Без срока давности

Могло, рассуждал Поздняков, случиться и совсем плохое. Защепу могли разоблачить «там», за кордоном. Разоблачить и просто ликвидировать без всякого шума.

В конце концов, кто в Европе будет искать Защепу? Его и не знает никто. Но это — если ликвидируют.

А если разоблачат и захотят использовать против Позднякова?

Пришлют, например, весточку: дескать, если не согласитесь сотрудничать, признания Защепы станут известны. Тоже возможно, и это уже опасно.

Ну, и самый крайний вариант Поздняков обдумывал почти с самого начала, едва проводив Защепу, и все равно возвращался к нему каждый день.

Генерала могут взять на обратном пути. Искренне сотрудничая с одним чекистом, он так же искренне может рассказать обо всем и другим. Генералу-то какая разница? Ему жить хочется…

Самый простой вариант защиты в таком случае — провокация врагов!

Вражеское подполье спровоцировало арест своего агента, чтобы устранить Позднякова, человека, которого они боятся. Почему боятся? Да, потому что он с ними успешно борется!

Вы проверяйте реальные дела, а не бредни белогвардейцев!

Иногда Поздняков, размышляя над этим вариантом, чувствовал, как начинает стучать сердце, и на лбу выступает испарина.

В общем, не только плохо спалось, но и днем часто ощущал беспокойство.

И, увидев Защепу в той же самой столовой, где произошла их первая встреча, Поздняков почувствовал легкую слабость в ногах. Присел к ближайшему столику, посидел минуту, не больше, и вышел.

Защепе, когда тот появился, кивком головы показал: в парк! Там, в прохладе аллей, генерал и начал отчитываться о поездке.

— Ну, втянули вы меня, Кирилл Фомич! Жил без них в полном порядке, а сейчас!… — Защепа досадливо махнул рукой.

— А подробнее, без эмоций? — попросил Поздняков.

— Без эмоций не получится. Выплеснуться надо, — пояснил Защепа. — Я ведь их всех помню такими, какими они были в военную пору! Подтянутыми и бесстрашными они были! А сейчас обрюзгли! И не столько телесно, сколько духовно! И думают уже не о том, чтобы воевать, а о том, чтобы гадить. Трусливо и мелко гадить исподтишка!

Он протянул Позднякову портсигар:

— Табак отменный, не сомневайтесь. Привез еще несколько сигар, но это уж когда у меня будем. А то увидят нас с сигарами, и докуривать будем в ГПУ, — улыбнулся Защепа.

— Так что там все-таки было, в Париже?

— Какой «Париж»? Я же вам говорил, что Кутепов прибежит, как собачка, — ухмыльнулся генерал. — Причем тогда я просто предполагал, не зная, как низко они упали, а сейчас насмотрелся. — И он провел ладонью над головой, показывая, как глубоко погрузился во все неприятное.

— Вы когда вернулись, Лев Ефимович? — решил сменить тему Поздняков, и Защепа после коротенькой паузы улыбнулся.

— Да, вы правы, что-то я никак не могу прийти в себя, — признал он. — А вернулся я ночью. Опоздал из отпуска, знаете ли, на четыре дня, за что пожурили. Мягко, но с намеками.

— Как добирались обратно? Я имею в виду, трудности были?

Защепа снова улыбнулся, но теперь уже улыбка его была почти прежней, — человека, уверенного в своей правоте:

— Как и по пути туда — никаких забот. Почти как на прогулке. Те тоже кое-что умеют делать.

— «Те» — это?…

— Те, кто за кордоном, Кирилл Фомич. Обратно они меня проводили до Слуцка.

— До Слуцка? Это же в Белоруссии, — удивился Поздняков.

— Точно так, до Слуцка. Пожелали успехов, облобызали троекратно и отправились назад. Только что в вагон не посадили.

— А пограничники?

— Господь с вами, какие пограничники! Там все те же люди, те же порядки, что и в прежние времена, до вашей революции. Контрабанда нужна всегда и всем.

Поздняков почувствовал злость, хотел сказать что-нибудь резкое, но сдержал себя: Защепа-то тут при чем?

— Знаете, Лев Ефимович, вам в самом деле надо отдохнуть, прийти в себя и подготовиться к отчету. Вы ведь привезли не только знания, но и впечатления, а они могут быть и поважнее в иных случаях.

Встретились в субботу у Защепы дома.

К отчету он подготовился серьезно, докладывал четко, аргументы приводил основательные, на каждое замечание у него были ответы, но без пустой бравады и высокомерия.

Начал с РОВСа.

Положение нервозное, ведется неутихающая подковерная возня.

Созданный в 1924 году приказом Врангеля, Российский общевоинский союз должен был объединить все общества и союзы, которые успели создать бежавшие из России воины белой армии, и всем было ясно: идет переформирование и подготовка к новым «великим свершениям». Было ясно и другое: денег на всех не хватит, вот, и надо объединяться!

Была и фигура, кажется, бесспорная: как-никак Врангель не капитулировал, оружия не отдавал и в плен не сдавался. Герой героем!

Правда, деньги давали, но все время требовали отчитываться о «свершениях». Потом денег стало меньше. Ну, а после неожиданной смерти Врангеля дела пошли вовсе плохо. Во главе РОВСа поставили Кутепова.

— Кутепов, конечно, сразу окружил себя людьми, лично ему преданными, — рассказывал Защепа. — Это, конечно, разумно, но во всем нужна мера, а Саша меры не знает. Только и есть у него, что последний командир Преображенского полка, рожденного славным Петром.

Тут Защепа отвлекся, рассказал старый анекдот еще времен Гражданской.

Когда Деникин услыхал от Кутепова: «Я — последний командир Преображенского полка!», заметил:

— Ну, что вы говорите, Александр Павлович! Какой вы командир! Полк-то императорский, а вас Временное правительство назначило.

Кутепов попробовал возмутиться, но усмешки большинства окружающих сбили с него весь пыл.

— Ну, и сейчас ничем не лучше, если без прикрас, — продолжил Защепа. — Деньги дают, но требуют показать результаты, а с ними у Сашки плохо. Мало того, что у него, — это бы полбеды. Беда в том, что успехи есть у других, и о них все говорят.

— Например? — вцепился Поздняков.

— Например, того же Туркула, о котором я вам говорил, всюду нахваливают за решительность в Болгарии. Многие офицеры готовы поддержать его: так, дескать, и с Совдепией надо поступать. И, между прочим, такие настроения симпатичны многим политикам Европы. Они постоянно намекают и открыто говорят, что большевики слишком долго находятся у власти! У генерала Шкуро реальные связи на Кавказе, и он всем обещает поднять там восстание. Быкадоров на Дону грозится казаков всколыхнуть. А Кутепову нечем крыть! Вся его сила — в Париже.