Без права на выбор

Шлаборами у нас в Легионе называли солдат регулярной французской армии. В своих больших, свисающих на уши беретах они похожи на вислоухих щенков этой породы. Такие же глуповатые и такие же беспомощные.

— Это тебя эхо разбудило, — я усмехаюсь в ответ, откладываю в сторону вычищенный автомат и берусь за снайперскую винтовку, — эхо твоего собственного храпа.

— Быть этого не может, — недовольно бурчит Шайя, — я сплю тихо, как мышь…

Следом за ним в дверном проеме нашего вагончика появляется помятая физиономия Эндрю. Когда он увидел мою снайперскую винтовку, то сначала только завистливо присвистнул. Потом, между завтраком и перекуром, устроил небольшой устный экзамен, который я с честью провалил. Теперь у него новая идея. Он решил научить меня стрелять. По его выражению, без дураков.

В полдень мы собрали оружие, амуницию и уехали на стрельбище, расположенное в двух километрах к западу от Порто-Франко. Здесь, в неглубокой, защищенной от ветра ложбине, нашлось прекрасное место. Шириной около ста метров и длиной примерно километр. Судя по многочисленным гильзам, разбросанным на земле, стрельбище очень популярно среди местного населения. Один из патрульных маршрутов проходит поблизости, что пусть и немного, но успокаивает.

— Ты слишком торопишься, Поль! — Эндрю отложил в сторону бинокль и повернулся ко мне. — Снайпер — это не просто стрелок. Снайпер — это одновременно и математик, и художник. Разница только в инструментах. Это… как бы тебе объяснить… Точность расчетов и кураж актера. Понимаешь?

— Стараюсь…

— Молодец, что стараешься, — похвалил он, но сразу разбавил свой комплимент, — только этого мало. Думать надо, а не патроны переводить. И еще, пока не забыл: зачем ты задерживаешь дыхание, набрав полные легкие воздуха? Ты что, собираешься нырять? Нет? Тогда выдохни половину. Нельзя стрелять с полной грудью! Нельзя! Запомни это. Этим грешат многие стрелки. Прицелиться не успеешь, а перед глазами уже прицел плывет. И все потому, что в тебе слишком много воздуха. Ты же, в конце концов, не воздушный шарик…

— Медведь, а ты слышал такое выражение: «Служенье муз не терпит суеты»? — подал голос Шайя. Судя по его интонации, он весело скалит зубы. Доносится запах табака. Карим устроился на капоте машины и конечно же пьет кофе, мерзавец эдакий, разбавляя его сигаретным дымом. Неизменный солдатский завтрак.

Выстрел!

— Нет, не так, — вздохнул мой учитель и покачал головой. — Эх, не задолбить бы… Приучай свое тело к покою. Не к вихлястой расхлябанности, а к твердой, спокойной силе. Растворись в этом мире. Тебя здесь вообще нет! Есть только винтовка и твои мозги.

— Эндрю, это ты загнул! — опять встрял Карим. — Нет, винтовка у него есть, я не спорю, а вот с остальным…

— Все остальное растворилось во вселенной и ушло пулей в мишень, — Пратт подавил смех и продолжил: — Тебя нет, запомни. Есть пуля, которая попадет в цель. В точку, которую ты чувствуешь. Ничего, к концу экспедиции я сделаю из тебя снайпера. Поверь мне на слово, Поль Нардин. Давай соберись — и за дело. — Эндрю взъерошил рыжие волосы, закусил зубочистку и приник к биноклю. — Огонь — по готовности.

Через полчаса мы заканчиваем и собираем вещи. Оружие будем чистить дома. Я упаковываю винтовку в чехол и подбираю брошенную на землю разгрузку.

— Ты что там увидел, Карим? — спрашивает Эндрю.

— Свиньи-падальщики кого-то жрут, — Шайя встал на капоте и приложил ладонь козырьком, — или собираются жрать.

— Совсем обнаглели, — повернулся ко мне Пратт и покачал головой, — раньше хватало одного выстрела, чтобы эти твари задали деру. А сейчас стреляют у них под самым носом, а они и рылом не ведут.

— Поехали посмотрим, — предложил я.

— Вы еще не настрелялись, господа? — удивился Карим. — Ваше счастье, что патроны не за свои деньги покупаете. Давно бы разорились.

Метрах в трехстах от нас виднелись несколько валунов, окруженных зарослями колючего кустарника. У подножия камней дрались над куском мяса три или четыре особи. Кусок был маленький, и его на всех желающих явно не хватало. Это были свиньи-падальщики — могильщики и санитары Нового мира. Для одинокого путника, застигнутого такими тварями врасплох, это безоговорочный смертный приговор. Без вариантов.

Этих созданий здесь много. Они сильны, злобны и очень опасны в стае. Размером с крупного кабана, если не больше. Под серой морщинистой кожей бугрятся крепкие мускулы. Широкая грудная клетка и короткие сильные ноги. Нижняя челюсть немного выступает вперед, обнажая торчащие из пасти зубы и крючкообразные кабаньи клыки. Если бы не свиное рыло, то эти хари можно сравнить с мордой английского бульдога.

Свиньи на наше приближение не отреагировали. Слишком были заняты. Конечно, кусок окровавленного мяса гораздо привлекательнее, чем грохочущая жестянка. Мы, кстати, на это совсем не обиделись.

Пуля калибра семь шестьдесят два — вещь хорошая. Проверенная временем. Как любит повторять Карим, на опыте и собственной шкуре. Кстати, на его «шкуре» целых четыре отметины от таких. Три получил в Африке и одну — в Гвиане.

— Ну что, постреляем, джентльмены? — Пратт опустил окно и передернул затвор.

— Вышли бы вы на улицу, парни, — поморщился наш водитель. — Провоняете порохом всю машину. Тьфу…

— Не бурчи, Карим. Тебе не к лицу. Огонь!

Спустя несколько минут все было закончено. Правда, одной свинье удалось убежать. С отчаянным визгом она ломанулась через кусты, а догонять этого подранка желания у нас не было. Она и сама сдохнет. Мы вылезли из машины и осмотрелись. Добили одну свинью. Кусок мяса, над которым они дрались, оказался останками какого-то зверя. Опознать уже не получится. Даже Эндрю, который видел множество представителей местной фауны, и тот недоуменно пожал плечами.

— Парни, вы только посмотрите! — сказал Карим и присвистнул от удивления.

— Что ты там нашел?

— Не что, а кого, — наставительно поднял палец Шайя и поморщился. — Парни, какого черта вы устроили такую бойню? Здесь же шага не пройдешь — обязательно вляпаешься в кровь! Раздери вас дьявол! Вы охранники или мясники? Вас что, хлебом не корми — дай «по мясу» пострелять? Так и стреляли бы по головам. Устроили, понимаешь, кровавый бардак. Снайперы хреновы…

Карим брезгливо отбросил кусок окровавленной требухи и подошел к груде камней.

— Можно подумать, что мы одни стреляли, — усмехнулся Пратт.

— Я, в отличие от вас, целился. И вообще — не пристало правоверному мусульманину пачкать руки кровью этих нечистых животных.

— Как же… Правоверный! Если мне память не изменяет, то свинину ты ешь с большим удовольствием!

— Что поделать! — вздохнул Шайя. — Увы, но я никогда не был ярым приверженцем ислама. Меня и дедушка за это очень ругал. Хотя и сам был грешником, каких мало. Упокой, Аллах, его душу. Между прочим, Медведь, — Карим, кряхтя, опустился на колени и заглянул в расщелину между валунами, — в Коране не написано, что мусульманин не может съесть кусок хорошей свиной отбивной.