщины. Одна нянечка, добрая женщина по имени Сонни, мать троих детей, изъявила желание взять Кэрри к себе.

Элла тотчас дала согласие, и Сонни забрала девочку домой, чтобы заботиться о ней, как о собственной дочери. От девочки скрыли трагические обстоятельства ее появления на свет. Это была бедная семья, но недостаток денег искупался любовью.

В день ее тринадцатилетия в жизнь Кэрри вторглась Элла, и все изменилось.

Кто эта незнакомая, увядшая, вся в синяках и ссадинах женщина с запавшими глазами и сальными космами? Время, прошедшее после пожара, немилосердно обошлось с Эллой. Кому нужна ободранная шлюха с отдутловатым лицом? Какое-то время она еще держалась, а потом опустилась до положения уличной воровки. Все деньги тратились на наркотики. Она надеялась на Лероя, он рос диким парнем, и Элла забрала его из школы и заставила работать на себя. Пока она слонялась взад-вперед по комнате, мальчики зарабатывали на жизнь, подставляя желающим зад. В восемнадцать лет он дал деру. Элла осталась одна — жалкое подобие женщины, слабой, больной, не привыкшей трудиться.

Тогда-то она и вспомнила о внучке — как бишь ее называли? Кэрри… Кэрри… да, Кэрри. Если Лерой мог вкалывать на нее, почему бы этим не заняться отродью Лурин? В конце концов, они — кровные родственники.

И Элла пустилась на поиски.

* * *

Они переехали в Нью-Йорк в конце лета 1926 года — тринадцатилетняя девочка и ее бабушка. Элла решила, что там им светит больше денег, и потом, какого черта — она всегда мечтала жить в крупном городе, где с людьми случаются всякие чудеса.

Их ожидало чудо в виде грязной комнатенки и работа для Кэрри — скрести полы в кухне одного ресторана. Она выглядела старше своих лет — рослая, с большой грудью, блестящими черными волосами и прозрачными глазами.

Элла, которую в последнее время донимал кашель, решила, что у девочки неплохие перспективы — и, уж конечно, это не мытье посуды. Но приходилось ждать. Девочка оказалась строптивой, даже злой. Могла бы, кажется, оценить по достоинству тот факт, что бабушка разыскала ее и взяла к себе. Куда там — скольких трудов стоило разлучить ее с семейством, где она выросла! Вплоть до того, что они вызвали полицию, но Элла настояла на своих правах. Кэрри заставили уехать с ней. Слава Богу, это ее плоть и кровь. С этим пока еще считаются.

* * *

— Сколько тебе лет? — приставал к ней тучный повар.

Стоя на коленях и отскребая полы в зачуханной кухне, Кэрри бросила на него тревожный взгляд.

— Клянусь моей задницей, тебе еще нет шестнадцати.

Каждый день одно и то же. Она раз двадцать уверяла его, что ей шестнадцать лет, но он не верил.

— Итак? — он облизнул тонкие, похожие на двух червяков губы. — Что будем делать?

— А? — рассеянно отозвалась она.

— Что будем делать? Не сегодня-завтра хозяин пронюхает, что ты малолетка, и даст тебе под твой драгоценный черный зад.

Кэрри сосредоточила все внимание на полах. Может, тогда он ее оставит в покое?

— Эй, негритоска, я тебе говорю! — он наклонился к ней и понизил голос. — Но не бойся, я ему не скажу — если будешь хорошей девочкой.

Не успела она пошевелиться, как он уже залез ей под юбку. Кэрри вскочила, опрокинув ведро с мыльной водой.

— Не смейте меня трогать!

Он отступил, пухлое лицо побагровело.

Появился шеф-повар — плюгавый человечек, ненавидевший цветных. Голодные глазки уперлись в лужу.

— Немедленно подотри! — рявкнул он, глядя на стену поверх Кэрри, словно ее не существовало. — А потом убирайся отсюда, и чтоб я тебя больше не видел!

Тучный повар ковырял у себя в левом ухе.

— Глупая девчонка. Я бы не сделал тебе больно.

Кэрри медленно собрала на тряпку воду, ошеломленная тем оборотом, какой приняла ее жизнь. Ей хотелось плакать, но слез не было. Она выплакала все глаза с тех пор, как появилась эта мерзкая женщина, назвавшаяся ее бабушкой. И потом — Нью-Йорк… прощай, школа… тяжкий физический труд… «Тебя избаловали, — говаривала бабушка Элла. — Но теперь с этим покончено, моя девочка. Слышишь? Твоя мамочка все время работала: убиралась в квартире, заботилась о братике и получала от всего этого огромное удовольствие».

Кэрри не получала удовольствия. Она ненавидела бабушку, Нью-Йорк и свою работу. Мечтала вернуться в свою «настоящую» семью в Филадельфии.

А вот теперь ее уволили, и бабушка Элла будет кипеть от злости. И она не сможет утаивать цент-другой из найденных на полу в кухне. Это несправедливо!

Она вымыла пол, вышла из ресторана и остановилась посреди тротуара, размышляя, что теперь делать. Может, поискать другую работу, прежде чем бабушка Элла обо всем узнает?

В воздухе чувствовалось дыхание зимы. Кэрри замерзла: у нее не было пальто. Дрожа всем телом, она пошла вдоль улицы и остановилась возле закусочной; оттуда доносился запах горячих сосисок. Нюхать — вот все, что она могла себе позволить. Кроме того, сюда наверняка не пускают цветных.

В Нью-Йорке Кэрри узнала, что она цветная. Впервые услышала слово «ниггер» и научилась затыкать уши, когда ее дразнили. В Филадельфии аутсайдерами были скорее белые. Она жила в районе для цветных, ходила в школу для цветных. Почему эти белые решили, что они чем-то лучше? Она быстро пошла по тротуару. Встречные мужчины обращали на нее внимание. На девушке был свитер, плотно облегавший грудь. Мама Сонни обещала купить ей бюстгальтер, но когда она заикнулась об этом в разговоре с Эллой, та гневно сверкнула глазами: «Не мели чепуху, милочка. Нечего прятать титьки. Пока они будут вызывать у мужиков эрекцию, ты никогда не останешься без работы».

Но ведь это неправда! Если бы этот паршивый повар не положил на нее глаз, она бы не потеряла работу.

Кэрри очутилась перед итальянским рестораном — он так уютно выглядел. Ее била дрожь. Ветер пронизывал нехитрую одежонку; она с головы до ног покрылась гусиной кожей. Что делать? Рядом остановился бродяга, и на нее пахнуло дешевым ликером — это напомнило девушке о ждущей в грязной каморке Элле. Если войти и спросить, нет ли у них работы, что она потеряет? Не съедят же ее. Может быть, только обругают. В Нью-Йорке к таким вещам быстро привыкаешь.

Собравшись с духом, она проскользнула внутрь и тотчас пожалела об этом. У нее было такое ощущение, словно она не один час простояла под обстрелом глаз, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд, прежде чем Кэрри увидела направляющегося к ней верзилу. Она приготовилась к худшему.

— Эй, — позвал он, — ищешь свободный столик?

Она не поверила своим ушам. Столик? Она? Цветная девушка в ресторане для белых? Он что, рехнулся?

— Я ищу работу, — пробормотала она. — Скрести полы, мыть посуду, еще что-нибудь…