Без чувств, без эмоций, выжить

Может, просто сам шницель таков? Ну, жёсткий! А вот салат оказался вкусным. По его рекомендации мы взяли их фирменный салат с ростбифом. Который так и назывался «кактус». Такого я ещё не ел, а ещё и в куче листьев с мелкими помидорами, какие-то мелкие шарики похожие, на маринованный лук, но без специфичного вкуса, бурым соусом и какой-то бежевой стружкой. Этот салат стал ещё одной ступенью на той лестнице, по которой я карабкался от своего прошлого, к жизни о которой так рьяно мечтал.

А о чём ещё мечтать парню, выросшему в небольшом провинциальном городе, два – три поколения семьи предков которого точно не бывали дальше областного городишки. А тут ты их потомок, в другой стране, и это нетуристические Египет или Турция. Это одна из самых ярких столиц одной из знаковых европейских стран. Это же почти совершенно другой мир. И вот я ем блюдо, о котором твои родные даже представления не имеют. Ты даже не можешь понять из чего оно.

Мы совершенно потерялись во времени, так что, выходя, попали уже в ночной город, подёрнутый мелкими огоньками фонарей. Кстати, после пива, нам разрешили заказать Апероль, и повторить его, а после того мы попросили счёт, он неожиданное для нас сделал комплимент из двух бокалов красного вина. Явно подбирая слова на английском, бармен которого, как и семьдесят процентов мужчин в этой стране зовут Карл. Так вот, Карл рассказал, что покупает вино у местного фермера и такого в Вене не найти.

Вечер был пряным, словно кто-то подогрел вино, добавил в него немного специй и вылил в воздух. Хотелось фруктов, вина, звёздного неба и поцелуев. Такие фрагменты в жизни ты запоминаешь сильнее, чем фотоснимок на заставке в телефоне.

Сегодня выполнены были три пункта. Побывал в парке Вены, поужинал в достойном ресторане, и сводил на свидание девушку, к тому же смог оплатить счёт, даже не подсчитывая в уме, хватит ли денег. Аккуратно запрятанные во внутренний карман сто евро были почти бронёй от проблем.

«

Вкус откровений – горечь

»

– Ещё даже год назад, я не мог подумать о том, что буду вот так, просто гулять по Вене. Мне кажется, тогда я даже не знал, как называется столица Австрии. Или постоянно путал с каким-нибудь другим названием. – Я нервно рассмеялся, знаете, когда твой смех на надрыве звучит резкими звуками.

Она лишь улыбнувшись пожала плечами.

– А ещё я подумал о родителях. Они никогда не были за границей, так же, как и их родители, думаю многие из моих потомков, не были за границей. А я вот добрался. Неважно какой ценой… – И тут я замолчал подумав, что действительно, ключевое это цена вопроса.

– Ты скучаешь по ним? – Она обрубила тишину, облокотившись на бетонную стену, по которой извивались какие-то странные трубы.

– Нет, я в семье был словно пришитый карман к классическим брюкам с отглаженными стрелками. Знаешь, прямо вот не подходил по всем параметрам. – Мы оба закурили. – Эдакий гадкий утёнок в обычной птичьей семьи.

– Утёнок потом стал лебедем.

– Отлично, но надеюсь, не лебедем по-венски на вертеле.

Мы оба рассмеялись.

– Если подумать о том, что я гуляю по центру Австрии, только что сходил в ресторан, был в парке, сейчас на берегу Дуная, шатаюсь ничем не обременённый, то всё очень даже отлично, но только стоит представить то обстоятельство, которое позволило это… – Я осёкся. Думаю, она не поддержала, потому что внутри также что-то свербело.

Июль, девять вечера, но уже стемнело. Мы не торопимся. Да, мы могли уже вернуться обратно, но оттягивали возвращение. Ещё пару недель назад, я не знал, чем себя занять до пяти, сейчас уже девять и мне не хочется обратно. Купили в очень миниатюрном магазине вино. Такие сувенирно-продуктовые лавки встречаются очень часто в центре Вены и держат их, как правило, либо индусы, либо азиаты.

Сидим на берегу Дуная, отгоняя мошкару и мысли.

– Как тебе Вена? – Вот, всё, что я мог выдавить изрядно выпив, но вроде не захмелев, к тому же это вопрос человеку, которого я знаю больше месяца. «Как тебе Вена?».

