Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих

В Пятигорске была сущая весна — после противной московской снежной каши под ногами и тяжелого низкого неба. Здорово! Если еще и подлечат — просто чудо! Оставалось пройти последнее испытание. Я с опаской зашла в огромный кабинет принимающего врача. Глаза ее были молодые и колючие, изучающие. Хотя мы заранее обговорили все свои «враки», я испугалась: такая вычислит, это же военный санаторий. Вжавшись в кресло, я обняла лицо ладонями, делая вид, что страдаю от зубной боли. Олега она расспрашивала очень любезно, потом повернулась ко мне:

— Виктория Валентиновна, теперь поговорим о вас.

Олег толкнул меня под столом ногой, чтобы я сосредоточилась.

— А кто ваша супруга? — вдруг спросила врач. — Очень знакомое лицо, вы по телевизору не выступали?

— Она? — тут споткнулся Олег. О телевидении мы как-то совсем забыли… — Она у меня… молодец. Вика всю ночь мучилась зубной болью. Таблетки забыли, представляете?

Врач достала из ящика какие-то таблетки, протянула мне. Я проглотила сразу две. Она куда-то позвонила, чтобы принесли воды, и стала оформлять карту, все-таки искоса поглядывая на меня.

— Это иммунитет упал, ничего, у нас подлечитесь, — сказала врач, вручая нам санаторные карты.

Выйдя из кабинета, я рухнула на стул и запричитала:

— Куда меня понесло, все из-за тебя, Шура Шэ! Никаких нервов на такой дурацкий отдых не хватит.

— Туся, успокойся. На тебя, кроме генералов, никто больше и не взглянет. Соберись, тряпка!

Из кабинета вдруг вышла врач и внимательно посмотрела на меня:

— Вам плохо, Виктория Валентиновна?

— Нет, нет, мне хорошо… На т-таблетку аллергия, н-наверно.

— Надо было предупредить, — строго сказала она. — Обязательно скажите лечащему. Может, вам машину вызвать?

— Нет, — вступил Олег. — Это какая-то бабская дурь, — и глянул на меня уничтожающе.

— Выбирай, пожалуйста, выражения, — «вспылила» я.

— Желаю хорошего отдыха! — понимающе вздохнула врач и поцокала каблучками дальше.

— Фу… — выдохнула я. — Господи, помилуй нас, грешных…

— Туся, не задерживай режим, на обед пора.

Место, где расположены старые корпуса, было изумительное, воздух — пьянящий, тишина — только птички чирикали. Чудесную панораму из старых двухэтажных «генеральских» домиков-вилл нарушал пятиэтажный панельный корпус. Надо ведь было так постараться в советские времена испортить пейзаж! Номер в пятиэтажке дали нам стандартный, маломерный: две деревянные кровати, холодильник, телевизор, балкон. «Не, не отдых», — снова подумала я, представив как три недели придется толочься с чужим мужем в этом маленьком замкнутом пространстве.

— Шура Шэ, мне кажется, мы с тобой разругаемся на всю оставшуюся жизнь. Это не отдых!

— Да успокойся, Туся! Вспомни, для чего тебя сюда Бог заслал, терпи теперь.

— Шура, не учите меня жить, лучше помогите материально, — сказала я. — Послушай, а в генеральские номера нельзя перебраться? Там, поди, двухкомнатные.

— Пошли о-бе-дать!

И мы пошли обедать. В огромной зале была накрыта только четверть столов. Мертвый сезон. Я это, конечно, быстро оценила: обслуживание — прекрасное, врачи внимательные — народу мало. Процедур — дают, сколько выдержишь, очередей на грязь нет. На ночь я выпила снотворное и Олегова храпа не слышала. Но генеральские домики не давали мне покоя…

На следующий день пошли мы пешочком вниз с Машука на процедуры в новый корпус, а после зашли в церковь рядом — поставить благодарственные свечки за благополучный приезд.

— Давай еще за генеральский корпус, что ли, поставим… — сказал Олег. — Помолись.

И мы помолились, а потом зашли в администрацию — отдали рапорт начальнику санатория о нашем желании переселиться. На следующий день нам разрешили перемещение — с очень небольшой доплатой.

— Генералов, видимо, нет, — грустно сказала я.

— Видимо… Корпус целый пустует. Такое только зимой бывает. Но не переживай, подвезут. К Новому году, — сказал Шура Шэ. — Генералы просто еще не знают, что ты здесь…

Переезд в огромную, с высокими потолками комнату совершенно примирил с жизнью. Чугунный балкон манил каждую минуту: какие с его высоты открывались красивые виды — кино! В ясную погоду вдалеке, через весь город, были видны даже снежные вершины Эльбруса. Мы разнесли кровати в разные стороны, поставили между ними кресла со столом, и у каждого появилась своя территория.

Вскоре я зашла к тетке в гости. Грустно было видеть дядю Сандро: он не узнал меня, но широко улыбнулся, как это делал всегда при встрече.

— Он живет в каком-то своем мире, — сказала она. — Слабеет, на ноги не встает. Иногда и меня не узнает, тогда не кушает, боится, может, что отравят… Не знаю, что у него в голове. У меня сплошные проблемы. Таскать его — сколько сил надо.

— Тетечка Сонечка, — я погладила ее по руке, — надо позвать священника подготовить… Соборовать…

— Это к смерти? Нет, нет, нет, — замахала она руками. — Даже не говори. Мы никогда этого не делали, обойдемся…

— Бог ждет, когда наш добрый Сандро окажется готовым к отходу в мир иной…

— Не пугай меня, — тетка поднялась со стула и пошла в другую комнату. — Покажу тебе, сколько про него писали в наших газетах. Я все это храню.

Я придвинулась к больному.

— Дядя Саша, дорогой Сандро… неужели ты меня не узнаешь, я Наташа, твоя племянница, Натацвали, помнишь, ты меня так звал?

Он некоторое время смотрел на меня внимательно, но потом опустил глаза, будто стеснялся своего беспамятства. Я обняла его, он не сопротивлялся.

Пришла тетка, стала ворошить старые газетные вырезки.

— Уверена, Бог зачтет Саше добрые дела и не пошлет в ад. Он никогда никому не делал зла, — сказала тетка.

— Но этого мало для спасения, тетечка, дорогая… Если он всю жизнь жил без Христа…

— Время было такое, ничего не поделаешь. Ты вот уже разбираешься во всем этом, а для меня — темный лес. Я вообще горжусь тобою, — улыбнулась тетка, желая закончить неприятный для нее разговор. — Вот уж прославила наш род, так прославила. У меня, между прочим, все говорят, тоже литературный талант…

— Тетечка Соня, послушайте, не об этом сейчас речь, — не поддалась я на комплименты. — Рай для Сандро закрыт, понимаете? Душа на том свете будет мучиться. Надо пособоровать, пока он не лишился последнего разума.

Тетка ни с какого бока не хотела слушать про священника. Мы почитали вырезки, поразглядывали старые фотографии. Когда уходила, дядя Сандро повернулся в кресле и сказал на прощание:

— Очень было приятно с вами познакомиться. Вы очень хороший человек, приходите еще.

До слез было жалко этого могучего до недавнего времени человека…