Без происшествий

Побег с периметра – дело, конечно, гиблое. Полк поднимут по тревоге, все пути перекроют. Только вот ополоумевший солдатик с боевым оружием в руках и за короткое время может таких дел натворить, что чертям тошно станет. Так что, товарищ прапорщик, торчите в своей дежурке, каждые пятнадцать минут получайте доклад о том, что «в патруле без происшествий»; потерпите еще годок-другой, а там, глядишь, и долгожданная пенсия.

То зеленое крутобокое яблочко неожиданно вспомнилось тебе с месяц назад на затянувшихся разведучениях. Заканчивалась вторая неделя полевого выезда. Машина за вами почему-то не пришла, оставалось переждать еще одну ночь. Животы подвело от голода. Взводник достал из вещмешка яблоки и, по-братски поделив на всех, роздал их вместо ужина. «Ешьте, ребята, ешьте», – приговаривал он, словно речь шла не о маленьких сморщенных яблоках, а о чем-то очень важном.

Себе Гусар не оставил ни одного.

Мысли идут своим чередом. Ты облизываешь разбитые в недавней стычке губы и думаешь, что все могло быть и куда хуже. Вот линейная рота, например – семьдесят солдат-стрелков, вечно бухие взводники, контуженый замполит и ротный, которого из штаба полка выперли все из-за той же пьянки. Недавно на вечерней проверке кто-то толкнул кого-то из другого взвода… и понеслось. Стенка на стенку, дежурный в растерянности. Там, в «линейке», говорят, до какого только маразма не доходит. Одному перед патрулем дежурный подкинул шоколадную конфету, сам же ее нашел во время обыска и поставил пацана на деньги, чтобы замять вопрос о «злостном нарушении устава». Верить в это или нет, ты так и не понял. Хотя нечто похожее случалось и с тобой. Раз в патруле ты присел на какие-то плиты и не заметил, как вырубился. Нелегкая принесла кинолога с проверкой. Он катил на велосипеде, рядом бежала собака – немецкая овчарка. Ей было все равно, а вот прапор так надрывался, что хоть самого на цепь сажай. Рыча беззубым ртом и сверкая лысиной, «собачник», не церемонясь, потребовал, чтобы ты, предатель и дезертир, зашел к нему после смены. Что это значит, тебе уже рассказывали. Отстегнешь товарищу прапорщику сотку-другую с зарплаты, и никто ничего не узнает. Ты уперся. Чуда не случилось, начальнику роты донесли, и он лишил тебя зарплаты полностью.

Что-то подступает к горлу, то ли тоска, то ли тошнота от уставных сигарет. Дождь все не кончается, даже не верится, что уже декабрь.

Первый снег выпал в конце ноября. Погода, казалось, окончательно установилась, ударили нешуточные морозы. В один из таких пронзительно-белых, морозных дней по прихоти старшины был устроен внеплановый «подрыв». Как потом выяснилось, ничего общего с боевыми учениями он не имел, и командование штаба чересчур ретивого старшину по головке не погладило. Но это было потом, а тогда… Суета и давка в КХО, кто-то что-то забывает, возвращается обратно, перекрывая и без того узкий проход к пирамиде, кто-то с грохотом роняет автомат. Столпотворенье, мат, окна в спешном порядке закрываются темными шторами. Ты выскочил на плац в расстегнутом бронежилете, в перекошенной «сфере», с пулеметом, подсумками для магазинов и гранат, восемью магазинами, лопаткой, противогазом. По свежему снегу тянулись цепочки следов. Вы построилась по взводам, в колонну по три человека. Ты, как и полагается старшему стрелку, стоял впереди. Квас тогда был в тревожной группе, группе захвата, он бегал с листком и ручкой, пытаясь подсчитать пулеметы и автоматы, и чертыхался. Ты смотрел на угрюмые, заспанные лица и вдруг с предельной ясностью осознал, что если бы тревога была боевая, всех бы давно перестреляли. Стало как-то по-детски, до слез обидно.

Старшина все не выходил. Магазины выскальзывали у тебя из-под кителя. Ты стоял, как и другие, как и все. Дальнейших приказаний не следовало.

Сыпал мелкий хлесткий снежок, руки немели от холода, ты уже с трудом удерживал скомканные подсумки. По шеренгам прокатился гул возмущения. Где он, тот, кто дал команду «Сбор»? «Завтракает», – последовал ответ.

Время шло. Коченея на ветру, ты представлял, как старшина сидит в теплом кабинете, не спеша пьет чай, мечтает о премии. Рано или поздно он, конечно, появится. Пройдется вразвалочку вдоль строя, нахмурив клочковатые брови, окинет суровым взором замерзших солдат и презрительно хмыкнет, вот, мол, щенки, учить вас надо. Потешит уязвленное самолюбие недоофицера, не сумевшего пролезть повыше.

