Без пощады

— Конечно, я знаю, что руководило вашими поступками, Роберт, и никогда не осуждал вас. Я говорил об этом Массею, когда мы с ним вчера вечером находились на Бекстоне и любовались на Монмаутс как раз в то время, когда мне принесли вашу записку, вынесенную отсюда в деревянной ноге нашего тайного вестника.

— Благодарю вас, Ричард! — воскликнул взволнованным голосом Кэйрль. — Впрочем, другого отношения ко мне я от вас и не ожидал. Когда я узнал, что вы находитесь в Хай-Мидоу-Хаузе, то решил присоединиться вновь к вам во что бы то ни стало, хотя бы мне пришлось бежать одному. Вы и представить себе не можете, как мне было противно среди роялистов. От них так и веет одуряющим запахом разврата. Роялисты и паписты пропитали своим специфическим запахом весь Монмаутс. Но теперь, надеюсь, скоро в стенах этого города повеет другим духом. Об этом позабочусь я сам. Массей сказал, что намерен сделать меня здешним комендантом.

— Радуюсь этому, — с искренностью проговорил сэр Ричард. — После того, что вами сделано, вы вполне заслуживаете такого доверия.

— Ну, сделал-то я, в сущности, немного. Тонкий план, только выполненный мною, задуман был вами, Ричард.

— Выполнение-то и важно. Успех плана именно от этого и зависит.

— Ну, что нам считаться, Ричард! Каждый из нас сделал, что и как мог.

— С этим я, пожалуй, согласен, Роберт. Но, благодаря глупой случайности, успех наш висел на волоске, когда нам с моста сообщили о бежавшем корнете.

— Да, момент, действительно, был критический, — сознался Кэйрль. — Я сам подумал тогда, что все пропало.

— Однако, вы выпутались из этой петли великолепнейшим образом! — подхватил сэр Ричард. — Я едва удержался от смеха, когда вы так искусно разыграли возмущенного «ложью» сбежавшего корнета. Впрочем, он и в самом деле струсил, хотя и по другой причине, чем та, которую вы расписывали перед мостом. А каким глупцом оказался тот офицерик, который начальствовал на мосту! Наверное, его теперь уже нет в живых. Следовавшие за нами товарищи вряд ли пощадили его.

— Да, боюсь, что так, — сказал Кэйрль. — В сущности, это был один из самых симпатичнейших людей в здешнем гарнизоне.

— Интересно знать, что сталось с вашим корнетом, который продемонстрировал такую удивительную прыткость ног? — сказал сэр Ричард.

— Все это мы узнаем завтра, когда будем проводить смотр. Корнет, может быть, ухитрился опять удрать. Пожалуй, и не один он. А оставшиеся здесь подозрительные субъекты все будут мной обезврежены. Я очищу весь город от роялистов, папистов и тому подобной гадости.

Наступило минутное молчание. Кэйрль достал бурдюк с испанским вином и наполнил им оба кубка. Когда он снова взглянул на своего собеседника, то заметил на его лице прежнее озабоченное выражение.

— В самом деле, что с вами, Ричард? — вторично спросил он, ставя перед ним кубок. — Право, вы смотрите так уныло, словно я — принц Руперт, а вы мой пленник… Простите, что я пристаю к вам с расспросами о причине вашей необъяснимой грусти. Кажется, не следовало бы грустить после такой блестящей экспедиции, как та, которая привела вас сюда. Но если у вас есть тайна, то я, конечно, не настаиваю. Быть может, вас тяготит что-нибудь, относящееся к сердечным делам? Тогда, разумеется, я молчу.

— Вы угадали, Кэйрль, — просто ответил сэр Ричард.

— Да?.. Вот уж не думал, что и ваше сердце может быть затронуто такой нежной страстью, Ричард!

— Нет, Роберт, то, что озабочивает меня, не имеет никакого отношения к моему сердцу — в том смысле, как вы думаете.

— Так чьего же сердца или чьих сердец касается это?

— Знаком вам молодой Тревор?

— Нет. Я знаю всех Треворов только по слуху.

— Тот, о котором я говорю, — Юстес Тревор, сын сэра Вильяма Тревора, владельца Эбергавенни.

— Ах, этот!.. Лично с ним я не знаком, хотя он и провел здесь несколько дней в качестве пленника. Он был взят Линдженом в Холлимид-Хаузе, близ Руардина, и завезен сюда по пути в Бечлей. Возвращаясь назад, Линджен снова забрал его с собой, чтобы отвезти в Гудричский замок. Это было третьего дня, поздно вечером. Кажется, он ранен.

— Да, и я слышал, что он ранен. Вот это-то меня и тревожит. Не знаете, какого рода у него рана? Опасна ли она?

— Не знаю. Я только заметил, что у него правая рука на перевязи. Но почему вы так беспокоитесь о нем, Ричард? Разве он вам родственник?

— Нет. Но он мне дороже всех родственников, Роберт! — с чувством проговорил сэр Ричард. — Так любить, как я люблю Юстеса Тревора, я мог бы разве только брата, сходного со мной характером и убеждениями. Но брата у меня нет… К тому же его любит еще одна особа, которой я симпатизирую.

— А!.. ну, конечно, эта особа — женщина, первопричина всяческого зла на земле! — презрительно буркнул Кэйрль.

— Нет, Роберт, не всякая женщина — причина зла, — возразил сэр Ричард. — Например, та, о которой я говорю, никогда никому не причинила ни малейшего зла, зато много делает добра другим и даже принесла большую пользу нашему делу. Она сделала и то, что мы с вами сейчас сидим в стенах Монмаутса.

— Будет вам шутить, Ричард! — вскричал Кэйрль. — При чем здесь женщина к взятию нами Монмаутса?

— Уверяю вас, Роберт, что без нее из нашей затеи ничего бы не вышло. Вдвоем с вами нам не взять бы Монмаутса. Надо было поднять на это дело Массея. А это сделала именно та женщина. Она любит Тревора и захотела освободить его из плена, вот и сумела повлиять на Массея…

— Вот как! — воскликнул с удивлением Кэйрль. — Значит, благодаря ей…

— Да, только благодаря ее убедительным просьбам и уверениям, что, как ей было известно от хорошо осведомленных лиц, Монмаутс охраняется довольно слабо, Массей и решился помочь нашему с вами предприятию.

— О, в таком случае, эта женщина достойна всякой благодарности с нашей стороны! — снова вскричал Кэйрль. — Могу я узнать ее имя?

— Это младшая дочь Эмброза Поуэля, о котором вы, вероятно, тоже слышали.

— Конечно! Кто не слыхал об этом истинном патриоте. Теперь мне понятно, почему Тревора захватили именно в Холлимиде, а не где-нибудь еще… Если не ошибаюсь, Поуэль сейчас находится в Глостере? Мы с ним соседи по владениям, но лично нам как-то не пришлось познакомиться, и подробности его жизни за последнее время я мало знаю.

— Мистер Поуэль со своими двумя дочерьми, Сабриной и Вегой, в начале гражданской войны перебрался было в Бристоль. А когда этот город был взят Рупертом, он воспользовался данным победителем позволением и переселился в Глостер. Вега, младшая дочь Поуэля, и есть наша добрая помощница. Но, как мне известно, она знает о Треворе только то, что он попал в плен и был перевезен сюда, а о его ране совсем не была осведомлена. Я боюсь, что когда до нее дойдет весть и об этом, да, пожалуй, еще в преувеличенном виде, она будет страшно потрясена. Всего обиднее будет для нее сознавать, что он теперь, так сказать, вне нашей досягаемости.