Бейкер-стрит, 221

… Вот Проньин выспрашивает меня, можем ли мы аккуратненько разморозить Анти - так, чтобы он ожил. И ссылается на какого-то тритона, найденного в каком-то сибирском озере - много веков пролежавшего во льду и ожившего…

… Вот я совместно с Вонгом и Фрицем объясняю Айгору, что некоторые земноводные действительно впадают в анабиоз при отрицательных температурах - но исключительно за счет того, что перед спячкой вся вода в их организмах заменяется незамерзающей глицериноподобной жидкостью. Люди же к такому не способны, и у нашего Анти - увы!
– практически все клеточные мембраны разрушены сейчас острыми кристалликами льда. Айгор печально вздыхает…

… Вот я танцую с Монлезье - а Кеннеди неодобрительно на это смотрит…

… Вот я танцую с Кеннеди - и уже ученый сидит в углу мрачней тучи…

… Вот мой коллега меряется с Монлезье-Бланшем силами в армреслинге (результат - боевая ничья и треснувшая столешница)…

… Вот (веселье к тому времени закончилось) Бланш тихонько стучится в мою запертую дверь - замок на ней конструкцией не предусмотрен, но я запасливо прихватила с собой навесной и установила с помощью Кеннеди. Ученый пытается уговорить меня отпереть, но я советую ему прогуляться в одиночестве этой солнечной ночью и немного остынуть…

… Вот в дверь стучит радеющий за мою честь Кеннеди, я объясняю ему, куда послала Бланша и предлагаю присоединиться к ученому…

… Вот я лежу и размышляю о незавидной участи Елены Прекрасной, из-за которой то и дело вспыхивали всевозможные конфликты, и думаю, что за истекший час из обитателей «Эндерби» в мою дверь не постучались лишь пес Хусейн и антаркт Анти, но тут слышу за дверью поскребывание и поскуливание, и злюсь на этих мужланов: уж могли бы хоть бедному псу привезти пару…

… Вот…

Больше никаких «вот» не было. Я уснула.

7

Когда мы удалили последние осколки тающего льда с неказистого тела антаркта, Бланш еще раз напомнил последовательность наших действий:

– Сейчас, пока он пребывает при минусовой температуре, проводим фотосъемку, измерение и взвешивание, снимаем слепки с лица, со ступней и кистей рук. Далее - пока не размяк - трепанируем череп, вскрываем брюшную полость и грудную клетку, микротомируем мозг, легкие и прочие органы…

Пока он повторял уже слышанное мной, я добросовестно исполняла обязанности операционной сестры. Проверяла, все ли необходимые инструменты разложены по лоткам для стерилизации: та-а-ак, скальпеля - есть, распаторы - есть, пила ампутационная рамочная - есть, пила ампутационная листовая - есть, комплект насадок к «расчленялке» (так в просторечии именуется АОК - аппарат для обработки костей) - есть, ножи резекционные - есть…

– Приготовьте пару лишних комплектов ножей для санного микротома, - посоветовал мне Фриц (он и Терразини ассистировали сегодня Бланшу).
– Что-то он барахлит…

Интересно, кого это он тут успел микротомировать? Вроде никаких цитологических исследований на «Эндерби» не проводилось. Анти - первая крупная находка подобного рода, до сих пор попадалась лишь вмерзшая в лед микроорганика…

Но как следует удивиться словам Фрица я не успела, потому что Монлезье начал перечислять, что мы предпримем на втором этапе, когда температура тела антаркта станет плюсовой: возьмем для анализа кровь, спинномозговую жидкость…

Черт! Совершенно забыла про иглы для спинномозговой пункции… Я торопливо исправила упущение. И стала загружать лотки в стерилизатор.

Мои соратники тем временем аккуратно переместили антаркта на операционный стол - патологоанатомического на базе не нашлось, а тащить с большой земли Монлезье не счел нужным. Терразини нажал кнопку - секции стола, оставаясь пока на одной линии, передвинулись в наклонное положении. Фриц сделал первый снимок. Я поднесла тазик с раствором для слепков…

Началась работа.

Первая фаза - измерения, слепки, фото- и видеосъемка - тянулась долго. Работали мы на редкость тщательно - имелись сильные подозрения, что страны-учредительницы станции «Эндерби» так и не сговорятся, растащив по кускам бедолагу Анти…

Наконец первый этап был завершен. Налепленные на кожу антаркта датчики отрапортовали - температура поверхности тела поднялась на четыре градуса. Ректальный же датчик свидетельствовал - внутри Анти стал теплее на полтора градуса. Провода от датчиков, кстати, тянулись к стандартному медицинскому монитору, но индикаторы, свидетельствующие о пульсе, давлении, частоте дыхания и т. д. были отключены - за отсутствием таковых параметров у клиента.

Нам стоило поторопиться со вскрытием и микротомированием. Конечно, замораживающим микротомом можно делать срезы и с оттаявших органов, но тогда цитологи на большой земле будут проклинать нас очень долго - оболочки клеток в полученных срезах будут основательно нарушены теми самыми микрокристалликами льда, о которых я говорила Проньину… То есть оболочки и сейчас разрушены - но пока лед не растаял, клетки сохраняют первоначальную структуру…

– Давно монитор проверяли?
– хмуро спросил Гастербауэр, делая срез эпителия с колена антаркта.
– Что-то он больно мягкий для такой температуры…

Запускать тесты было некогда - Терразини попросту отлепил один из датчиков, протер его дезраствором, приложил себе ко лбу. В соответствующем окошечке монитора зажглось: 97, 865 [25] . Все в порядке…

– Странно… - пробурчал Фриц.

Вскрытие черепной коробки антаркта Монлезье решил произвести самолично. Дисковидная насадка АОКа раскрутилась почти бесшумно. Зубья слились от быстрого вращения.

25

По шкале Фаренгейта – нормальная температура человеческого тела. Живого, естественно.

– Может, лучше ручной пилой?
– предложил Терразини.
– Медленней, но надежней. У него череп чуть толще нормы - хотя в пределах допустимых девиаций. Вы все-таки не профессиональный патологоанатом и рискуете повредить мозг…

– Спокойно, все под контролем!
– Бланш опустил прозрачный щиток, призванный защитить от летящих в лицо мельчайших осколков кости и частиц плоти.
– Даром что ли я в Кейптауне вскрыл на бойне полторы сотни свиных голов за два дня?

Диск начал опускаться ко лбу антаркта - уверенным, выверенным до микронов движением. Фриц невольно отвел взгляд - все-таки медицина была лишь второй его специальностью… Я же наблюдала за Монлезье и Анти, не отрывая глаз.

И прекрасно видела: между вращающейся отточенной сталью и низким лбом оставалось два-три миллиметра, не более, - когда станцию «Эндерби» тряхнуло.

Весьма качественно тряхнуло.

8

Меня швырнуло в сторону, жестко и больно ударив ребрами о термостат. Но на ногах я осталась; что произошло в тот момент с Терразини и Фрицем, не увидела, все внимание было приковано к Монлезье…

А вот он не устоял. Упал. Вращающийся диск АОКа взмыл в воздух, описал параболу и угодил прямо на колено Бланша. Геофизик взвыл. А может, и не он - я не разобрала, потому что погас свет и нас тряхнуло снова, еще сильнее. Я рухнула на четвереньки и втянула голову в плечи, с тоской ожидая, когда начнут рушиться перекрытия…