Без вести пропавший. Попаданец во времена Великой Отечественной войны

– Сколько еще наши отступать будут? Где наши соколы, где танки?

Видимо, этот вопрос беспокоил всех. Тимофей ответил:

– Силы собирают. Потом как вдарят!

– Ты у немчуры хоть одну лошадь видел? Все на машинах, танках, мотоциклах. А у нас как в гражданскую войну – кавалерийские дивизии! С шашкой на танк?

– Сомневаешься в Красной армии?

– Дурак ты, Тимоха!..

– Не скоро, но ударим, – сонно отозвался Игорь. – Думаю, первые большие победы надо ждать к зиме, где-то в ноябре-декабре…

– Ну ты сказал, студент! Полгода ждать?!

– Прекратить разговоры и спать! – вмешался Михаил.

Не время сейчас между собой собачиться. Страна большая, пока резервы из глубины, из дальних военных округов подтянутся, время нужно.

Так думалось Михаилу. Видел он на учениях, что даже для переброски одной дивизии потребовался десяток железнодорожных эшелонов.

А если корпус перебрасывать, да не один? Или армию? Вагонов не хватит. Однако и червячок сомнения был. Если Красная армия так сильна, как показывали в журналах кинохроники с парадов на Красной площади, когда танки проходили грозной армадой, тучей пролетали самолеты, почему нет долгожданного ответного удара? Почему до сих пор немцы идут вперед? Неужели командование обманывало товарища Сталина и народ? Думать об этом было страшно. И не думать невозможно, когда жестокая действительность вокруг, когда бойцам приходится прятаться на своей земле. Но лучше ему не показывать сомнений. В училище наставляли: командир должен быть решителен и смел, быть примером для бойцов.

Спасало бойцов пока то, что не поспевали за наступающими частями тыловые службы обеспечения – полевая полиция, гестапо. Если и могли, то только зачищали в первую очередь города – от коммунистов, евреев, цыган, пациентов психбольниц. Этих расстреливали в первую очередь. И в немалой степени благодаря доносам жителей. Советскую власть любили не все, были недовольные. У кого-то лавку отняли после революции, у кого-то пьяные матросы застрелили отца, и сын был вынужден бежать из города, принять чужую фамилию. У третьего в тридцать седьмом арестовали отца, и после – ни весточки. Трудно без кормильца, особенно если семья многодетная, впроголодь жили. Так мало того, вся семья числилась ЧСИР – членами семьи изменника Родины. Жену увольняли с работы, детям не разрешалось учиться в техникумах и институтах.

Обиду и злость на власть затаили люди. Одни с годами смирились, другие восприняли вторжение немцев как знак, как возможность поквитаться с властью, которая жестоко обошлась без вины.

Были враги идейные, а были те, кто позарился на имущество соседа, ведь немцы поощряли граждан, выдавших семьи партийных или государственных работников. Ситуация была скверной потому, что наши войска отступали быстро, население предупредить не успели, эвакуацию не организовали. Люди сами бежали, кто мог, бросая нажитое имущество. Кто поосторожнее, пробирались грунтовыми дорогами. А кто шел по накатанным шоссе, да еще толпой, подвергались атакам с воздуха, их обстреливали танки. Много народу сгинуло без следа, да кто же всех считал?..

Утром четверо товарищей попили из ручья – и снова в путь. Через пару километров вышли к деревне. Осторожничали, стали наблюдать.

– Михаил, вроде там грузовик стоит.

– Где?

– Второй дом с краю, за сараем, краешек кузова.

Присмотрелся – и в самом деле. Только кто? Наши или немцы? По лесу обошли деревню, чтобы не с задов наблюдать, где огороды, а со стороны улицы. Грузовик отчетливо виден, отечественный «Захар». Молодая женщина прошла с ведром, но не в обычной одежде, а в военной форме. Связистка? В Красной армии до войны женщины служили, но в малых количествах – связь, медицина. Есть ли еще кто? Невозможно надолго задерживаться. Надо или идти дальше, либо в деревню. Животы подводит, хоть бы какую-нибудь еду выпросить. Конечно, стыдно. Защитники Родины, а прячутся от врага и харчи выпрашивают. Унизительно, но личной вины ребята не чувствовали.

