Без пощады

Таня торопливо прошествовала сквозь расступившуюся толпу, но никто не проронил ни слова.

Даже язвительная комендантша тетя Клава промолчала.

Той же ночью Таня Ланина собрала все свои вещи и переехала к Тамиле.

Квартирный вопрос был решен Тамилой еще год назад. Зачисленная в труппу Театра оперы и балета по окончании училища Тамила жила не по средствам: снимала себе трехкомнатку в самом центре.

В отличие от Мирослава Тамила сразу предложила Тане остаться. И не на недельку. Навсегда.

– А что? Одна комната тебе, другая – мне. Гостиная – общая… Нам же обоим платить легче будет!

– А как же твоя личная жизнь? – тихо спросила Таня. – Я же буду тебе мешать, наверное…

– Да ну ее в баню, эту личную жизнь, – вздохнула Тамила. – Надоело. Буду лучше в солистки пробиваться, глядишь, и до Императорского балета дорасту… А то с этой личной жизнью так и просижу до пенсии в кордебалете.

Таня не нашла что возразить подруге. Перемена в Тамилиных настроениях была ей внове. Впрочем, не сказать, чтобы эта перемена Тане не нравилась.

– Будем с тобой тут, как две старые девы… Век вековать, – драматически прогундосила Тамила, и обе девушки залились хохотом.

То ли переезд помог, то ли беседа с мокрым зверем на крыше оказала на Танины раны целебное воздействие, но после той сумбурной ночи дела у нее начали налаживаться.

С Таней связался доктор ксенологических наук Башкирцев, заведующий сектором полевых исследований в КНИИК им. Ю. Кнорозова.

– Я почитал вашу дипломную работу, Татьяна Ивановна. Проконсультировался с Шаровцевым. Что и говорить, рекомендации у вас наилучшие. – Башкирцев сделал тяжеловесную паузу.

Таня внутренне напряглась. По ее наблюдениям, люди начинают разговор с похвал в основном для того, чтобы приготовить собеседника к горькой пилюле. «Рекомендации у вас наилучшие, но … Но у нас, к сожалению, нет ни одной свободной ставки… Но у нас переучет… Но у нас в квартире газ…»

На этот раз Таня ошиблась – «но» так и не прозвучало.

– Вы нам подходите, Татьяна Ивановна, – подытожил Башкирцев. – Пока у нас имеется свободная ставка лаборантки. Но, возможно, через полгода откроется аспирантская вакансия. Опять же, мы много ездим… Как вы насчет экспедиций?

– Экспедиций? Э-э-э… экспедиции… это… м-м-м… моя мечта!

– В таком случае оформляйтесь. С понедельника можете приступать.

В «Лопате» не все было гладко. Женская часть коллектива заклеймила Таню задавакой. Мужская – недотрогой. И все же в состав экспедиции, которая отправлялась на планету Вешняя, Таню все-таки зачислили. Разве не об этом она мечтала, впервые ступив в свежий археологический раскоп на Екатерининских курганах?

Глава 9 Ненавидеть ложь и держаться правды

Март, 2622 г.

Новгород Златовратный

Планета Большой Муром, система Лады

Нас – меня и прочих освобожденных из вражеского плена потенциальных пассажиров транспорта «Камчадал» – поселили в гостинице с лесным названием «Три медведя».

Потерянные, словно бы немного пьяные, мы стояли у входа, ожидая офицера с нашими документами.

Дело вот в чем: «Камчадал», военфлотский транспорт, привез сюда, на нейтральную территорию, пленных конкордианских заотаров. Согласно условиям обмена, они возвращались в лоно Великой Конкордии уже на своем транспорте (напоминаю: бывший наш «Сухуми»).

Что и случилось: заотары сели в «Сухуми» и – тю-тю.

А мы бы и рады «тю-тю», мы бы с милой душой… Но при предотлетном осмотре нашего «Камчадала» обнаружились свежие микротрещины в силовом наборе пилонов. С такими дефектами можно благополучно летать год, два, пять. Но можно и долетаться, причем при первом же нештатном маневре. А в военное время каждый второй маневр – нештатный…

Так «Камчадал» оказался в доке, а мы – не у дел.

Я курил тридцатую за день сигарету, размышляя о том, что ведь наверняка гостиница поименована так в честь бессмертной картины Ивана Шишкина.

И, выпуская сизый дымок местных муромских сигарет «Табачные» (были еще «Чабрецовые» и «Луговые»), улыбался, предвкушая встречу с очередной голографической копией шишкинского шедевра. Кстати, я уже давно заметил: хотя всякий российский школьник, по идее, должен знать, что сей живописный шедевр называется «Утро в сосновом бору», на деле в памяти народной знаменитое полотно навечно осело как «Три медведя». Надо думать, по аналогии с «Тремя богатырями».

Впрочем – и это выяснилось совсем скоро, – хозяева гостиницы вовсе не имели в виду Ивана Шишкина.

О том, кто такой Шишкин, они, похоже, вообще не подозревали.

Они имели в виду то, что имели, – трех мишек.

Их буро-коричневые, зубастые, чуток поеденные молью чучела – двое маленьких ластятся к мамке – стояли в холле неподалеку от регистрационной панели.

И, если бросить монету в специальную щель (такая монета на Большом Муроме называлась «полдензи» или «полушка»), гулко выли и глупо сучили лапами, изображая игривость.

Гостиница была недорогой и вдобавок «детской».

Раньше здесь жили в основном школьники-экскурсанты, которых заботливые Мариванны привозили на каникулы с Земли. Чтобы, значит, посмотрели, как оно в жизни бывает. Чтобы узнали, какова она, настоящая русская экзотика.

Детские экскурсии на Большой Муром больше не летали. Не до самоваров стало Мариваннам. Да и билеты подорожали сразу в двадцать раз, ведь на линии осталась только пара муромских пассажирских звездолетов – небольших, изношенных.

Специализированная гостиница с тех пор пустовала. Тут бы кстати было написать, что хозяева «Трех медведей» терпели колоссальные убытки и в отчаянии выли на луну, но нет: гостиница принадлежала городской общине, а общине, как это часто бывает, «все равно».

Гостиница стояла пустой, когда подвернулись мы. И общинное вече Новгорода Златовратного постановило: для братских солдат и офицеров площадей не жалко.

Гостиница была детской, поэтому в каждом номере стояло по три кровати – чтобы детям было кого мазать ночью зубной пастой.

Кровати были узкими и короткими – нам, взрослым, по колено. Мы с Ходеманном и Покрасом предпочитали спать на полу, расстелив куцые полосатые матрасы.

Большой Муром казался совершенно безумным. Сарафаны и кокошники в витринах универмагов, роботы-коробейники продают орешки и сбитень, по улицам снуют машины, расписанные под хохлому… Впрочем, к безумию тоже можно привыкнуть.