Бэстолочь (сборник)
Шрифт:
Сергей ехал по шоссе, а прямо перед ним над дорогой висело большое рыжее солнце. Оно еще не успело подняться высоко, не успело стать слепящим и обжигающим.
«А все-таки я пересилил себя, хоть и не удалось доехать до конца, – думал Сергей, подставляя лицо ласковым солнечным лучам и с наслаждением, полной грудью вдыхая прохладный воздух. – Какой я был дурак! Неужели я серьезно мог думать о том, чтобы бросить работу, на целых два года уйти в армию?! Какой бред! И все из-за того, что мне вдруг показалось… Да мало ли людей на свете занимаются не своим делом, и ничего – живут, не мучаются, хобби себе разные придумывают: кто рыбалку,
В следующей придорожной деревне Сергей нашел столовую. Несмотря на ранний час, она была открыта. Сергей зашел внутрь, взял две порции манной каши и три стакана какао. Он с жадностью ел манную кашу и запивал ее горячим какао.
«Нет, выбора у меня нет, – подумал Сергей, допивая какао. – Слава богу, что я вовремя это понял, пока не натворил глупостей… Вот доберусь до города и сразу же на вокзал. Вечером уже буду дома…
Сергей поставил пустой стакан на стол и тут вдруг подумал: «Интересно, а что бы сказал Вовка?» И тут же рассердился на себя: «Что за сентиментальная чушь?! При чем здесь Вовка? Что он вообще может понимать, этот птенец?.. Когда подрастет, таким же будет. И велосипед себе такой же купит… Нет, а все-таки, что бы он сказал сейчас, пока еще не подрос?»
Сергей вышел на улицу, сел на велосипед, но вдруг снова слез с него, отстегнул от рамы флягу, вернулся в столовую, отдал флягу буфетчице и попросил наполнить ее какао.
– Далеко собрался, спортсмен? – улыбнулась женщина.
– В счастливое будущее, – пошутил Сергей.
Через полчаса Сергей доехал до большого города, к которому так стремился. Он быстро ехал по его широким улицам, торопясь проскочить на зеленый свет перекрестки и обгоняя на остановках автобусы. Он то и дело пригибался к рулю и потягивал из трубки сладкое какао. Он совсем не чувствовал усталости…
Сергей не заметил, как он проехал через весь город, выехал из него и, не останавливаясь, поехал дальше.
Дом на углу Дельфинии
Рассказ
Во время очередного приступа тоски, удушливой, оглушающей, шершавым комком застревающей гдето глубоко в груди, его вдруг точно пронзило насквозь, и тут же разлилось радостным жаром по всему телу.
«Точно – Садовая!.. Садовая, семнадцать!.. Как же я раньше не вспомнил?!»
И вдруг как бы все вокруг исчезло: мокрый липучий снег, тусклые разводы фонарей на обшарпанных стенах, – а он оказался там, в далекой Дельфинии, где редко выпадает снег, а ветер теплый и ласковый; где малиново-фиолетовые закаты сменяются прозрачно-розовыми восходами и по вечерам юноши и девушки в белых одеждах играют на гитарах и поют грустно-веселые песни; будто бы снова шел он по гулким мощеным тротуарам, по освеженным дождем и одурманенным сладковатым ароматом ночи улочкам с гирляндами балконов, на встречу с ней, нежной, застенчиво улыбающейся…
«Вот же!.. Она здесь жила… Когда-нибудь она сюда вернется…»
Он стоял возле трехэтажного дома, такого же невзрачного на вид, старого и обшарпанного, какими казались ему все дома в пустом и темном этом городишке.
Дом был трехэтажный и невзрачный на вид.
Он зашел во двор, – куда выходили подъезды. Он насчитал пять подъездов с облезлыми дверями
и тусклыми лампочками при входе, освещавшими ржавые металлические дощечки с истертыми номерами квартир.«Здесь? В этом доме?! Не может быть!»
Он хотел тут же уйти, возмутившись вызывающей несравнимостью этого покосившегося дома с тем полусказочным дворцом, в котором она жила там, в Дельфинии, среди вечнозеленого парка и фонтанов из розового туфа, не смолкавших даже по ночам. Он хотел тут к же уйти, но домишко этот словно притягивал его к себе сиротливыми своими подъездами, облупленными стенами, матерчатыми абажурами, проступавшими сквозь тюлевые занавески в низеньких окнах с широкими жестяными подоконниками.
«Неужели здесь она родилась? Здесь живут ее родители? В одном из этих подъездов, за одним из этих окон стоит ее стол, ее кровать, ее пианино?..»
Он направился к одному из подъездов, взялся за дверную ручку, потянул на себя дверь.
«А что я скажу, если меня кто-нибудь спросит, к кому я иду и что здесь делаю… Ведь я даже не знаю номера ее квартиры…»
Отойдя от двери, он пошел по двору. Ему хотелось подробнее изучить дом, заглянуть в его окна, но он смотрел себе под ноги, лишь изредка вскидывая голову и пробегая торопливым взглядом по стенам, ничего не замечая и не запоминая.
Ему казалось, что на него смотрят со всех сторон. Он ежился под этими воображаемыми чужими, подозрительными взглядами, а когда у него за спиной вдруг хлопнула дверь, совсем растерялся и, спрятав лицо в воротник, пошел прочь со двора, чувствуя себя чуть ли не злоумышленником, чуть ли не вором.
Он вышел в переулок с другой стороны дома, вернулся на Садовую улицу, пересек ее и лишь на противоположном тротуаре, возле книжного магазина, остановился и обернулся.
Ветер дул в лицо, а снег лепил в глаза, и он вдруг вспомнил, как они встречались возле общежития, в котором она жила там, в Дельфинии, у центрального фонтана – гигантской лилии, с величественным шумом распустившейся в свете прожекторов; как сквозь искрящиеся разноцветные струи замечал ее, выходящую из своего дворца и идущую ему навстречу; вспомнил терпкое удушье цветов и жаркую свою радость.
«Там счастье!.. И мир там прекрасен! А здесь… Здесь все теперь чужое: дома, улицы… И люди здесь какие-то… угрюмые, безразличные, как будто согнутые ветром… Ну зачем?! Зачем мне достали эту проклятую путевку в этот чертов лагерь? Зачем я встретил ее там?!»
Дом был трехэтажный и невзрачный на вид. Он стоял на углу Садовой улицы и безымянного переулка, и пять его подъездов выходили во двор.
При дневном свете – особенно когда переставал лепить снег, а серое, нависшее небо вдруг точно раскалывалось и в образовавшуюся трещину проглядывала радужная синева и проскальзывали лучи солнца, – дом уже не казался ему таким убогим и мрачным.
«Это единственное, что у меня есть… Письма от нее приходят слишком редко, а к ее дому я могу прийти в любой момент».
Раньше он ездил в школу на автобусе, а теперь стал ходить пешком, чтобы, сделав крюк, пройти мимо ее дома. Иногда, к удивлению своих родителей, он отправлялся в школу натощак, а завтракал по дороге, в кафе-молочной на первом этаже ее дома со стороны улицы. Он брал себе всегда одно и то же: кофе с молоком, приторно сладкий, с жирными пенками, и жареную колбасу со стылой лапшой.