Без души

Сгущающаяся тьма, переплетаясь с нитями света, играла, наползала, мешала, путая верх и низ, ожидание и веру. И лицо создателя плыло, перетекало, изменялось. Миг — вместо ребёнка передо мной появился старец в белых одеяниях.

— Тебе не по нраву мой облик? Но как, по — твоему, должен выглядеть Единый творец?

Миг — черноволосая женщина со странным медальоном на шее. Ещё миг — юноша с белоснежными крыльями и ярким нимбом. Жалобно плачущий младенец. Худенькая девочка с испуганными глазами, прижимающая к груди потрепанную школьную тетрадь. Огромный черный пес. Мужчина в тяжелых доспехах, опирающийся на двуручный меч. Дивная золотая птица, бьющаяся в путах тьмы. Невидимый ветер, треплющий тонкие ивовые листики огромного дерева. Лица сменялись, перемешиваясь; образы наползали друг на друга, стекая к ногам светом и превращаясь в чернильные нити тьмы.

— Может быть так? — кокон образов распался, оставляя передо мной Ирэн. — Или же так? — лицо девушки медленно истаяло, упав к босым ногам обрывками кожи.

Теперь на меня смотрел Далик. Предатель усмехнулся, отвесив шутовской поклон, но, когда он выпрямился, мой взгляд столкнулся с Бездной собственных глаз. Сейчас я казался себе каким-то диковинный уродцем. То же, что и было, но со стороны — отвратительное зрелище. Короткий вздох и образ распался, оставляя меня одного во тьме.

— Я Един, но во всех, в каждом. Капля крови, слеза, морская волна, колос пшеницы на поле, ветка клена в саду, рождающийся ребёнок, умирающая старуха… все они — я. У меня нет ни облика, ни голоса. Но я могу выбрать любое из своих творений.

Миг и передо мной снова появился синеглазый мальчик.

— Ты можешь не верить мне, твое право. Это всего лишь небольшой разговор.

— Единый… — я попробовал на вкус имя создателя. Но почему же молчит Бездна, неужели не интересен главный оппонент?

— Её нет здесь. Только твоё сознание. Это продлиться доли мгновения, после чего ты вернёшься в себя. И ничего никому не скажешь. Не сможешь даже подумать о нашей встрече.

— Тоже хочешь вмешаться в игру? Именно в тот момент, когда Бездна решила, что выиграла, получив на руки все козыри. Скажешь, что не позволишь разрушить твоё любимое творение? — я не мог обращаться к нему на вы, словно внутри меня был изначально заложен странный запрет — часть моего естества, что не была доступна даже Бездне.

— О, нет, — он даже поднял руки в жесте примирения, — меня совершенно не интересуют ваши игры и все равно, кто выиграет эту партию: ты, моя дочь или Бездна. Быть может тот, кто изначально затеял это и создал тебя. Разрушай, если сможешь, пожалуйста, я не стану ограничивать тебя. Ведь ты для этого и предназначен. Мне просто интересно. Спрашивай. Я отвечу на твои вопросы.

— Но создатель ты… Как им может быть кто-то другой? Тогда откуда я? Результат череды случайностей?

— Да. Создатель. Но я вдохнул дар творения во множество своих поделок. Мои старшие дети думают, что я сплю. И что меня давно нет с ними. Отчасти они правы. Здесь часть меня: истинный разум затерялся в одном из миров в теле смертного, который раз от раза перерождается, и этот круг не разомкнуть никому. Ни тебе, мальчик Сергей, ни Бездне, ни кому-либо другому. Разрушить множественную вселенную? Она слишком велика — пустоты не хватит на все реальности, Время успеет сохранить хоть одну вероятность. Убить поколение? На их место придут новые. Этот сон будет вечным — один маленький просчет из множества похожих глупостей. Только совершив ошибку, можно узнать её цену. Я наблюдаю, но не могу уследить за всеми. Ведь дети рождаются без моего вмешательства — не нужно участвовать в творении каждого существа. Запустив процесс единожды, жизнь сама продолжает крутить это колесо. Строгая цепь случайностей — осознанное вмешательство в структуру множественной вселенной. Тебя создал кто-то, такой же несовершенный, как и ты сам. Одно несовершенство порождает другое, происходят сбои и ошибки, маленькие недочеты, из-за которых на свет появляются уроды и твари. Иногда очень забавные. Ты, Сергей, самая забавная тварь из тех, что мне довелось видеть за несколько тысячелетий. Когда-то я мечтал создать абсолютное оружие с заключенной в нем пустотой, и в тебе вижу частичную реализацию этих планов. Но даже не подозревал, что кто-то ещё сможет создать подобное.

Несколько вдохов я пытался построить в уме свои вопросы, но их было слишком много. Проще было сказать, что на этом все — больше не о чем спрашивать, пусть разговор закончится, но, уцепившись за последнюю мысль, я сказал совсем другое.

