Без царя в голове

— А скажи, ваш вел… ик… ческтво, вот я щас еще стакан хлобыстну, а ты мне можешь запретить?

— Запрещаю! Приказываю! Царским указом… — едва ворочая языком, боролся царь.

— Не можешь, стало быть, — удовлетворенно крякнул Иван, наливая второй стакан. — Что и требовалось доказать! — отметил он, залпом выдув содержимое.

Так часто перед боем бывает, что поджилки трясутся и в животе бурчит. Но бой начался и про все забудешь, успевай только башкой вертеть, да педали нажимать. После второго стакана в голову Ивану пришло простое, как три рубля решение — река несет и пусть несет. Наше дело маленькое, плыви, Иван, по течению и не дергайся. Время придет и сон закончится, обязательно закончится, закончился же он в прошлый раз.

— Ваня, Господом Богом молю, пожалей старика, не выставляй на позор! Что же я на карачках перед послами ползать буду? А как же престиж государства Российского?

— Престиж — дело важное! — кувшин замер на излете. — Но, начав дело, негоже его не закончить.

— Вот же пьяница попался! — опечалился царь.

Тут в пьяную голову Ивану пришла неожиданная мысль.

— Слышь, царь, а давай договоримся — я прочь сгину, а ты мне корзину вина из погребов Меньшиковских подаришь. Как тебе сделка?

Ивана в этот момент не заботила мысль, каким образом он выполнит обещанное, получив желаемое.

— Да в твоем положении, Ваня, не вина корзину, а алмазы, да злато требовать надо. Хочешь яхту экстра-класса? Хочешь, отдам за тебя самую ядреную девку со своего двора? Хочешь, первым министром сделаю? Хочешь…

— Корзину вина! — отрезал Иван.

В его голове уже расцветала картина, как он утрет нос всем, кто не верил, что Ванька может проставиться вином из подвалов Меньшикова, да не бутылкой жалкой, а целой корзиной. А вот нате вам, выкусите! И не заботило его, что буквально вчера он того вина не ящик, а целых десять ящиков друганам выставил и никто уже не ждет исполнения обещания. Перехлестнуло что-то в мозгах, закоротило на самое яркое и обидное воспоминание, вот и мелет язык невесть что.

— Как скажешь, Ваня, как скажешь! Корзину, так корзину, прямо сейчас и прикажу доставить. Куда нести то, Ваня? — засуетился царь, обнадежившись Ванькиными пьяными заверениями, надеясь, видать, хитрым маневром выведать у Волгина местоположение его бренного тела.

— Что значит куда? — удивился Иван. — Сюда пусть и несут, чего же тут непонятного?

Вопрос Ивану показался донельзя глупым и не соответствующим высокому званию царя-самодержца, всеведающего и всезнающего. На какой-то миг ему даже стало неудобно за царя, но он сдержал себя от высказываний по данному вопросу, чем не замедлил возгордиться несказанно.

— Ваня, тут царская опочивальня, тут царь, то есть я нахожусь, — в голосе царя звучал явный намек, но не для Иванова ума или состояния. — А ты сейчас где-то там далеко. Ты ж пойми, Ваня, во мне только сознание твое, на кой ляд мне то вино, я его и так каждый день пить могу. Принесут сюда в опочивальню ту корзину, выполнишь ты обещание и окажешься где? Правильно, в своем бренном теле, которое сейчас где-то дрыхнет. Знать бы где. Дошло, солдатик?

Иван напряг сознание, поморщил лоб, почесал затылок и вынужден был согласиться с железной царской логикой, хотя в чем-то та логика его задевала. Вот где он сейчас? Во дворце! А куда вернется? В казарму, после того, как из тюрьмы выйдет, конечно. Из дворца и в казарму, неравный обмен. Кому-то корзину винища, пусть и из подвалов Меньшиковских, а кому-то то винище каждый день, хоть по две корзины и в подвалах не убудет. И все на халяву!

