Без права на покой (сборник рассказов о милиции)

Старшина и командир, оба коммунисты. В конце концов они сошлись во мнении.

А спустя шесть месяцев рядовой Афанасий Степанович Карагин увольнялся в запас. Со старшиной попрощался особо:

— Александр Филимонович, я решил поступить в вы­сшую школу МВД. Хочу стать таким же, как вы. Пройти по жизни вашей дорогой.

Слова цену имеют, когда делом подкреплены. Ныне Афанасий Карагин — офицер милиции, сотрудник Московского уголовного розыска. Но поскольку человек, о котором идет речь, не придуманный нами персонаж, а вполне конкретное лицо, оговоримся, фамилия его здесь изменена. Все, что читатели узнали, осталось в прошлом. А плохому прошлому Карагина не место в его нелегкой и светлой сегодняшней судьбе. Однако и не рассказать о том, что было, мы не вправе. В противном случае трудно понять, в чем состоит главная черта прапорщика А. Вино­курова, требовательность которого по отношению к подчиненным вошла в подразделении чуть ли не в пословицу. «Строгий», — отзываются о нем солдаты. «Очень строгий. Как отец», — уточняют другие. И это правда.

Родился Александр Винокуров в 1937 году в селе Городище, неподалеку от Сталинграда. Отец его работал механиком в аэропорту. То же самое пришлось ему делать и на войне. Домой Филимон Андреевич вернулся обой­денным осколками и пулями, с медалью «За отвагу», орденами Отечественной войны II степени и Славы III степени, другими наградами.

А вот разрыв снаряда, что упорно потом преследовал Сашку в снах, унес жизни его старшего брата и сестры. Остальные пятнадцать горячих кусочков германского металла приняла в себя мать. Она долго болела. Болела, но работала. Сначала свинаркой на подсобном хозяйстве силикатного комбината, а с осени сорок шестого и до настоящего времени — кастеляншей в общежитии на том же предприятии.

Изо дня в день превозмогала Анастасия Леонтьевна свои хвори в заботах о детях. Восьмерых из двенадцати удалось ей с мужем сохранить, вырастить и вывести в люди. Этот ее женский подвиг отмечен орденом «Мате­ринская слава» I степени.

С того же силикатного комбината, где трудились отец, мать, братья, был осенью пятьдесят шестого года призван в армию и электрик Александр Винокуров. Служить ему довелось во внутренних войсках. Уже на первом году солдатской жизни за проявленные при задержании особо опасных преступников умелые и решительные действия командир части присвоил Винокурову звание «ефрейтор».

А произошло все до удивления буднично.

Лицом к лицу

Мелкий нудный дождь, моросивший почти две недели без роздыху, наконец-то прекратился. В то утро командиру роты, в которой служил Винокуров, стало известно, что через тайгу по направлению к государ­ственной границе пробираются двое бандитов. На их совести немало безвинно загубленных человеческих жизней. Оба понимали, что на снисхождение рассчитывать не приходится. Прощения не будет. И потому, точно бешеные волки, не щадили любого, кто вставал на их пути. Хитростью и коварством, выдав себя за лесников, им удалось пробиться через один из заслонов и при этом завладеть оружием. Теперь они были намного опаснее.

Но какой бы путь ни избрали преступники в тайге, возмездия им не избежать. Старший лейтенант Анатолий Захаров, бывший фронтовик, знал в этих, родных ему местах даже тропы, какими ходит зверь. Под его руковод­ством были блокированы все лесные дороги. В одну из групп включили и Винокурова. Обладавший большой физической силой, отличный стрелок, старательный и расторопный солдат, он в числе первых среди молодых своих сверстников добился права пойти в войсковой наряд.

Сегодня Александр Филимонович не скрывает, что сильно волновался в тот день. Каким-то шестым чувством угадывал он, что смертельной встречи не миновать. Двое его спутников, люди испытанные, сохраняли невозмутимое и даже в какой-то мере флегматичное отношение к про­исходящему. Деловито, привычно устраивали себе ночлег, прибыв на берег большого болота.

— А ты чего медлишь? — спросил его сержант.

