Без Веры...

Сейчас несложно приобрести «велодог [38] » или «дерринджер», и если это не коллекционный экземпляр, то деньги это для меня вполне посильные, сравнимые с дневным заработком. Револьвер «Бульдог», если мне не изменяет память, стоит от трёх с полтиной до девяти рублей, в зависимости от калибра, и это не какие-то самопалы, а добротное оружие бельгийских фабрик.

— Вот же ж! — стало вдруг смешно, — Дезертиров и приближающуюся Революцию я, выходит, боюсь меньше, чем одного скопца?

38

Велодог — карманный револьвер, разработанный в конце XIX века Шарлем-Франсуа Галаном (1832–1900) для защиты велосипедистов от нападений уличных собак (отсюда и название).

Смех, впрочем, вышел несколько нервным. Действительно, встреча эта всколыхнула во мне какой-то хтонический ужас и подняла давно, казалось бы, забытые нравственные императивы далёкого детства. Слишком уж я стал…

— Законопослушным?

Я покатал это слово на языке и вынужден был признать, что да! Пытаясь стать в Европе своим, вжиться, я стал более европейцем, чем сами европейцы! Безусловное следование букве закона и прочее, это безусловно хорошо для общества, но вот для индивидуума, особенно в период катастрофы, нужно как минимум отличать Букву Закона от его Духа.

А поскольку грабить по ночам прохожих не собираюсь, то имею полное право приобрести оружие! Не в силу Закона, ибо возраст у меня ещё не позволяет сделать это легально, но в силу здравого смысла.

… разом вдруг проснулся былой уличный пацан, который мог часами рассуждать о ножевом бое, качестве «настоящих зоновских ножей» и о том, где лучше прятать «заточку».

— … и это тоже не помешает, — бурчу вслух и прикидываю, куда и как я буду прятать стилет, и как мне присобачить пару маленьких лезвий на тот случай, если меня внезапно схватят и свяжут! Фантазия разыгралась не на шутку, но… сейчас, пожалуй, то время, когда нужно быть тем самым уличным пацаном. Хоть немного!

— Хм… — не скажу, что я не осознавал этого ранее, но знание это было как бы замыленным, заваленным всяким информационным и эмоциональным хламом, — ментальные закладки? А ведь похоже! И ведь даже не могу поставить это в вину правительственному психологу, действовал он согласно логике и инструкциям. Наверное…

— Кто я был тогда? — прохожий, немолодой чиновник в мундире, забредший по утру на Сухаревку не иначе как для моциона, покосился усмешливо, качнув головой, и я только сейчас понял, что говорил вслух. Замолкаю…

Но в самом деле! Кто я был тогда? Нелегальный эмигрант, который только-только начал процесс легализации. Да ещё и русский! Русская мафия, водка, медведи… а габаритами и отчасти характером я многим стереотипам тогда соответствовал! Вот и дали мне установочку на соблюдение Закона… превентивно.

Не думаю, что в моих мозгах покопались сильно, вот уж нет! Государственный психолог, работающий с мигрантами, по определению имеет невысокий уровень. Это всё больше удел практикантов и неудачников, плюс так называемая «нагрузка» от правительственных структур, которую вовсе не обязательно делать на совесть.

Скорее, мне дали общее направление, мягко корректируя собственное желание влиться, вжиться, ассимилироваться, стать таким же гражданином, как и все вокруг. Потом была Германия с «орднунгом» и инструкцией на каждый шаг. А я к тому же, по ряду причин, работал и общался тогда уже не с мигрантами, а с законопослушными гражданами. Бюргерами.

— Нет, — повторяю вслух с некоторым сомнением, — ничего плохого в том не вижу!

… но шаг ускорил! При себе у меня чуть больше пяти рублей, и этого вполне хватит на покупку «Велодога» и патронов к нему. Оружие не Бог весть какое мощное, но для самозащиты хватит и его, притом с избытком.

А главное, Власти относятся к нему примерно так же, как сто лет вперёд относятся к газовым баллончикам. Подросткам в принципе запрещено владеть (и тем более таскаться по улицам!) с револьверами, но на газовый баллончик, то бишь на «Велодог» смотрят сквозь пальцы.

Более того, он считается одним из признаков велосипедистов и легкоатлетов. А то, что я постоянно бегаю, подтвердить смогут многие!

Старьёвщиками на Сухаревке называют не тряпичников и мусорщиков, собирающих по дворам всякий хлам, включая говяжьи кости, а тех торговцев, которых с некоторой натяжкой можно назвать антикварами. Они, вместе с букинистами, обитают близ Спасских казарм и представляют собой нечто вроде местной аристократии.

Публика эта престранная и более чем пёстрая. Человеку стороннему в этом «святая святых» будет решительно ничего непонятно, и разумеется, к посвящённым я себя не причисляю.

Я не совсем посторонний, но не более свой, чем постоянный покупатель, приходящий один-два раза в месяц и оставляющий почти каждый раз небольшую сумму в карманах старьёвщика.

Это много лучше, чем ничего, но де-факто меня просто не будут надувать очень уж откровенно, не более того. Вообще, знакомцев такого рода у меня под сотню, и не стоит считаться с ними всерьёз.

Но всё ж таки некоторую пользу они мне приносят, ну и я им при случае. Никакого криминала, по крайней мере явного, но достаточно уметь оценить «на глазок» принесённую пьянчужкой тарелку «поповского» фарфора, и ты уже попадаешь в ранг «полезных знакомств».

Одному из старьёвщиков я при случае починил часы, когда ещё думал зарабатывать этим и пытался приобрести репутацию компетентного часового мастера. Другому помог подобрать учебники для дочки, задёшево и главное — с толком, объяснив некоторые нюансы. Были и третьи, и десятые…

Да в общем, обычное дело, если ты пересекаешься постоянно с десятками и сотнями людей. Связи такого рода образуются как-то сами собой. Сперва проходишь мимо, потом начинаешь здороваться… а потом вдруг понимаешь, что знаешь всех по именам, знаешь имена их детей, чем болеет супружница и что он предпочитает анисовую.

Лавчонок такого рода на Сухаревке не один десяток, а по Москве так и за сотню наверное перевалило. Крохотное полутёмное помещение, выполняющее скорее функцию кладовки, да прилавок из досок, подпёртых подчас чёрт знает каким хламом.

На прилавке мятые самовары, разрозненная посуда из сервизов, медали неведомых государств и подстаканники, ножи и рамки для портретов, керосиновые лампы и сабельные эфесы. Одни торгуют всем подряд, другие специализируются на чём-то, но везде почти есть явное и потаённое, не для всех.

— Доброго утречка, Анисим Петрович, — поздоровался я со стариком, сидящим в дачном креслице сбоку от прилавка.

— И тебе доброго утречка, отрок! — закхекал старьёвщик. В силу некоторой ветхости и происхождения не вполне простонародного, из разночинцев, он имеет некоторые послабления в этикете, так что я не обижаюсь.