Возникает резонный вопрос — куда спешить, попал в цари и сразу обратно в казарму? Нет уж, мы еще поцарствуем. В кои-то веки такое чудо случилось и за корзину водки, пусть даже самой расчудесной, с ним распрощаться?

— Передумал я! Передумал возвращаться! Нам и тут неплохо! — Иван самодовольно похлопал по пуховым перинам царскими пухлыми ладошками. — Был Ванька пилотом, да весь в цари вышел. Кому расскажешь — не поверят!

— Кому ты рассказывать собрался, обормот? — обиженно буркнул царь, придавленный бодрым сознанием Ивана.

— Друганам, конечно, кому же еще? — искренне удивился царскому недоумению Иван. — Посидим в пивнушке, я им такое расскажу, что у них рожи треснут от удивления, — физиономия Ивана расплылось широкой улыбкой в мечтах о предстоящем веселье.

— Ага, только сперва трон под тобой треснет, и башку тебе отрубят, как самозванцу! — обиженным голосом пообещал царь.

— Это еще почему? — насторожился Иван, — Я царь или не царь? Пусть только кто попробует вякнуть, я ему башку враз срублю, собственной, э-э-э… — он взмахнул царской рукой и замолчал озадаченно. — Что же ты, царь-батюшка, физкультурой не занимаешься? Такое тело испоганил, прости господи!

— Тебя не спросил! — окончательно обиделся царь.

— Вот зря ты так, царь, зря. Я же правду говорю, а ты обижаешься. Ну, кто, окромя меня правду скажет? То-то и оно, что никто. Мы теперь как братья или вроде того. Мы, Ваше Величество, круче чем братья, мы ж единое целое, друганы не разлей вода. Я тебе во всем помогу, что знаю и умею, а ты мне помогать во всем должен, раз уж оно так вышло. Да мы с тобой таких дел навертим, мама не горюй, чертям тошно станет, э-ге-гей, давай-давай, дадим жару, разворошим угли в печке, замутим веселую жизнь. Со мной, Ваше Величество, скучно не будет, брат брата в беде не оставит!

Иван несказанно радовался железной логике собственных доводов, но царя та логика не развеселила.

— Тогда, если мы братья, может ты того, уберешься наконец из моей башки, братик? Тоже мне Бог родственничка послал. Понаедут деревенские, напьются, набезобразничают, а хозяевам потом головой маяться от их веселья.

— Бог послал, пусть Бог и обратно убирает, — отмахнулся Иван, — откуда я знаю, как это получилось. Может меня самого сейчас лихоманка от страха трясет? Думаешь легко простому солдату царем быть? Лежу вот на перинах царских и думаю, как дальше жить, что люди скажут?

— А что, по-твоему люди должны сказать? — удивился царь. — Кабы ты царя, то есть меня с трона сверг и сам на него уселся, то по морде наглой народ бы враз определил, что переворот и на троне самозванец. А так… — царь мысленно сплюнул от отчаяния, — будь кто хоть о двух головах, не отличит никто подмены. Слышь, Иван, уважение к царю поимей, ну чего ты меня в темный угол загнал, за какие такие провинности от собственного тела отлучил?

— Откуда же мне знать, Ваше Величество? — искренне удивился Иван, — Я ведь плечами не толкаюсь, силком никого из дома не выгоняю, получилось так, уж не взыщите — поцарствую пока, как умею.

— Ваня, а ты царствовать-то умеешь? — язвительно поинтересовался царь. — Такому делу не в академиях учат, тут одной наглости маловато будет. Этому делу с пеленок учиться надобно.

— Да чего тут сложного? — Иван осмотрелся по сторонам, — Командуй себе, да пиво пей, пока пузо не треснет. Вона это у тебя что за морда китайская на тумбочке стоит, не с конфетами?

— Это, Ваня, не морда китайская, а переговорник, — устало ответил царь, — только ты семь раз… нет, тыщу раз подумай, прежде чем на него нажимать!