Но в тот день все сорвалось. Назар, стоявший первым в колонне, молча направился в казарму, остальные последовали за ним. Послышались крики «Заходим!». Сержанты не стали никого останавливать, лишь напомнили, чтобы при входе брали автоматы за цевье.

Ты был почти у самой двери, когда те немногие, кто успел зайти внутрь, повалили назад. Орал, размахивая кулаками, разъяренный прапорщик. Самому высокому впереди влетело в «сферу», кому-то с ноги в броник. Все высыпали на плац, снова построились в три колонны.

– Какая сука тут раскомандовалась, а?

Оглушительная тишина в ответ. До звона в ушах, до тошноты. Генеральский взор старшины остановился на Назаре. Он, сидя на корточках в снегу, безуспешно пробовал одновременно подобрать саперную лопатку, не уронить подсумок и не дать противогазу соскочить с плеча. Старшина пнул Назара, пытаясь сбить его с ног, но тот только бросил лопатку и противогаз. Удар в лицо, еще и еще.

– Что!? Свободу почуяли? – скалился старшина, все молчали. Ты тоже молчал, хотя стоял совсем рядом.

– Нам было холодно! – Назар упрямо поджал разбитые губы.

– Холодно?! – иронично переспросил старшина. На потемневшем от гнева лице еще сильнее выделялись глубокие морщины, придавая старшине совсем уж зловещий вид. – Да вы, твари, еще службы не видели. Что, самостоятельными стали, воли захотели? У меня тут цель одна – сделать из вас солдат, а солдаты в первую очередь должны выполнять приказ. Я вас сгною, будете у меня окопы целыми днями копать, а потом обратно закапывать. Не верите, суки? Дембелями вы не будете, пока я здесь, максимум «котлами». Я тут один для всех вас дед. Еще у кого шапку на затылке увижу – на жопу натяну, неделю просраться не сможете.

Широкоскулое татарское лицо Назара выражало презрение. Он смерил старшину взглядом, отвернулся и сплюнул кровь на снег.

А ты стоял, утро разрывалось на морозном ветру. Тебе бы запротестовать, выкрикнуть: «Товарищ прапорщик, вы не правы», но ты не сказал ни слова. Тогда никто ничего не сказал. Только тоскливо взлаивала овчарка, привязанная к дереву. Ты понимал, что деваться некуда, прятал глаза, уныло прикидывая в уме, сколько же тебя еще ждет таких вот построений. Потом пришло странное ощущение, словно все происходящее не имеет к тебе никакого отношения. Так, сюжетец из какого-то второсортного дешевенького фильма. Все просто, как грабли: типичный герой-одиночка, типичный злодей, толпа на заднем плане. И вроде бы давно пора встать, заняться чем-нибудь, на худой конец, чайку попить, а ты все сидишь и безвольно пялишься в экран.

Шаг. Еще шаг. В берцах хлюпает вода – подошва наполовину отклеилась. До нулевой отметки осталось совсем немного. Ты узнаешь это место по раскидистому дубу за забором. Некстати вспоминается роман из школьной программы, ты так себя и не заставил его прочесть целиком. Было там, кажется, длиннющее описание такого вот дуба-великана… еще герой нравственно возрождался и духовно эволюционировал, на него глядючи. Ты продолжаешь шагать, дуб остается за спиной. Хоть смотри на этот дуб, хоть не смотри, как бы он там ни цвел, ни облетал, никому от этого лучше не станет.

Перекур. И еще часа два на обратную дорогу.

Вы доходите до девятого участка и останавливаетесь. Ты подключаешь трубку, связываешься с оператором.

– В патруле без происшествий. Мы на девятом, – ты делаешь паузу. – Зависнем здесь, пока смена не придет?

– Лады. От извещателя ни ногой, если вдруг что – дам знать.

– Присядем? – обращаешься ты к напарнику. Тот молча кивает.

Вы с Квасом, неожиданно для тебя самого, стали кем-то вроде друзей. Ты усмехаешься, вспоминая, как тебя поначалу бесили его замашки, его туповатые шутки. А потом ты все это попросту перестал замечать. Вот так достанешь из нагрудного кармана сигарету, которую берег весь день, торопливо раскуришь на двоих и – странное дело – вроде уже и не чужие. Какая, к черту, «общность интересов»? Да он вообще за всю свою жизнь ни одной книги не прочел, и явно от этого не страдает, ну и что с того?

Вы находите узкие доски, спрятанные в пожухшей траве, садитесь на них спина к спине, поудобнее пристраиваете автоматы, развернув их дулом кверху.

– Будешь?

Ты оборачиваешься – Квас протягивает тебе карамельку. «Барбарис». Ты принимаешь подарок.

– Сейчас бы килограммчик таких вот конфет.

– Ну так! – одобрительно хмыкает Квас. – Надо на ночь что-нибудь заказать.

– Денег нет.

– Займем.

– У кого?

– Найдем.

– Через свинарник хочешь?