— Мне что-то не хочется спать, — отвечал Александр.

— Чудак. Раньше полудня им сюда не добраться. Да и вряд ли они пойдут этой дорогой. Не дураки же. Во- первых, солидный крюк в сторону, во-вторых, болото. Тут не то что сапоги, голову можно потерять.

— Если доверите, — попросил Винокуров, — я постою на часах.

— Что ж, давай, ежели охота ломит. А мы пока прикорнем. Надоест стоять — разбудишь. Да не вздумай костер разжигать. Ночью огонь далеко виден.

Сержант и его напарник, выбрав местечко посуше, расстелили на траве плащ-палатки, в головах пристроили вещмешки и легли спинами друг к другу. Оружие каждый положил вдоль туловища — стволом на ладонь. Не прошло и пяти минут — заснули. Остался Александр один на один с погрузившейся в темень тайгой.

Говорят, что ночь на посту тянется долго. Он этого не заметил. Со всех сторон солдата, выросшего в степном Поволжье, обступила глухая и всеобъемлющая тишина: ни рычания зверя, ни крика птицы, ни всплеска воды, ни шороха. Затаившаяся тайга следовала своим извечным законам, о которых Винокуров знал пока немного. Даже неба, затянутого тучами, не видать. Не отнимая указатель­ного пальца от спускового крючка, он осторожно ходил по кругу, в центре которого отдыхали его товарищи.

О том, что наступил рассвет, Александр догадался по выступившим из непроглядного сумрака кустам шиповни­ка. Затем, чуть дальше, пробились силуэты деревьев, неясной линией обозначился край болота. От него потянуло холодной сыростью, гнилостным запахом. Реде­ла мгла, и вместе с нею таяла тишина. Легкий ветер сухо прошелестел зарослями осоки. Где-то далеко-далеко, должно быть на другом краю болота, возник непонятный, неясный звук. Солдат придержал дыхание — оно казалось ему слишком громким — и весь превратился в слух. Нет, все спокойно, почудилось, наверное. Хотя стоп! Снова... Тот же вкрадчивый размеренный звук.

Винокуров сделал несколько шагов вперед и, подойдя к урезу воды, присел на корточки, склонил голову набок. Через минуту-другую всякие сомнения у него отпали: по болоту шли люди. Александр отошел назад, встал за куст шиповника. Ждать пришлось недолго. Вот уже слышно, как чавкает грязь в такт чьим-то шагам. В полосе мо­лочного тумана обозначились смутные тени...

Винокуров снял автомат с предохранителя и осто­рожно взвел затвор. Хотел было разбудить товарищей, но тут же сообразил, что опоздал с этим. Неизвестные оказались неожиданно близко. В руках переднего, корена­стого, плотного, был шест, которым он ловко проверял надежность дороги. За спиной угадывалось ружье. Точно так же был вооружен и второй, помоложе и повыше ростом. Вдруг оба остановились, прислушались. Виноку­рову показалось, что они смотрят в его сторону, и он невольно присел, маскируясь. Что могло насторожить их? Возможно, дыхание спящих.

Лишь позднее станет известно, что часть пути бандиты преодолели на лошадях. Поэтому-то они оказались здесь, у Черного болота, раньше, чем предполагалось.

Винокуров выжидал. Как ни часто билось его сердце, он хотел действовать наверняка. Пусть подойдут ближе... Постояв минуты полторы, двое двинулись прямо на часового. Неожиданно слева, оттуда, где находился сержант со своим помощником, донеслись кряхтенье, кашель и чей-то — Винокуров не разобрал чей, да и не до этого было — голос произнес:

— Фу ты, дьявол, весь бок отлежал. Давай-ка перевернемся, браток.

Все остальное Винокуров воспринимал так, словно оно происходило в кино. Бандиты рванулись на человеческие голоса и, не пытаясь выяснить, кто перед ними, вскинули оружие. Но прежде чем успели открыть огонь, сбоку, из-за куста шиповника, ударила предупредительная очередь...

— А ты, Винокуров, — сказал ему по возвращении в подразделение сержант, — парень-кремень.

Погибнуть не имел права