– Так! Идем в деревню цепью, если в деревне немцы, одной очередью не положат. Оружие на изготовку.

Вышли. До деревни по лугу сотня метров. Их заметили, началось какое-то движение. А когда уже на половине пути были, голос раздался:

– Стоять! Кто такие?

– А ты кто? Назовись! – отозвался Михаил.

– По одному без оружия ко мне! Я капитан Верещагин.

Помедлил Михаил. Страшновато без оружия. Но снял с плеча трофейный автомат и трехлинейку, пошел на голос. За толстым бревном – на самом деле командир. Обе ноги без сапог и забинтованы, в руке револьвер. На красных петлицах гимнастерки по одной «шпале». Капитан пехоты. Михаил доложил, вскинув ладонь к пилотке:

– Курсант Прилучный, Горьковское зенитно-артиллерийское училище.

– Документы!

Михаил протянул. Капитан ознакомился, вернул.

– Твои люди? Лично знаешь?

– В боях проверены.

– Пусть подойдут.

Михаил махнул рукой своим, те подошли, захватив оружие Михаила. От одной избы потянуло дымком, мясным духом. Бойцы непроизвольно сглотнули.

– Голодны? – спросил капитан.

– Так точно.

– Деревенские кашу варят с курицей, накормят. Прилучный, помоги сесть.

Михаил помог капитану встать и сесть на бревно. Капитан заметил, что на груди Михаила топорщится гимнастерка.

– Что там у тебя?

– Карта и документы. Убили три дня назад офицера связи и забрали.

– Да? Ну-ка, дай.

Капитан несколько минут изучал карту.

– Эту бы карту нашему штабу! Цены бы ей не было… Но три дня прошло, кое-что устарело. У тебя курить есть?

– Никак нет, товарищ капитан, некурящие мы.

– Опять невезуха! Со мной четверо раненых и медсестричка. Боеспособных никого. Я один кое-как передвигаться могу. Среди вас кто-нибудь машиной управлять может?

– В училище учили, но опыта нет.

– Все равно хорошо. Посмотри грузовик. Нас немцы обстреляли, шофера тяжело ранило. Как сюда он доехал – непонятно.

– Есть!

– Товарищ капитан! – вдруг сказал Игорь.

– Что, боец? Представься!

– Красноармеец Щедрин. Можно я помогу курсанту Прилучному? В машинах смыслю кое-что.

– Ну, коли смыслишь, попробуй.

Михаил с Игорем к грузовику подошли, осмотрели. В лобовом стекле пулевое отверстие, на левом борту кузова свежие пробоины, дерево не потемнело. Открыл левую половину капота. Вроде все цело.

– Уровень масла надо проверить, – негромко сказал Игорь. – И антифриза.

– Чего – анти?..

– А! – Игорь хлопнул себя ладонью по лбу. – Забыл совсем! Это ж в сто первом антифриз, а тут вода!..

И разъяснил, что занимался на шоферских курсах – были у них такие в университете для желающих. Специально для этого выделили несколько легковых машин, в частности ЗИС-101, авто класса «люкс», правда, уже подержанное, отъездившее года четыре. Так вот, там в систему охлаждения заливают не воду, а антифриз – специальную незамерзающую жидкость. Зимой не надо каждый день заливать-выливать, езди себе как фон-барон, только радиатор утепляй.

Михаил про такие волшебные незамерзайки слыхал, только сам не встречал никогда. Но чтобы студенческому автоклубу выделили ЗИС-101?..

– Ну! – с чувством сказал Игорь. – Все-таки мы главный вуз страны! Лицо нашего образования!.. А знание автодела никому не помешает.

– Так-то оно так… – пробормотал Михаил, чувствуя, что нечто в этом ерундовом разговоре его странно зацепило. Но долго морочиться было некогда.

Вдвоем они быстро проверили уровень масла и воду в радиаторе, все было в норме. Забрались в кабину, взглянули на приборы: их, собственно, было всего три – манометр масляный, амперметр и одометр (счетчик пройденных километров). Ни спидометра, ни указателя уровня бензина в баке.