Бей или беги
Шрифт:
Артемида остановилась рядом с ней, чтобы тоже посмотреть на след. Томасин любовно погладила дочь по мягким, чуть вьющимся волосам и наклонилась, чтобы поцеловать в макушку. Она хотела похвалить малышку за успехи в стрельбе, но безалаберное отношение к оружию ее остановило. Артемида сама просила хоть
Возле дома она приметила мотоцикл и удовлетворенно заключила, что очередная вылазка Малкольма прошла успешно. Он мог и не вернуться. С тех пор, как они покинули Капернаум и поселились здесь, Малькольм отлучался только, чтобы проверить окрестности на предмет мертвецов, и, конечно, полезных в быту вещей. Она все равно беспокоилась, хоть эти места и оставались дикими, непроходимыми и относительно безопасным. А Артемида пока не понимала, как опасны одинокие путешествия отца. Она радовалась сувенирам. И висела у отца на шее, как и сейчас. Томасин же удостоилась осуждающего взгляда — решение подарить дочери лук принималось исключительно ей одной. Малкольм был против, но все-таки принял необходимость обучать девочку с малых лет.
Артемида убежала изучать привезенные отцом сокровища, а Малкольм присел рядом с Томасин, занявшейся выстругиванием новых стрел. День стоял нетипично теплый для этих мест, и ей хотелось насладиться хорошей погодой. Пусть дом со всех сторон окружал столь любимый ей лес, ей все еще было некомфортно
в четырех стенах. Снаружи дышалось легче.Они сидели молча, любуясь видом, простиравшимся со склона горы. Здесь было очень красиво. Мрачные воспоминания выцвели, но иногда проступали сквозь череду простых, каждодневных дел, приятных мелочей и новых открытий. Томасин смотрела на эти горы и лес, готовясь проститься с жизнью. В этой хижине она ночами сдерживала слезы, чтобы их не услышал отец.
Теперь ночами она пересказывала дочери сказки, когда-то услышанные от той старухи. Старухи, что звала Томасин Артемидой. Старуха давно умерла, как бывает со всеми, кто оказался слишком слаб, чтобы выстоять перед жестоким и опасным миром. А Артемида жила в своих священных охотничьих угодьях и потихоньку учила дочь быть такой же сильной, какой она была сама. Такой же бесстрашной.
Но есть вещи, которые пугают даже самых бесстрашных.
— Он хочет, чтобы я вернулся, — сказал Малкольм, и от этих слов солнечный день утратил все краски, — чтобы возглавить их новое поселение.
— Ты знаешь, что я об этом думаю, — поморщилась Томасин.
— Знаю, — он привлек ее к себе, устроил между своих коленей и сцепил руки на ее животе — еще небольшом, но уже ощутимо подросшем, — но тебе не помешало бы наблюдение врачей и…
— Нет, спасибо, — возразила девушка, — я лучше найду подходящую нору и рожу ребенка там.
— Конечно, — фыркнул Малкольм ей в волосы, — тебя же воспитали волки, как я мог забыть. Но что насчет павлиньих язычков, хороших вин и вещей, достойных королевы?
— Меня вполне устраивает мое лесное царство, — заявила Томасин.