Без права на жизнь

— Что-нибудь хорошее попадается?

Что тут может попасться? Шесть зим. Все сгнило.

Ради интереса потрошу на ходу пару мешков. Кэп прав. Снова дорога вдоль стены. Еще угол.

Не понял?

— Кэп, а почему мы не пошли с другой стороны? Там нет прохода?

Парни явно смущены, переглядываются. Что такое?

— Знаешь, Тех… В общем, там лучше не ходить.

— Кэп, объясни внятно. Там что, еще один карьер с мертвецами?

— Если бы. Там когда-то до оккупации было село. Сейчас это очень плохое место.

— Село? Стояли дома?

— Да. Остатки стен торчат из мусора. Но рыться там нельзя. Ни один человек на свалке не пойдет туда за вещами.

— Почему?

— Там… Там люди могут сойти с ума. Они… Им кажется…

— Они видят призраков?

— Тех…

— Мы с Сеантом Техом виели их. Пиаи не стасные. Им оень плохо.

— Что?!

— Тех, это правда?

— Да. Мы с Солдатом видели призраков у карьера, когда стемнело.

— И вы… Почему с вами ничего не случилось?

— Джок, ты понимаешь, что спрашиваешь? Почему с нами что-то должно случиться?

Получаю еще одну порцию знаний о мире. Оказывается, когда выносится приговор на изоляцию от общества, над человеком совершают акт церковной казни. Представитель святого престола отлучает человека от церкви, закрывая ему дорогу к спасению и снимая защиту ангела-хранителя.

— Полная херня.

— Что?! Как ты смеешь?!

— Убавь эмоции, Джок, и подумай головой. Они считают, что отлучили тебя. А ты сам, вот сейчас, веришь в Бога? Ты сам отрекся от Спасителя? Ты продал душу нечисти?

— Я…

— Всевышний не в храме, весь мир — его творение, часть его. Ты тоже крошечная часть Создателя.

— Но у нас забрали крестики, переломили жезл…

— И что, ты от этого перестал быть верующим? Остановись, положи руку на сердце, подумай о Всевышнем, милосердном и всемогущем, почувствуй его тепло в своей груди!

Парни, как завороженные, останавливаются, кладут правую ладонь на грудь, глядят с надеждой. Так, мне только лавров проповедника не хватало.

— Друзья, я не священник и не святой. Не ждите от меня чудес. Чудо в сердце каждого из вас. Поверьте в него, и оно свершится.

— Ты точно это знаешь, Тех?

— Да. Пойдем, парни, время идет. Нам еще место искать.

Долго бродить не пришлось. Кэп несколько раз посмотрел по сторонам и уверенно свернул к мусорным терриконам. Полчаса блужданий между серых гор отходов — и вот знакомые строительные мешки. А среди них выглядывают округлые бока пластиковых баков. Где-то в городе проводился капитальный ремонт дома, и все старое водяное оборудование вывезли на свалку. Переплетение пластиковых труб, вижу несколько кранов, баки водонагревателей. Уже отлично.

— Парни, вперед, разбирать гору. Делай, как я!

Подавая пример, забираюсь наверх, оглядываюсь. Нет, похоже, куча с нужным добром одна. Начинаем копать.

Уполовинив гору, садимся отдохнуть и перекусить. Достаю из верной сумки шесть пинтовок чая и солидный пакет хлеба с ломтиками копченого бекона. Спасибо кухне, друзья-шныри позаботились. Улыбнувшись, Кэп с Джоком переглянулись, стол на листе пластика дополнился кульком с кусочками бисквита и двухпинтовкой сидра. Моем руки и обедаем.

— Тех, а почему ты сидр не пьешь?

И что мне прикажете отвечать? Что в прошлой жизни я ненавидел пиво?

— Я же стертый, Кэп. Похоже, что-то в голове повредилось.

— У всех бы так повреждалось.

— Ты особо не мечтай, вдруг исполнится?

— И что будет плохого?

— Пить тебе, Кэп, тогда придется в одиночку. А это уже алкоголизм.

Посмеявшись, парни глотнули по последнему «за алкоголизм». Смотрю на часы. Уже два. Хотелось бы передохнуть, но надо работать. Встаю, сдергиваю со склона очередной мешок.

Удача любит упорных: почти на самом дне обнаруживаю все-таки короб стиральной машины, треснувшая крышка лежит рядом. Двигатель и блок управления сняты, но барабан на месте. Ага, сломана одна ось, но это мелочи.

— Оно, Тех?

— Оно самое. Все парни, ходить будете в профессионально выстиранном. Эх, нам бы еще утюжок!

Теперь главный вопрос: как нести? Вязанка хорошего бруса, пластиковые трубы канализации и водопровода, стиральная машина, бак водонагревателя. Связываю шпагатом трубы в два штабеля. Выглядит грозно, но вес небольшой. Делаю из мешков четыре лямки, закрепляю. Можно нести за спиной. Оснащаю бак подобной перевязью, пробую. М-да, тяжеловато. Брус отдельной вязанкой, стиральную машину в большой мешок из синтетической нити, привязываю лямки. Моя увесистая сумка, полная метизов, кранов, переходников, попался даже сломанный инструмент. Еще эпических размеров мешок отличной полиэтиленовой пленки и два связанных горловинами неполных мешка прочной строительной одежды и перчаток.

— Что маешься, Тех?

— Думаю, как плохо быть жадным хомяком.

— Сочувствую. Завязал хорошо?

— Старался. Если начнет валиться, перевяжем. Шпагат я взял.

— Тогда нечего переживать, дотащим. Парни, разбирай.

— Кэп, время пятый час. Давай рванем по короткой дороге.

Нашего сурового Кэпа одолевает сомнение.

— Кэп, еще день, пройдем быстро. По короткой дороге уложимся в два часа. Доверься мне.

— Хорошо. Пару раз я там проходил. Пойдем.

Держим темп. Как там здоровяки? Лица красные, сидра, наверное, много пьют. На Солдате вязанка труб с него размером, но идет хорошо. Кэп с громадным мешком замыкает колонну. Прошел час, когда я понял, что иду по бывшей улице. Стена неожиданно отступила в сторону, а мы оказались между выступающих из мусора остатков обугленных стен. Прошел еще десять шагов и…

— Бегом, свиньи, бегом!

Удары прикладами, злобный лай двух бульдогов на коротких поводках. Остервенело орущие, потные солдаты-мулаты в обтянутых сеткой касках и форме с засученными рукавами. Офицер со стеком в классическом пробковом шлеме, на лице надменное презрение и отвращение. Жителей села загоняют в небольшое щитовое здание правления на площади. Испуганно плачут дети, младенцы на руках матерей заходятся криком. Отставших стариков пинками загоняют в дом, захлопывают дверь, подпирают ее досками.

— Командуйте, лейтенант.

— Н-но сэр, там же только старики, женщины и дети.

Юный офицер в полевой форме с лейтенантскими звездочками умоляюще смотрит на командира.

— Все их мужчины в Реджистансе, Уильям. Командуй, сопливый ублюдок, или я вышибу тебе мозги. Здесь чистеньких не будет — это война.

— Сэр…

— Лейтенант, считаю до трех. Один… Два…

Завороженно глядя в черное дуло пистолета, лейтенант срывающимся голосом кричит:

— Огнеметчики!

Двое с ранцами за спиной становятся напротив окон. Синими огоньками горят запальники.