Без маршала Тито (1944+)

До такой полезной вещи, как продовольственный аттестат, НОАЮ еще не доросла и, закончив поиски, мы принялись водить жалом на предмет где бы поесть. На весь город работало от силы десять кафан, и каждая, естественно, забита под завязку.

Наконец, на выезде в сторону Паланки, нашли небольшое заведение с парой пустых столиков. Возможно, клиентов отпугивала близость городского кладбища (я еще внутренне поржал, что без этого элемента приключения неполны), возможно, удаленность от центра, хотя что там удаленности… В любом случае, мы приткнули джип и почти бегом бросились занимать столик в кафану под вывеской «Два јаблана», то есть «Две яблони». И очень вовремя — не успел хозяин поставить перед нами тарелки, бездонную пепельницу и кувшин с вином, как подъехали такой же «виллис» и полуторка с советскими офицерами.

Жрать хотелось необычайно и я только мазнул по ним взглядом: полевая форма, выцветшие погоны, пилотки… Они рванули за соседний стол, весело пихаясь от избытка молодого здоровья — лето, девушки, конец войны!

Мы подвинулись, давая проход, но места оказалось мало и высокий капитан с парой орденских планок на мощной груди гимнаста, запнулся и повалился прямо мне на спину.

Я дернулся поддержать его, но сзади навалились еще двое, мои руки крепко прижали к столу, а в печень уперли твердый ствол.

Глава 8 В лапах кровавой гебни

— Мир, момци! — прохрипел я из-под трех туш. — Ово е несугласица!

Но пришлось еще пару раз прикрикнуть «Тихо! Тихо!» на Марко и только тогда возня прекратилась. Офицеры попарно ловко и деловито связали нам руки и вздернули из-за стола, держа почти на весу.

— Капитан, что за фигня?

Но капитан отсекал наших доброхотов в кафане — не каждый день союзники арестуют партизанского командира на глазах изумленной публики — и ничего не ответил.

Молчал он и в кузове, куда нас играючи закинули. Он и еще четверо сели напротив, трое демонстративно сдвинули и расстегнули кобуры, а двое достали из чехлов автоматы и положили их поперек колен. И потрюхали по разбитой мостовой, пересчитывая задницей доски кузова.

СМЕРШ, однозначно. Советский авиакорпус из двух дивизий, истребительной и штурмовой, при нем отдел контрразведки. Да еще наверняка усиленный — кругом чужая страна и чужая, пусть и в доску союзная, армия. А тут какие-то неизвестные хлопцы в нашем лице раскатывают по городу с оружием, в странной форме и размахивают серьезными ксивами. Естественная реакция — повинтить и выяснить.

Но это в лучшем случае.

В худшем у советской власти есть претензии ко мне лично и группа захвата здесь именно по нашу душу. Перебрал свои «преступные деяния» — нет, ничего такого, чтобы хватать посреди города. Могли бы спокойно арестовать и в штабе, и в комендатуре или вообще поручить югославским товарищам. Вот интересно, а выполнил бы Ранкович такую просьбу?

Так что скорее всего нас посчитали залетной диверсионной группой и взяли превентивно. Значит, сидим тихо, а всего остального будем бояться по мере прояснения обстановки.

Сбоку клацнул зубами на ухабе и весьма затейливо выругался Марко.

— Смирите се, момци. Товарищи из контрразведки СМЕРШ, — краем глаза я засек как вскинул голову дальний от меня, в самой новой гимнастерке. — У них приказ, выполняют в меру своего разумения. Привезут куда надо, разберутся, отпустят.

Капитан опять промолчал, только поиграл желваками.

— Кстати, капитан, там наша машина осталась, кто будет отвечать, если с нее сопрут инструмент или сольют горючку?

Он не ответил, но хлопнул по крыше кабины, а когда полуторка остановилась, подозвал старшину из следовавшего позади «виллиса», перегнулся через борт и нашептал тому в ухо. Джип развернулся и укатил обратно.

Советские коллеги заняли большой частный дом, на воротах которого висели две таблички — солидная довоенная с адресом и дощечка с надписью от руки «Хозяйство Петренко». Сад вокруг дома вызвал у меня дежа-вю — будь мы в Карабурме, я бы решил, что за ним ухаживал тот же человек, что и за участком Продановичей. Прямо идентичное все, даже каменный сарайчик для инструментов.

Внутри тоже все очень похоже, наверняка типовой проект — какой-нибудь ушлый архитектор впаривал богатеньким клиентам в разных городах «эксклюзивные» чертежи.

Из щелки в двери несло канифолью и запахом горячих радиоламп, но ее закрыл шедший впереди и увидеть, какие там радиостанции, я не смог.

— Петренко у себя? — наконец-то открыл рот капитан.

— В отъезде, — бросил сидевший на входе сержант.

— Шахин! — рявкнул капитан.

Откуда-то со стороны кухни или комнаты прислуги выскочил лейтенант, совсем мальчик, с набитым ртом, козырнул и сразу же покраснел.

— Прожуй, — неодобрительно посоветовал капитан, — и сними первичный опрос.

— Есть!

Парень, прихрамывая, потыкался в комнаты, но везде оказалось занято и в итоге мы угнездились в хозяйском кабинете. Все еще красный, лейтенант уселся на краешек стула, дернул шеей и, украдкой взглянув на дверь, расстегнул крючок воротника. Ему же наверняка не по себе — скорее всего, кабинет занимал тот самый Петренко. Да и вообще обстановка непривычная: полированная мебель черного дерева, мощное кожаное кресло, обтянутый зеленым сукном стол в половину аэродрома, хрустальный письменный прибор и лампа под зеленым абажуром, которую удерживала стайка бронзовых полуголых нимф.

Что он видел в своей жизни? Заводской барак или избу в колхозе, в лучшем случае — коммуналку в городе. Закончил школу и сразу в летное училище, взлет-посадка, грунтовые полосы, блиндажи, землянки и случайное жилье. Потом, судя по хромоте, сбили и направили служить сюда. Неудивительно, что он нервничает среди этих финтифлюшек — не очень-то и богатый дом в не очень-то и богатой Югославии ему кажется верхом роскоши.

Лейтенант наконец устроился, вздохнул, еще раз оттянул воротник, выудил из сероватой папки бланк, заполнил две строчки ровным ученическим почерком, насупился и спросил:

— Фамилия?

— Руки развяжите, иначе отвечать не буду.

— Отвечайте, это допрос!

Я вздохнул и уставился в потолок. Через несколько минут безуспешных попыток надавить (контрик он явно новенький, к тому же младше, в крайнем случае ровесник), я с удовольствием растирал онемевшие кисти, а у меня за спиной встал вызванный сержант с автоматом.

— Фамилия? — угрожающе, как ему казалось, повторил лейтенант.

— Сабуров или Мараш, — поехали мы по обязательной программе. — Владимир Сергеевич. Родился в 1924 году в Белграде. Места жительства не имею.