Без срока давности

– Мы же хотели ребёнка, – он не спросил, не попытался уточнить – заявил это как непреложный факт. Хотели. За проведенный вместе год Дина столько раз строила планы и… приглядывала в магазине крошечные наряды. Не могла удержаться от потребности сделать это с того самого мгновенья, как поняла, что любит. Любит и с ним одним желает пройти по жизни, засыпать рядом, улыбаться каждый день и слышать детский смех.

Они много об этом говорили, мечтая уже вдвоём и вместе «примеряя» имена. Оттого Сергей и был уверен… до той самой минуты.

– Тебе этого хотелось. А мне было удобно, чтобы ты поверил.

– Что за чушь ты несешь?! – тогда он впервые повысил на неё голос, резкий тон звучал почти криком и даже больничная обстановка его не остановила. В любых иных обстоятельствах Дина бы обиделась, но не теперь, когда понимала, насколько Сергей прав, а она – заслужила.

– Я еще очень молода, Сереж… – постаралась придать лицу отрешенное выражение, хоть и понимала, насколько это неправдоподобно. – Да, был момент, когда мысль о ребёнка показалась мне привлекательной, но… – вскинула на него глаза. – Но я не хочу! Не хочу связывать себя памперсами, кормежками, бессонными ночами… Это моё право, Серёжа! Нам хорошо вместе, но зачем спешить с детьми?!

В его взгляде недоумение сменялось раздражением. И болью. Дина отчетливо видела эту боль, и при мысли о том, что сознательно её причиняет, в груди нарастал мешающий вздохнуть ком.

– И поэтому ты сделала аборт? Решила все сама, даже не посчитав нужным поставить меня в известность о своей беременности? – его лицо побелело, становясь похожим на маску, а глаза наполнились таким гневом, что ей стало страшно. И одновременно внутри зародилось странное желание добавить. Усугубить все настолько, чтобы назад уже точно не было пути.

– А ты бы разрешил? – Дина заставила себя улыбнуться. – Стал бы опять нести весь этот бред про любовь, про то, какая из нас получится хорошая семья… – дернула плечом, изображая пренебрежение, и едва сдержалась, чтобы не скривиться от боли, волной прокатившей по телу. Как странно, она ничего не чувствовала вначале, когда все случилось, а сейчас, после операции, не знает, как повернуться, чтобы достичь хоть какого-то облегчения.

Но Сергей ничего этого не заметил. Приблизился к кровати, склоняясь к самому лицу. От сгустившейся в его глазах черноты Дина задохнулась.

– Прости, милый. Я не хотела тебя обидеть. Но и ты должен понять…

– Понять что?! – рявкнул, перебивая, впиваясь пальцами в ее плечи. Руки, что еще несколько часов назад ласкали, даря наслаждение, теперь казались чужими – такими резкими были движения мужчины. – Что ты лгала все это время? Дина, я не верю…

Приподнял с постели, притягивая к себе, смягчаясь на короткое мгновенье и пытаясь что-то рассмотреть в ее глазах. – Родная… девочка моя… скажи мне правду. Мы все сможем решить, вместе. Я люблю тебя.

Теперь физическая боль казалась ей ничтожной по сравнению с той, что разъедала изнутри. И как могла подумать, что все окажется несложным? Это было нестерпимо, от нарастающей и переполняющей её существо тоски хотелось завыть, и Дина с ужасом понимала, что это только начало. Дальше будет ещё хуже. Еще больнее. Без него. С самостоятельно взваленным на плечи грузом лжи и предательства.

– И я… – слово «люблю» застыло на губах, такое бессмысленное и нелепое сейчас. Разве можно любить, собственноручно разрушая то, что они созидали столько времени. – Я очень хорошо отношусь к тебе. Но иначе я не могла. Прости, пожалуйста.

Ее мутило от собственных слов, от их неискренности, но начатое надо было довести до конца. Конца того кошмарного дня. Конца отношений. Конца надежд.

Теперь ей не надо было уже прилагать усилий, чтобы сохранить лицо непроницаемым. Даже перед тем, кого когда-то любила.

Да и что такое любовь? Раньше Дине казалось, что так называется величайшее чувство, для которого нет ни преград, ни расстояний. И любящие люди способны преодолеть все на свете, чтобы быть рядом. Когда-то…

Правда вышла иной. Она слабая, эта любовь, или не любовь совсем. Можно ли назвать так то, что причиняет боль? Обескураживает, лишая опоры под ногами? Куда проще жить, минуя подобное… Или это сама Дина так и не научилась любить, а переполняющее её чувство оказалось простым эгоизмом. Теперь уже все было неважно.

Она не любила вспоминать то, что осталось в прошлом. В этом не было смысла. Большой город поглотил своей суетой, и рассчитывать на встречу не приходилось. Разные районы, разные дела, разные судьбы – они словно превратились в две параллельные вселенные, которые вроде бы и могут оказаться поблизости, да вот только не пересекутся никогда.

Но сейчас смотрела на суровое, когда-то родное лицо и понимала: ошиблась. Встреча стала реальностью, какой ни была бы нежеланной.

Дина покрутила в руках карандаш с логотипом компании, задумчиво рассматривая придуманный ею же символ. Сколько времени она тогда потратила на это? Больше недели. Без аппетита, почти без сна бродила по дому, думая лишь о том, что ее идея должна быть самой лучшей. Хотелось произвести впечатление сразу на всех: на директора, все ещё сомневающегося в ее способностях, на конкурирующую фирму, откровенно жаждущую увидеть провал маленькой компании, даже соседкам по кабинету, со снисходительными улыбками посматривающим в ее сторону. Всем. Понимала, что это стремление отчасти наивно, но ничего не могла поделать. Это было как будто доказательство себе самой. Что она сможет. Что чего-то действительно достигла и не только на словах.

Глупо спасаться от сердечной боли в работе, потому что никакие дела не заменят того, без которого тяжело дышать. Но ей ничего больше не оставалось тогда. А сейчас, оглядываясь назад, понимала, что поступила бы также. Не потому, что считала это верным – из-за того, что так было проще. А она трусиха, предпочитающая, чтобы Сергей ненавидел ее за слабость и ложь, но не за то, что разрушила жизнь дорогого для него человека.

Перелом наступил именно тогда, хотя прошло уже целых два года с их с Сергеем ссоры. Ссоры? Дина усмехнулась: нет, это носило какое-то иное название. После ссоры возможно помириться, что-то выяснить, исправить. Просто пережить. После того, что пролегло меж ними – лишь держаться как можно дальше друг от друга. Это так хорошо получалось столько лет. Она работала, увлекалась, мечтала… Жила, как сотни других людей, лишь старалась не заглядывать в тот дальний уголок души, где так и зажили раны.

Она рассматривала этот дурацкий карандаш, словно на всем свете не существовало ничего важнее. И нисколько не волновалась, не краснела под пристальным взглядом мужчины, как прежде. А ему бы хотелось этого: увидеть хоть какую-то слабость в ней или сожаление. Но нет: Дина была уверена в себе, спокойна и равнодушна. Будто их ничего не связывало. Будто вечность назад они не казались друг другу единым целым. До того, как…

А ведь тогда женщина улыбалась очень похоже. Не плакала. Странно, а ведь он любил её улыбку. И представить не мог, что наступит момент, когда ему захочется увидеть, как родные глаза застилают слезы.