— Ты хотел создать оружие, чтобы уничтожить своё творение?

— Только подстраховаться, — улыбка Единого стала лукавой, — сейчас ты задашь вопрос, который повторяют тысячи людей во многих мирах. Ну же…

— Почему ты не прервёшь агонию своего творения, если любишь его? Оно прогнило насквозь. Неужели это твой замысел — обречь на страдания миллиарды жизней?

— Самое тёмное время перед рассветом. Это катарсис. Чтобы очиститься, они должны пройти через боль. Уже сейчас в твоём мире рождаются удивительные дети, которые умеют видеть суть через грязь и гниль; в их душах горит совсем другой огонь. Они предвестники новой эпохи, чуть — чуть обманувшиеся временем. Общество не принимает этих детей, топчет, пытаясь вогнать в привычные рамки, но ничего уже не остановить. Люди устают от грехов, перенасыщаются ими. Согласись, осознанный отказ лучше слепого запрета. Да… то, что для меня одно мгновение, там обернётся столетиями хаоса и боли, но что значит несколько веков для череды тысячелетий? Осталось только пройти по тонкой грани.

— Сорваться легко — достаточно одного неверного шага и все падет в Бездну.

— Я знаю. Хватит и неверного вздоха, чтобы не суметь пройти через игольное ушко. Тогда я создам тварь, подобную тебе, мальчик Сергей. Кто это будет? Случайный подросток, может быть, ребёнок… наивный и невинный. В погоне за своим местом в жизни он потеряет все, чтобы, падая на дно, утянуть за собой вселенную. Но ты этого не увидишь. Ты ошибка. Может быть, ошибка удачная — не я создал тебя, не для своих целей, не мне судить твою пригодность. Я только изучаю, смотрю. Мне интересна игра, которую вы затеяли. Настоящий карнавал лжи, где все, спрятавшись за страшными масками, обманывают друг друга, судьбу и себя. Жаль только, что разорвать этот круг можно лишь одним способом.

— Её затеяла творец — одна их тех существ, которых ты наделил всесилием. Жестокая, странная. Зачем ты создал себе таких наместников? Ей неважна твоя цель… Им все равно — они играют, ломают чужие жизни, переворачивают миры. Почему ты позволяешь им это?

Единый вздохнул.

— Они всего лишь дети. Жестокие, бессердечные, но дети. Глупые маленькие дети. Один раз я уже наказал их, больше не смогу. Мне больно смотреть на то, что я сделал с ними. Пусть… Когда-нибудь они научаться ценить чужие жизни и поймут ценность собственных. Они смогут, сделают, вырастут. Необходимо просто подождать. Потерпеть. А пока детям нужны игрушки. Прости, мальчик Сергей, но я слишком люблю их. Так проще…

Только две ассоциации — горечь, тоска. Словно мне сказали, что я опоздал на последнюю электричку до дома, а следующая не придёт никогда. Я всего лишь слуга Бездны и мне совсем не больно, но другие люди, у которых ещё есть души… оказывается, они виновны лишь в том, что родились позже старшего поколения. И жестокие творцы на правах любимых детей получили все — в том числе и право распоряжаться чужими судьбами.

— У меня больше нет вопросов.

Единый наклонил голову.

— Что ж, я ещё приду, когда останется несколько секунд, чтобы рассказать конец этой сказки. И, Сергей… наверное, это странная просьба, но не осуждай меня — ведь это так по — людски выделять кого-то в обход остальных. Не зря же говорят: "по образу и подобию своему". Я всего лишь мечтал сделать, как лучше.

Из тьмы медленно проступил образ комнаты. Тихо шуршал дождь. В груди так привычно свернулась клубком Бездна. Прошла всего секунда… и уже на памяти лежит запрет.

Лишь окончательно промокнув под дождём, я закрыл окно, высушив себя и кровать. Теперь обращаться к пустоте было куда проще, боль притупилась. Сон быстро завладел разумом, оставив меня в пустоте без видений. Теперь они были не нужны. Только осколки мертвой памяти больно резали босые ступни.

* * *

Снова потянулось время.

Жизнь оставалась где-то там, внизу. А здесь, на крыше моего дома, она замирала, превращаясь в островок покоя. Что я делал? Наблюдал, разговаривал со своим надзирателем — чаще рассказывал про своё прошлое, а он слушал. Продолжал выполнять задание Алевтины, убивая людей до того, как они успевали что-либо говорить. Изредка я вмешивался в события своего мира. Нет, не потому, что понимал — если не вмешаюсь, стану кем-то хуже той твари, которую я вижу в глубинах зеркал. Просто Бездна заставляла меня тренироваться, маскируя пустоту под обычную силу. В такие дни тварь уходила в тень, освобождая место для нового меня: пережившего слишком многое для человека, который делал первые робкие шаги в другую жизнь.