– Мне не с чем сравнивать. – Она снова переключилась в режим скупости слов.

– Аналогично. Но мне нравится. – Выпалил я. – Ещё бы сходить на тот концерт в среду. Никогда не слышал австрийский джаз.

– А русский слышал?

Я лишь рассмеялся, она тоже. Мы оба поняли мой ответ.

– Это как новая страница в моей жизни, в которой я взрослею быстрее, чем за предыдущие двадцать четыре.

– А тебе сколько?

– Двадцать четыре. – Ей оказалось двадцать восемь.

– Как ты думаешь, ты бы смог побывать здесь, если бы не это… Ну, не порно? – Выдавила она, словно стеснялась последних слов.

– Думаю, нет. – Это был искренний ответ. Я и сам обдумывал это неоднократно. – Я отвечаю себе на этот вопрос, как один из плюсов того, что я ввязался в эту историю. Нет, я не жалуюсь, но тебе не кажется, что здесь всё достаточно странно?

– Что ты имеешь в виду?

Я рассказал о своём опыте в индустрии порно, о том, как это было у нас, даже изложил поэтапно, как это от того момента привело к этому, резанув фразой «здесь всё как-то странно, тебе не кажется?»

Она лишь пожала плечами.

– Ну, ты же сам согласился сниматься в порностудии, которая в другой стране. Согласился жить при студии… Что здесь странного?

– У меня было первое ощущение, что нас здесь к чему-то готовят, знаешь как свиней откармливают перед убоем, так и нас. Ну, должно же что-то быть. Они столько тратят.

– Причина, по которой тебя это смущает, понятно. Очень понятно, но за месяц всё вышло бы уже наружу. – Она сделала глоток вина и отмахнулась от мошкары, которой вроде бы уже и не было. – Насколько я знаю, здесь с этим бизнесом проще, чем у нас. Но я могу ошибаться.

Я не думал об этом. Вот, ещё одно оправдание происходящего в копилку, «всё будет хорошо», если бы я знал тогда, в тот день, но тогда мне было хорошо. Даже слишком. Я разоткровенничался в какой-то момент о том, что думал, никому никогда говорить не буду.

– Когда я учился в школе, у нас был, конечно, эталон, этакого успешного паренька. Мы прозвали его «принц», подкрепляя очень негативной интонацией. Думаю, везде есть такие. – Затянувшись тремя отрывистыми затяжками, обдумывая, зачем я это рассказываю; интересно ли ей; но продолжил. – Так, вот у Ашотика. Да это его имя. И он учился в нашем классе. И это не Москва или Петербург, это Аткарск. Так, вот у отца, этого Ашотика был бизнес в Праге или в Варшаве, нет, всё же, по-моему, в Праге. Я завидовал ему, да что я, мы все завидовали ему, его семье, ученики, учителя, наши родители и собственно все обитатели этого поселения, знающие эту семью. Я люто ненавидел его, но старался быть «своим» чуваком для него.

Машка закинула голову набок, раскинув волосы по плечам, поблёскивая хмельными глазами, внимательно слушая мою исповедь.

– К окончанию школы ему уже была готова квартира не только в нашем захолустном городке, но и там. – Мотнул головой, – ну так, где был бизнес его отца. Да, опять же с его слов, но мы не сомневались в правдивости этих слов. – Я немного сбавил эмоции, чувствуя, что голос взвивается всё громче. – Представь, каждый учебный год начинался с его рассказов о какой-нибудь новой стране, эмоциях, еде, обычаях, людях, отелях, ресторанах… Все знали, что едва прозвенит последний звонок, Ашотик отправится в Прагу или в эту, в Варшаву. Да, неважно хоть в Прагу, хоть в Варшаву! Для нас оба этих места казались запредельными. – Затушив сигарету, достал из рюкзака брошюру, хотя в сумерках было непонятно, что это. – Я столько раз просматривал картинки европейских столиц и грезил о том, что увижу всё это… Сам! И вот я в Вене. Знаешь, если бы не эти подростковые комплексы, я бы, наверное, и не согласился на последние деньги лететь в другую страну. Для меня быть здесь всё равно что быть глухонемым, который не может ничего даже написать.